о кабинете пришли в беспорядок. Однажды утром джемпер, который вязала Молли, оказался в ящике с углем, распущенный, а шерстяные нитки затейливо опутывали ножки столов и стульев. Оба супруга ничего не могли понять.
– Похоже, – сказала Молли с натянутым смешком, – привидения стараются убедить нас, будто мы вынесли слишком поспешное суждение о мисс Корнелиус.
– Не говори глупостей, дорогая, – буркнул Саксон. – Гораздо более вероятно, что эта женщина добралась до служанок. Мой совет – держаться настороже и никому ни слова не говорить.
Но внутренне Саксон был сильно встревожен. В вопросе о сверхъестественном он старался придерживаться непредвзятых позиций, однако этот крайне неприятный холодок сомнения застал его врасплох. Не желая себе в этом сознаваться, он все чаще замечал, что думает о мисс Корнелиус и о выплеснутой ею неприкрытой ненависти. Что, если она?.. Но, конечно же, должно существовать естественное объяснение. Так день тянулся за днем.
Было воскресное утро. Они закончили завтракать, и Саксон, поднявшись из-за стола, выглянул в окно, как вдруг, резко обернувшись, увидел, что его жена держится за ручку хлебного ножа. В следующее мгновение нож пролетел по воздуху и опрокинул вазу с каминной полки.
– Эндрю! – вскричала миссис Саксон. – Откуда это? О нет, я не выдержу! Разве ты не понимаешь, что меня могло ранить? Не надо. Не надо!
Саксон ринулся к жене и обнял ее.
– Молли, дорогая, все хорошо. Не надо волноваться. Мы должны взять себя в руки и держать нервы в узде. Пойдем в сад. Там будет удобней поговорить.
Он едва отдавал себе отчет в своих словах, сердце его разрывалось от жалости. Он жаждал естественного объяснения, но и предположить не мог, что оно окажется столь ужасным. Теперь ему было все ясно. Он слишком четко описал случившееся тем вечером в доме Парков. Очевидно, Молли слишком захватил рассказ об аномальных свойствах мисс Корнелиус и ее саму бессознательно потянуло к низменному обману и трюкачеству – причудам, которые обернулись ужасом. Эти мысли теснились у него на периферии сознания, пока он пытался успокоить жену.
– Мы оба слишком много думали об этом, – проговорил он. – Предлагаю нарушить привычную рутину этой недели и заняться чем-то новеньким. Пусть у нас будут ланчи на природе.
– Если старина Альфред заговорил о пикниках, значит дела принимают более чем серьезный оборот, – холодно улыбнулась Молли.
– Вряд ли, если мы способны над ними посмеяться. Станем устраивать пикники, какие ты только захочешь: в прохладном лесу на сырых камнях. Угощаться сэндвичами с сардинами. И каждый день будем приглашать гостей к чаю или на ужин. И я схожу с тобой в кино.
Молли поцеловала мужа со словами:
– Считаю твои предложения очень разумными. А теперь послушай мои. Думаю, мы были не правы, умалчивая о случившемся. Мы слишком замкнулись в себе. Надо, чтобы каждый выбрал, кому он доверится. И поскольку ты, со своей ученостью, привык всех дичиться, позволь я сама назначу тебе отца-исповедника.
– Только не мисс Корнелиус и не священников.
– Да нет, это доктор Латтрелл. Завтра я позову его на чай. Он ведь тебе нравится, и хотя в последнее время мы с ним редко виделись, я никогда не забуду, с какой добротой он отнесся к нам той зимой два года назад.
– Хорошо, – не сразу ответил Саксон, – согласен. А теперь о твоем конфиданте. Исключим викария и, уж конечно, миссис Сондерсон. А, придумал! Именно то, что нужно, и мы одним выстрелом убьем двух зайцев. Твоя кузина Элис. Напиши, пусть она погостит у нас несколько дней. Она сама вызывалась нас навестить.
Лицо Молли прояснилось.
– Думаю, она приедет. Я знаю, ты не любишь миссионеров, но она медицинский миссионер. Надеюсь, вы хорошо поладите. Напишу ей сегодня же.
Слушая жену и улавливая в ее голосе прежние веселые нотки, Саксон задался вопросом, не подвело ли его зрение. Вот бы поверить, что чувства его обманули! Внушить себе, что у него что-то не так с глазами! Если приедет Латтрелл, надо бы попросить, пусть проверит ему зрение.
Молли не откладывая отправила доктору записку. Он явился на следующий день немного позже ожидаемого. Саксон работал в лаборатории и, когда вернулся в дом, застал Молли и Латтрелла за беседой в гостиной. После чаепития (впоследствии он вспоминал несколько наигранное оживление жены) Эндрю предложил доктору пройти в его рабочий кабинет, чтобы спокойно побеседовать и покурить.
– Тогда я зайду за вами через полчаса, – сказала Молли. – Доктор Латтрелл обещал перед уходом дать мне совет, что делать с альпинарием[140].
За эти тридцать минут Эндрю успел выложить многое. Латтрелл оказался внимательным слушателем и только изредка прерывал его каким-нибудь вопросом. Еще он проверил глаза Саксона.
– Если вы полностью забракуете мое зрение, если скажете, что мне нельзя полагаться на свои глаза, одному Богу известно, доктор, какой невыносимо тяжелый камень свалится с моей души.
– Собственно, – сказал Латтрелл, закончив осмотр, – зрение у вас не совсем в норме.
– Тогда как вы объясните все это ужасное происшествие? Вы услышали голые, неприукрашенные факты и знаете, что я не склонен к фантазиям или преувеличениям. Мое дело – научные наблюдения, и в них я поднаторел.
Латтрелл задумчиво потер длинным указательным пальцем свою впалую щеку.
– Из вашего рассказа возникают два вопроса. Первый: что я обо всем этом думаю? Пока что не могу ответить, поскольку, к сожалению, сам не наблюдал описанные вами феномены. Второй и более важный вопрос непосредственно относится к настоящему моменту и к миссис Саксон. Вы с полным основанием за нее тревожитесь. Думаю, вам следует иметь в доме кого-то, кому можно доверять. Не сиделку, пока я этого вам не предлагаю, но жизнерадостную компаньонку.
Саксон рассказал о приглашении, отправленном мисс Хордерн, медицинской миссионерке, родственнице его жены.
– Превосходно! – заключил доктор. – Именно та личность, которая требуется вам в данном затруднении. Когда она прибудет, мне бы очень хотелось с ней побеседовать.
Разговор прервала миссис Саксон, которая напомнила Латтреллу, что он должен перед уходом посмотреть ее сад.
– А как насчет новой пристройки к моей лаборатории? – спросил Эндрю. – Вернемся этим путем. Осмотр займет всего лишь несколько минут.
Минуты, впрочем, растянулись надолго; Эндрю распространялся о достоинствах нового оборудования, в порыве энтузиазма почти забыв о нависшей над ним темной туче. Когда он увлеченно объяснял Латтреллу устройство какого-то довольно замысловатого аппарата, оба вздрогнули, заслышав глухой удар и звон разбитого стекла.
– Страшно сожалею, дорогой друг, – сказал Латтрелл, – это непростительная неловкость с моей стороны. Поворачиваясь, я нечаянно столкнул бутыль со стола.
– Ричард, – необычно твердым голосом позвал Саксон, – брось немедленно работу и наведи здесь порядок. Разбилась бутыль с купоросом. Молли, дорогая, ступай вперед. Мы присоединимся к тебе через минуту. Я хочу убедиться, что парень знает, что делать… Латтрелл, – обратился Саксон к доктору, когда они остались одни. – Вы солгали, как джентльмен. Но столкнула эту бутыль Молли. Вы не могли этого видеть со своего места, но я видел. Бутыль упала вон оттуда. – Саксон указал на стеллаж у дальнего конца стола, возле которого они стояли, где зияла пустота. – Мы должны вытащить Молли, Латтрелл; вы должны ее вытащить, иначе я и сам рехнусь.
– Дело куда более серьезное, чем я полагал, – сказал доктор. – А нельзя ли на несколько дней отправить ее к матери?
– Да, но та живет близ центра города; добрая, хлопотливая, однако совсем не из тех людей, на кого можно положиться в критической ситуации.
– Не страшно. Это ее мать. Вашей жене нужно уехать сегодня же вечером. Заверяю самым серьезным образом, что вдали от этого места с ней будет все хорошо. Не могу сейчас объяснить, но абсолютно в этом уверен. Пусть немедленно упакует чемодан, я провожу ее до станции на поезд, отходящий в шесть двадцать. Нет, на вашем месте я бы с ней не поехал. Это ее только растревожит. Напишите телеграмму матери миссис Саксон, и я отправлю ее на обратном пути, так как намерен сюда вернуться. Принесу вам сильное снотворное. Вам выпало слишком много переживаний. Предоставьте мне устроить дела миссис Саксон и помните: она вернется, как только приедет эта миссионерка, ее подруга.
– Латтрелл, вы настоящий друг! – взволнованно произнес Саксон, – просто не знаю, как…
– Оставьте, дружище, будь я на вашем месте, вы сделали бы для меня то же самое. Это все в порядке вещей. Предоставьте все миссис Саксон и мне.
Саксон улегся в постель с чувством облегчения. Решения были приняты мудрые, и он понимал, что происходящее находится под контролем человека, на которого он может полностью положиться. Он выпил снотворное, и вскоре благодатный туман забвения поглотил все воспоминания этого непростого дня.
Миссис Саксон отсутствовала около недели. Она писала почти ежедневно длинные веселые письма, отвечая на которые Эндрю с трудом попадал в нужный тон. Дневные часы он проводил в лаборатории, пытаясь забыться работой над завершением давно отложенного исследования. Однако по вечерам ему не удавалось сосредоточиться, он часами бродил по саду в надежде, что, утомив тело, расположит к отдыху и разум. Он с ужасом вспоминал тот роковой вечер. О, если бы он никогда не встретил мисс Корнелиус, не пересек ее путь! Он не виделся с ней со времени ее визита к Паркам, но однажды после полудня она явилась в его отсутствие и оставила визитную карточку. Мысль о приятельстве между мисс Корнелиус и Молли внушала ему омерзение, но, не желая пойти на риск открытого разрыва, он ограничился сухой запиской, в которой сообщил, что жена его в отъезде, а точная дата ее возвращения пока неизвестна.
Единственное, что он после долгих раздумий предпринял в отсутствие Молли, – это отправил Бествику, своему знакомому по Оксфорду, который был теперь первым заместителем главврача в приюте для душевнобольных в Рэддлбарне, письмо с вопросом, следует ли, по его мнению, подвергнуть Молли психоанализу. В ответном письме (Саксон запер его в ящике письменного стола) Бествик спрашивал о дальнейших подробностях и предлагал связаться с их врачом, практиковавшим частным образом.