– Но зарешеченные глаза? Я сам их видел! – воскликнул молодой человек.
– Ресницы тоже растут. Вы следите за моей мыслью?
– Полагаю, у вас есть в связи с этим какая-то теория, – заметил Тьерри. – И наверняка прелюбопытная.
– По-видимому, сэр Джилберт, одержимый страхом смерти, сумел вывести диковинную древнюю формулу, благодаря которой все низменное в организме уничтожается, однако более возвышенные его составляющие продолжают удерживать дух, и таким образом тело избегает полного разложения. А тогда подлинную смерть можно отсрочить на неопределенное время. Такое духовное тело не подвержено обычным переменам, связанным со временем и превратностями судьбы, и может оставаться в некотором смысле живым практически вечно.
– Какая неординарная мысль, мой дорогой друг, – заметил Тьерри. – Но почему же сэр Джилберт теперь обитает в усадьбе, причем только в одной комнате?
– Склонность духов возвращаться туда, где протекала их телесная жизнь, можно сказать, универсальна. Однако причину такой привязанности к определенной среде мы пока не знаем.
– Но как же ощущение давления, напор неведомого вещества, которое все мы почувствовали? Этого вы точно не сумеете объяснить, – уперся Тьерри.
– Полностью, как мне бы хотелось, – пожалуй, нет. Однако способность расширяться и сжиматься, выходящая далеко за пределы нашего понимания, – известное свойство одухотворенной субстанции.
– Погодите секундочку, мой дорогой месье Флаксман, – послышался через некоторое время голос Тьерри. – Все это и в самом деле очень умно и изобретательно и вызывает искреннее восхищение как гипотеза, но доказательство? Доказательство – вот что нам теперь требуется.
Флаксман Лоу прямо взглянул на полных скептицизма собеседников.
– Это волосы сэра Джилберта Блэкбертона, – проговорил он медленно. – А это ноготь с мизинца его левой руки. Проверить мои утверждения вы можете, открыв гроб.
Сэр Джордж, который до этого нервно расхаживал по комнате, подошел поближе.
– Происходящее в доме мне не нравится, мистер Лоу, скажу откровенно. Совсем не нравится. У меня нет никаких возражений против того, чтобы вскрыть могилу, однако подтверждение этой вашей малоприятной теории заботит меня в последнюю очередь. Желание у меня лишь одно – избавиться от этой потусторонней силы в своем доме, какой бы она ни была.
– Если я прав, – отвечал Лоу, – вскрытие гроба и краткое воздействие яркого солнечного света на останки освободит вас от этой силы навсегда.
Рано утром, когда лужайки Янда залило теплое летнее солнце, трое наших героев перенесли гроб из склепа на уединенную прогалину среди кустов, где и подняли крышку, не опасаясь посторонних глаз.
Труп в гробу был очень похож на Джилберта Блэкбертона, однако до глаз зарос длинными жесткими волосами и бородой. Спутанные ресницы обрамляли впалые щеки, а ногти на костлявых руках были скрученные, как штопоры. Лоу нагнулся и осторожно приподнял левую руку трупа.
Ногтя на мизинце не было!
Два часа спустя они вернулись и посмотрели снова. За это время солнце сделало свое дело – не осталось ничего, кроме голого скелета и нескольких полуистлевших лоскутов ткани.
С тех пор о призраке из Янд-мэнор больше не слышали. Прощаясь с Флаксманом Лоу, Тьерри сказал:
– Со временем, мой дорогой месье Флаксман, вы прибавите к имеющимся у нас наукам новую дисциплину. Ваши факты обоснованы так надежно, что это совершенно обезоруживает меня.
Мэри Элеонор Уилкинс Фримен
Юго-западная комната
Перевод В. Полищук
– Сегодня приедет учительница из Эктона, – объявила старшая из сестер Джилл, София.
– Верно, – согласилась младшая, Аманда.
– Я решила отвести ей юго-западную комнату, – сообщила София.
Аманда посмотрела на сестру, и в лице ее смешались сомнение и ужас.
– Полагаю, она… – нерешительно начала Аманда.
– Она что? – резко переспросила София; она была решительнее сестры.
Обе были невысокого роста и полными, но София – коренастой, а Аманда – дряблой. День выдался жаркий, и Аманда надела мешковатое муслиновое платье, София же никаких послаблений себе не позволила, и под накрахмаленным батистом ее пышный стан был затянут в корсет.
– Мне кажется, она будет против того, чтобы спать в этой комнате, ведь тетя Харриет умерла там совсем недавно, – запинаясь, пробормотала Аманда.
– Пф! Что за чепуха! – воскликнула София. – Если ты намерена в этом доме выбирать для постояльцев комнаты, где никто не умер, забот не оберешься. У дедушки Экли было семеро детей; насколько мне известно, четверо из них умерли здесь, не говоря о дедушке и бабушке. Помнится, прабабушка Экли, мать дедушки, тоже умерла здесь; и прадедушка Экли; и дедушкина незамужняя сестра, Фанни Экли. Сомневаюсь, что в этом доме найдется хоть одна комната или постель, где никто не отошел в мир иной.
– Что ж, наверное, глупо с моей стороны рассуждать об этом, а учительница пусть живет там, куда мы ее поселим, – ответила Аманда.
– Именно. Комната на северо-восточной стороне тесна и душновата, а эта дама тучная, и ей, скорее всего, будет там жарко. Она скопила денег и может позволить себе снимать жилье на лето, а если ей у нас все понравится, то, верно, и в будущем году приедет, – рассудила София. – Ну а теперь ступай-ка ты и проверь, не налетело ли пыли, с тех пор как там делали уборку, да отвори западные окна, чтобы было солнечно, а я займусь пирогом.
Аманда послушно отправилась в юго-западную комнату, а ее сестра тяжело протопала по лестнице, спускаясь в кухню.
– Вот что, расстели там постель, пока проветриваешь и прибираешь, а потом застели снова, – громко крикнула она.
– Да, сестрица, – вздрогнув, ответила Аманда.
Никто не знал, как эта дама преклонных лет с необузданным воображением ребенка страшилась войти в юго-западную комнату, и все же Аманда не сумела бы сказать, отчего так боится. Ей не раз приходилось бывать в комнатах, которые некогда занимали те, кого теперь уже нет на свете. В небольшом доме, где сестры жили, прежде чем приехать сюда, ее комната прежде принадлежала покойной матушке. Если Аманда и задумывалась об этом, то неизменно лишь с благоговением и почтением. Но страха никогда не испытывала. Совсем не то было сейчас. Стоило ей переступить порог, как стук собственного сердца гулко отдался у нее в ушах. Руки похолодели. Комната была весьма просторной. Из четырех окон два выходили на юг, два – на запад, и все были закрыты, как и ставни на них. Здесь царил зеленоватый полумрак, и в нем смутно вырисовывалась меблировка. Блик света приглушенно блеснул на золоченой раме какой-то едва различимой старинной гравюры на стене. Белое покрывало на постели напоминало чистую страницу.
Аманда пересекла комнату, затем с усилием, от которого нелегко пришлось ее слабым плечам и спине, отворила одно из западных окон и распахнула ставни. Теперь стало видно, что мебель в комнате обветшалая, старинная, но все еще не утратившая ценности. Из сумрака выступили предметы красного дерева; изголовье постели обито было ситцем с павлиньим узором. Такой же обивкой пестрело и большое мягкое кресло, где любила сиживать прежняя обитательница комнаты.
Дверца гардеробной была распахнута. Заметив это, Аманда удивилась. Внутри виднелось какое-то фиолетовое одеяние, висевшее на вешалке. Аманда подошла поближе и сняла вещь. Странно, что сестрица забыла это, когда прибирала в комнате. Одеяние оказалось не чем иным, как поношенным, свободного кроя платьем, некогда принадлежавшим покойной тетушке. Аманда взяла его и, с опаской оглядев темные глубины гардеробной, затворила дверцу. Гардеробная была просторной, и из нее так и пахло любистоком. Тетушка Харриетт имела привычку есть любисток и всегда носила его с собой в карманах. Не исключено, что и в карманах старого фиолетового платья, которое Аманда бросила на кресло, тоже притаился небольшой корень любистока.
Аманда вздрогнула, почувствовав этот запах, как будто увидев перед собой тетушку. В некотором смысле запах – это особое свойство того или иного человека. Запах способен пережить того, кому принадлежал, будто верная тень, и тогда он словно бы сохраняет в себе что-то от прежнего хозяина. Прибирая в комнате, Аманда все время ощущала настойчивый запах любистока. Раскрыв постель, как ей и велела сестра, Аманда затем стерла пыль с тяжелой мебели красного дерева. Приготовила на умывальнике и на комоде свежие полотенца, застелила постель. Ей подумалось, что надо забрать фиолетовое платье, отнести на чердак и спрятать в сундук, вместе с другими предметами из гардероба покойной; но фиолетового платья на кресле словно не бывало!
Аманда Джилл даже в собственных поступках уверена была не всегда. Она тотчас подумала, что, должно быть, ошиблась и вовсе не вынимала платье из гардеробной. Аманда взглянула на дверцу гардеробной, которую оставляла закрытой, и с удивлением увидела, что та отворена, – и Аманда засомневалась, точно ли она закрывала дверцу? Аманда заглянула в гардеробную в поисках фиолетового платья. Но его и тут не было!
Вся ослабев, Аманда отошла от гардеробной и вновь взглянула на тетушкино кресло. Фиолетового платья не было и там! Аманда лихорадочно оглядела комнату. Она опустилась на дрожащие колени и заглянула под кровать, затем выдвинула ящики комода, вновь осмотрела гардеробную. Наконец она остановилась посреди комнаты и заломила руки.
– Что ж такое? – потрясенно прошептала Аманда.
Она ведь собственными глазами видела фиолетовое платье покойной тетушки Харриет!
Есть некий предел, за которым всякий здравомыслящий человек перестает сомневаться в себе. Аманда Джилл достигла этого предела. Она твердо знала, что видела фиолетовое платье в гардеробной; знала, что сняла его и положила на кресло. Твердо знала она и то, что не выносила платье за порог комнаты. Аманду охватило такое чувство, будто она сходит с ума. Казалось, все законы и правила бытия перевернулись с ног на голову. Никогда еще, за всю ее незатейливую жизнь, не бывало такого, чтобы вещи пропадали с того м