«Моя бессмертная душа», – выдохнул я.
«Ваша душа, – с поклоном повторил мистер С., – хотя, думаю, определение, которое вы к ней присоединили, слишком лестное».
«Грабитель проклятый! – взорвался я. – Так вот как у вас заведено: заманиваете человека в ваш чертов дом и обираете до нитки!»
«Воздержимся от грубостей, не надо портить наше доброе согласие. И главное, вспомните: я просил вас подтвердить, что за стол вы садитесь по собственной воле».
«Это правда», – признал я и замолк.
«Ну-ну, не надо так огорчаться. Вы можете сохранить за собой все ваше имущество и благополучно отбыть восвояси. Нужно будет только поставить подпись, что для человека, учившегося в колледже, не составит труда, и дальше жить, как жили, до конца своих дней. И позвольте вам сказать, мистер Данкен Стюарт, я иду на большую уступку, соглашаясь приравнять вашу жалкую душонку к пятидесяти овцам. Не многие оценили бы ее столь высоко».
«Может, и так, – кивнул я печально, – но другой у меня нет. Неужели непонятно: если я ее отдам, у меня уже не будет возможности исправиться. А такой спутник на всю вечность, как вы, меня вряд ли устроит».
«Ну что ж вы так неучтивы, а я уже собирался сказать, что вечер, проведенный с вами, был весьма приятен».
Убитый горем, я откинулся на спинку стула. Мне предстояло выйти из этого дома бедным как церковная мышь и начать новую жизнь, не имея за душой почти ничего, кроме носильного платья. Меня одолевало искушение подмахнуть бумажонку и покончить на этом, но что-то мешало мне так поступить. Наконец я ответил:
«Хорошо, решено. Забирайте овец, хоть мне и тяжело с ними расстаться, и я буду надеяться, что никогда в жизни больше не увижу этот дом».
«А я, напротив, надеюсь, нам еще доведется приятно пообщаться, – отозвался собеседник. – И поскольку вы щедро заплатили за мое гостеприимство, воспользуйтесь им до конца. Наливайте себе, не стесняйтесь».
Задержав на нем взгляд, я ответил:
«Слава у вас дурная и дурное ремесло, но сами по себе вы неплохи и, знаете, мне даже нравитесь».
«Премного вам признателен за такую рекомендацию, – кивнул он, – она мне пригодится».
И вот я налил себе стакан, мы приступили, и второй такой пирушки я не припомню за всю свою жизнь. Мы были не пьяные, нам просто было очень хорошо и весело. Какие мы рассказывали истории и шутили шутки, я сказать не могу, но тот вечер не идет у меня из памяти. А когда я начал клевать носом, меня отвели в распрекрасную спальню, всю в картинах и зеркалах, уложили на тончайшее белье и накрыли шелковым покрывалом. Я пожелал мистеру С. спокойной ночи и уснул, едва донеся голову до подушки.
Проснулся я на рассвете, в заиндевевшем от утреннего сентябрьского морозца платье. Я лежал среди зеленых холмов, поблизости не было ничего, кроме поросших вереском склонов, только кричали кроншнепы и с бешеным воем носились вокруг меня мои две собаки.
Уильям Фрайер Харви
Часы
Мне понравилось твое описание жителей пансиона. Ясно представляю себе зловещую мисс Корнелиус с накладкой из волос и бренчащими браслетами. Неудивительно, что ты перепугалась той ночью, увидев, как она спящей шла по коридору. Но, в конце концов, почему бы ей не бродить во сне? Что до воскресного перемещения мебели в комнате для отдыха, то, видимо, эту местность иногда потряхивает, хотя вряд ли резонно объяснять землетрясением звон небольшого ручного колокольчика на каминной полке. Это равносильно тому, как если бы наша горничная (опять-таки новая!), когда мы вчера обнаружили разбитый чайник, обвинила бы в этом бродячего слона. Ты по крайней мере избавлена в Италии от вечной проблемы с горничными.
Да, моя дорогая, я верю тебе безоговорочно. Мне ничего подобного переживать не приходилось, но упоминание мисс Корнелиус привело мне на ум похожий случай, произошедший примерно двадцать лет назад, вскоре после того, как я закончила школу. Я гостила у моей тетушки в Хэмпстеде[132]. Полагаю, ты ее помнишь, а если нет, то наверняка помнишь ее пуделя Месье, которого она заставляла проделывать такие умилительные трюки. Там присутствовала еще одна гостья, с которой я прежде не была знакома, – некая миссис Калеб. Она жила в Льюисе[133] и пробыла у моей тетушки почти полмесяца, приходя в себя после череды домашних неурядиц, завершившихся тем, что в течение часа ее покинули две служанки – по словам миссис Калеб, без малейшей причины, в чем я усомнилась. Служанок этих я никогда не видела, зато видела миссис Калеб и, честно говоря, ее невзлюбила. Она произвела на меня то же самое впечатление, какое, думаю, мисс Корнелиус произвела на тебя: чудаковатая и непонятная; не то чтобы хитрит, но, я бы сказала, скрытничает. В глубине души я чувствовала, что тоже ей не нравлюсь.
Дело было летом. Джоан Дентон (ты ее помнишь – ее мужа убили на Галлиполи[134]) пригласила меня провести у нее денек. Ее родственники снимали небольшой коттедж милях в трех от Льюиса. Мы договорились о дате. Погода была на диво хороша, и я собиралась покинуть душный дом в Хэмпстеде до того, как поднимутся пожилые дамы. Однако миссис Калеб застигла меня в холле, когда я была уже у дверей.
– Мне хотелось бы знать, – начала она, – могу ли я рассчитывать на небольшую любезность с вашей стороны. Если у вас в Льюисе окажется минутка свободного времени – в ином случае не нужно, – не будете ли вы так добры заглянуть ко мне домой? В поспешных сборах я забыла захватить с собой дорожные часики. Если они не в гостиной, то, скорее всего, у меня в спальне или же в комнате одной из служанок. Помню, что отдала их на время кухарке, которой трудно рано вставать, и не могу вспомнить, вернула ли она их мне. Надеюсь, я не слишком вас затрудняю? Дом заперт уже двенадцать дней, но там все в полном порядке. Вот ключи: большой – от садовой калитки, маленький – от входной двери.
Мне оставалось только согласиться, и миссис Калеб начала объяснять, как найти Эш-Гроув-хаус.
– Вы почувствуете себя настоящей взломщицей, – добавила она. – Но, право, если только у вас выпадет свободная минутка.
Признаться, я была рада любой возможности скоротать время. Ночью бедняжка Джоан внезапно заболела (у нее заподозрили аппендицит), и, хотя ее родичи относились ко мне очень радушно и упрашивали остаться на ланч, я понимала, что буду только путаться под ногами, поэтому поручение миссис Калеб послужило мне оправданием для раннего ухода.
Эш-Гроув я отыскала без труда. Этот средней величины дом из красного кирпича стоял в обнесенном высокой стеной саду, граничившем с узким переулком. От калитки к парадной двери вела выложенная плиткой дорожка, перед входом рос не ясень, как можно было ожидать, а араукария, которая непомерно затеняла комнаты. Боковая дверь, как я и ожидала, была заперта. Столовая и гостиная примыкали к холлу с разных сторон, и, поскольку окна и там и там были закрыты ставнями, я оставила дверь холла открытой, а потом в полумраке торопливо поискала взглядом часы, которые, судя по словам миссис Калеб, вряд ли могли находиться в нижних комнатах. Часов ни на столе, ни на каминной полке не оказалось. Прочая мебель была тщательно укутана от пыли белыми чехлами. Тогда я поднялась наверх, но до этого затворила входную дверь. Я и в самом деле чувствовала себя кем-то вроде взломщика и подумала, что, если кто-то случайно увидит входную дверь распахнутой, мне будет трудно объяснить, что я здесь делаю. К счастью, окна наверху не были закрыты ставнями. Я поспешно обыскала главные спальни. В них царил образцовый порядок, все было на своих местах, но часов миссис Калеб нигде не обнаружилось. Впечатление от дома (ты ведь знаешь, что каждое жилище обладает своей неповторимой индивидуальностью) не назовешь ни приятным, ни неприятным, но внутри было очень душно из-за отсутствия свежего воздуха, а еще, как показалось, из-за портьер, стеганых одеял и салфеточек на мебели. Коридор, куда выходили спальни, сообщался с малым крылом, располагавшимся, видимо, в более старой части дома, где находились чулан и спальня служанок. За последней дверью, которую я отперла (надо сказать, что двери всех комнат были заперты, и, заглянув в них, я запирала их снова), отыскался искомый предмет. Дорожные часы миссис Калеб весело тикали на каминной полке.
Так показалось мне поначалу, а потом до меня дошло: что-то здесь не так. Часы никак не должны были тикать. Дом стоял запертым в течение двенадцати дней. Никто не приходил, чтобы его проветрить или разжечь огонь. Мне вспомнилось, как миссис Калеб говорила тетушке, что, если оставить ключи кому-то из соседей, неизвестно, в чьи руки они попадут. И тем не менее часы действительно шли. Я подумала, что, может быть, механизм привела в движение случайная вибрация, и вынула свои часы, чтобы сверить время. Стрелки показывали без пяти минут час. Часы на каминной полке – час без четырех минут. Сама не зная почему, я затворила дверь на лестничную площадку, заперла ее на ключ и снова оглядела комнату. В ней царил образцовый порядок. Единственное, что могло привлечь внимание, – едва заметная вмятина на подушке и на постели, однако матрас был пуховый, а тебе известно, как трудно такой матрас полностью разгладить. Излишне добавлять, что я поспешно заглянула под кровать (помнишь твоего мнимого грабителя в шестом номере Святой Урсулы?), потом, уже преодолевая внутреннее сопротивление, распахнула дверцы двух чудовищно вместительных шкафов – оба, к счастью, оказались пустыми, если не считать какого-то текста в рамочке, обращенного к стенке. К этому времени я перепугалась по-настоящему. Часы продолжали тикать. Меня охватило ужасное предчувствие, что вот-вот зазвонит будильник, и мысль о том, что я одна в пустом доме, едва не свела меня с ума. И все же я попыталась взять себя в руки. В конце концов, эти часы могли быть с двухнедельным заводом. Если так, то завод вот-вот кончится. Можно было приблизительно определить, как давно взводили пружину. Я не решалась это проверить, но неопределенность была хуже всего. Вынув часы из футляра, я стала их заводить. Не успела я дважды повернуть винтик, как дошла до упора. Завод не был на исходе: стрелки начали движение, вероятно, всего час-другой тому назад. Холодея и обмирая, я шагнула к окну, распахнула раму и впустила в комнату свежий животворный воздух из сада. Теперь я знала, что дом этот странный, до жути странный. Неужели в нем кто-то живет? А если он и сейчас здесь? Мне казалось, что я обошла все комнаты, но так ли это? Я только приотворила дверь в ванной и, конечно же, не открывала никаких шкафов, кроме как в спальне. Заставить себя пройти по коридору и спуститься в сумрачный холл, ощущая, что сзади крадется незнамо кто, я не могла. Пока я стояла у открытого окна и раздумывала, что делать, до меня донесся легкий шорох. Поначалу очень тихий, он слышался