откуда-то с лестницы. Звук был необычный, словно бы это не человек взбирался, а (ты рассмеешься, если получила это письмо с утренней почтой) прыгала со ступеньки на ступеньку очень большая птица. На лестничной площадке шорох прекратился. Потом кто-то начал царапать дверь одной из спален, как будто кто-то скреб мизинцем полированное дерево. Что бы это ни было, оно медленно двинулось по коридору, на ходу царапаясь в каждую дверь. Дольше я терпеть не смогла. В мозгу возникла кошмарная картина: запертые двери распахиваются. Я схватила часы, завернула в свой макинтош и выкинула сверток из окна на клумбу. Потом ухитрилась вылезти через окно и, уцепившись за подоконник, «совершила успешный прыжок с высоты двенадцати футов» (как сказали бы журналисты). А ведь мы так бранили гимнастические занятия в Святой Урсуле! Подобрав макинтош, я ринулась к входной двери и заперла ее. И только тогда я смогла перевести дух, но в безопасности почувствовала себя, лишь оказавшись по другую сторону садовой калитки.
И вдруг я вспомнила, что окно спальни осталось открытым. Что же делать? В одиночку я в дом не вернусь, хоть тащи меня на аркане. Я решила пойти в полицейский участок и выложить там всю правду. Меня, конечно, высмеют, и рассказ о поручении миссис Калеб вряд ли их убедит. Я уже побрела по переулку в сторону города, но случайно оглянулась на дом. Окно, о котором я забыла, было закрыто.
Нет, дорогая, я не увидела за ним лица или какой-то жути вроде… Конечно же, окно могло закрыться само собой. Это было обыкновенное окно с подъемной рамой, а они, как тебе известно, то и дело опускаются под действием собственного веса.
И что дальше? Да, собственно, рассказывать больше нечего. Мне даже не довелось увидеться с миссис Калеб. Когда я вернулась, тетушка сообщила мне, что перед ланчем с миссис Калеб приключилось что-то вроде обморока и ей пришлось лечь в постель. На следующее утро я отправилась в Корнуолл к маме и детям. Мне казалось, что этот случай начисто изгладился из моей памяти, но, когда три года спустя дядюшка Чарльз предложил подарить мне на совершеннолетие дорожные часы, я сдуру выбрала другой подарок – собрание сочинений Томаса Карлейля[135].
Мисс Корнелиус
Эндрю Саксон был старшим наставником по науке в школе Корнфорд. Корнфорд – это новая школа, реконструированная на старой основе. Именно туда, если позволяют средства (далеко не всем), отправляют своих отпрысков инспекторы его величества[136] – в особенности, если отпрыски питают склонность к науке. Многие родители полагали, что Эндрю должен быть директором, однако сам он вполне осознавал меру своих возможностей. В том, что он обладал скорее педагогической жилкой, нежели административной, и не столько обучал воспитанников, сколько стимулировал их научные интересы, самым блестящим образом убеждает книга Саксона и Батлера «Введение в принципы органической химии».
Ученики звали его Англосаксоном или Стариной Альфредом[137] и относились к нему с любовью и почтением, тем большими еще и потому, что он первоклассно стрелял из винтовки и однажды был претендентом на королевский приз в Бисли[138].
Саксон никогда не проявлял особого интереса к психическим исследованиям, однако, когда его друг Клинтон, управляющий банком Восточных графств, предложил ему сообща расследовать происходящее в Мидоуфилд-Террас, он не стал отказываться. В этом доме жили Парк – кассир банка, миссис Парк с двумя детьми, кухарка, служившая в семействе уже пять лет, не слишком сообразительная шестнадцатилетняя девица, которая выполняла обязанности няни и горничной, а также мисс Корнелиус. Саксону доводилось видеть мисс Корнелиус – пожилую даму, обитавшую в очень привлекательном домике невдалеке от дома викария. Клинтон сообщил, что ее жилище капитально переделывается и, пока там работают плотники и маляры, мисс Корнелиус выразила желание поселиться у Парков, которые были всегда рады принять гостей за плату.
На протяжении трех недель там происходили манифестации духов. Явственно слышались то постукивания, то грохот, словно падал тяжелый груз; необъяснимым образом передвигались столы и прочая мебель; двери таинственно запирались и вновь отпирались; но, вероятно, самым необычным было то, что по дому сами собой летали различные предметы – от шахматных фигур и граммофонных иголок до кусков угля и металлических подсвечников.
– Если повезет, меня, похоже, ожидает интересный вечер, – сказал Саксон жене. – Рискну предположить, что тут так или иначе замешана служанка.
Вечер в самом деле оказался интересным. В гостиной Мидоуфилд-Террас Клинтон представил гостя Парку, миссис Парк и мисс Корнелиус. По его просьбе Парк описал происшествия последних трех недель, а жена Парка и мисс Корнелиус время от времени что-то добавляли или уточняли. Рассказ велся прямо и откровенно – и к тому же без малейшей истерической нотки с чьей бы то ни было стороны, что произвело на Саксона выгодное впечатление. Все трое были явно обеспокоены происходящим, миссис Парк выглядела утомленной и озабоченной, однако ни она, ни мисс Корнелиус не утратили чувства юмора.
– Прежде чем двигаться дальше, давайте кое о чем договоримся, – начал Саксон. – О манифестациях полтергейста я знаю не много. У меня широкий взгляд на этот предмет, но мы не должны искать аномальную (не говорю – «сверхъестественную») подоплеку до тех пор, пока не исключим возможность сознательного или непреднамеренного обмана. Но и помимо обмана наблюдаемые явления могут быть так или иначе связаны с человеческим вмешательством. Нам следует смотреть друг за другом, более того – подозревать друг друга. Чтобы отмести все сомнения. Так ведь, миссис Парк?
Все согласились.
– А как насчет служанок? – спросил Клинтон.
Со служанками все уладилось. У горничной был выходной, а кухарку отпустили провести вечер с подругой.
Мисс Корнелиус предложила запереть обе двери и отрядить двоих из компании, чтобы те тщательно обыскали все помещения и убедились, что там никто не прячется.
– Ступайте-ка лучше вы с мистером Клинтоном, – нервно усмехнулась миссис Парк. – Обнаружить кого-то у себя под кроватью – это, по мне, самое страшное.
Пока Клинтон с мисс Корнелиус обходили дом, остальные сидели в гостиной. Саксон поглядел на часы.
– Половина девятого.
– Примерно в это время и начинается оживление, – заметил Парк. – Чу! Стук уже слышен.
Сомнений не было: раздался приглушенный стук, напоминавший удары молотка по резине, но откуда он шел – от стен или от потолка, мы не могли определить. Его невозможно было спутать с шагами Клинтона и мисс Корнелиус, которые слышались этажом выше. Чуть позже эти двое стали, беседуя, спускаться по лестнице. Затем последовал грохот, и мисс Корнелиус крикнула: «Что это?» Парк с Саксоном выбежали в холл. У подножия лестницы лежала игрушечная деревянная лошадка со сломанной шеей; по словам Клинтона, прежде он видел ее на лестничной площадке перед дверью детской. Вечерняя программа началась.
Она была богата и разнообразна, события следовали сплошной чередой, свидетели ждали их напряженно, чуть ли не с азартом, гадая, что произойдет на сей раз. Саксон и Клинтон, заранее договорившиеся, что будут делать заметки, вовсю строчили. Незадолго до половины десятого наступило затишье.
– В это время они обычно успокаиваются, – с принужденным смешком объявил Парк. – Мейзи, как насчет кофе?
– Вы не будете против, если мы с мистером Клинтоном бегло просмотрим в столовой наши заметки? – спросил Саксон. – Думаю, мы не задержим вас надолго.
Они вышли в соседнюю комнату, и Клинтон с удивлением увидел, что его товарищ поворачивает в замке ключ.
– Ну, что скажешь? – спросил управляющий банком. – Признаюсь, я в замешательстве.
Саксон немного помолчал, а потом раздраженным тоном бросил:
– В недобрый час, Клинтон, ты позвал меня сюда. Мы угодили в дьявольскую заваруху, и нам ничего не остается, как прийти к какому-то решению.
– Боюсь, я не совсем тебя понимаю.
– Задам прямой вопрос. Подозреваешь ли ты чье-либо участие в том, что мы наблюдали сегодня вечером?
Клинтон выглядел озабоченным и ничего не ответил.
– Парк? – продолжал Саксон. – Ты его подозреваешь?
– Нет, о нет!
– Миссис Парк?
– Нет, конечно же нет!
– Тогда мисс Корнелиус?
– Не думаю. Нет.
– Ты так не думаешь, а вот я думаю. Заметь: три четверти загадок, с которыми я столкнулся, я пока не могу объяснить. К примеру, с какой стати раскачиваться креслу-качалке? Я тщетно искал черную нитку, выискивал даже волос. С другой стороны, что касается куска угля, я почти уверен, что он был брошен рукой мисс Корнелиус. Всего лишь за минуту до этого она стояла возле угольного ящика. Если ты заметил, она постоянно трогала всякие мелочи на столе и на каминной полке. Ее руки не знали покоя; казалось, у нее зуд в пальцах и она постоянно себя сдерживает, чтобы не дать им воли. Я видел своими глазами – и готов в этом поклясться! – как она подбросила перо, которое застряло в потолке. Все это очень подозрительно. Весьма необычно, если не сказать больше, обнаруживать перья на каминной полке. Одно, как видишь, находится в этой комнате, а припасла его здесь, я думаю, мисс Корнелиус в ожидании подходящего момента. В том случае, о котором я говорю, она, держа перо за спиной, ловко подбросила его большим пальцем. Думаю, что, немного попрактиковавшись, я и сам научился бы это делать.
Саксон взял с каминной полки перо и воспроизвел описанное выше движение.
– Вот! – торжествующе воскликнул он. – Я говорил тебе, что это легко. Перо воткнулось в диванную подушку вместо потолка, куда я целился, но ты должен признать, что руку я держал за спиной всего лишь долю секунды. Почему ты выказал неуверенность, когда я упомянул имя мисс Корнелиус, в то время как решительно отметал всякие подозрения относительно Парков?