Роман сложил свою часть газеты.
— Они с Бобби все время то ссорились, то мирились. То она в нем души не чает, то вдруг спускает его с лестницы.
— Спускает его с лестницы… — обращаясь к Шону, заметил Уайти. — Разве Бобби похож на парня, которого спускают с лестницы?
— Ни капельки, — сказал Шон.
— Ни капельки, — сказал и Уайти Роману.
Роман пожал плечами:
— Говорю что знаю. Вот и все.
— Справедливо. — Уайти записал что-то в блокнот. — Роман, что ты делал вчера вечером, выйдя из «Последней капли»?
— Мы были на вечеринке в мансарде у одного приятеля в центре города.
— А, вечеринка в мансарде, — сказал Уайти. — Всегда мечтал побывать на такой вечеринке. Богема: художники, натурщицы, все курят марихуану, слушают «рэп» и сетуют, что на мели. Кстати, Роман, кто эти «мы»? Ты и Элли Макбил из «Последней капли»?
— Я и Микаэла, — сказал Роман. — Микаэла Дейвенпорт, если вы записываете.
— О да, я записываю, — сказал Уайти. — Это твое настоящее имя, крошка?
— А?
— Микаэла Дейвенпорт — твое настоящее имя?
— Да. — Глаза манекенщицы вылупились еще больше. — А что такое?
— Твоя матушка мыльных опер насмотрелась в период беременности.
— Роман, — протянула Микаэла.
Роман предостерегающе поднял руку, зыркнув на Уайти.
— Я ведь просил говорить по делу и не впутывать ее! Разве не так?
— Ах, так ты обиделся, Роман! И корчишь из себя крутого парня! Ты этим пытаешься меня взять? Но я могу пригласить тебя проехаться с нами до выяснения твоего алиби. Такое вполне возможно. Чем ты, к примеру, планировал заняться завтра?
Роман моментально опомнился — он повел себя как обычный преступник. Шон не раз наблюдал такое: стоит полицейскому прикрикнуть на них, и они принимают вид загадочный и равнодушный, замыкаются в себе — полностью, лишь глядят на тебя, и кажется, даже дыхание замирает в них.
— Кто говорит об обидах, сержант, — сказал Роман потухшим голосом. — Я буду рад представить вам полный список гостей на вечеринке, тех, кто видел меня там. Да и бармен в «Последней капле», Тодд Лейн, подтвердит, что я покинул бар не раньше двух.
— Вот и молодец, — сказал Уайти. — Ну а как насчет твоего дружка Бобби? Где мы можем найти его?
Тут лицо Романа буквально расплылось в улыбке.
— Вас порадует это известие, ей-богу!
— Ты это о чем, Роман?
— Если вы подозреваете Бобби в причастности к гибели Кэтрин Маркус, вам будет крайне приятно это услышать.
Роман метнул свой волчий взгляд в сторону Шона, и тот почувствовал, что возбуждение, которое он испытывал с тех пор, как узнал от Ив Пиджен о Романе, гаснет.
— Ах, Бобби, Бобби! — вздохнул Роман и подмигнул своей девушке, прежде чем опять обернулся к Уайти и Шону. — Бобби замели еще в пятницу вечером. — Роман допил свой кофе со сливками. — Он, сержант, весь этот уик-энд провел в тюрьме. — И Роман погрозил им пальцем: — Что ж это, ребята, у вас оповещение так плохо налажено, а?
Минувший день безумно, до боли в костях, утомил Шона, однако позвонили полицейские, оставленные наблюдать за домом Брендана Харриса, и сообщили, что Брендан Харрис с матерью вернулись домой. К одиннадцати вечера Шон и Уайти уже сидели на кухне у Брендана и его матери Эстер, и Шон думал, какое счастье, что теперь люди перестали селиться в таких квартирах, похожих на декорации старых телесериалов, вроде «Медового месяца», и что видеть эти квартиры лучше в старом черно-белом телевизоре с тринадцатидюймовым экраном и мутным, с помехами изображением. Квартира была на одну сторону с входом посередине; дверь с лестничной площадки открывалась непосредственно в гостиную. Справа от гостиной была маленькая столовая, превращенная в спальню Эстер, с кладовкой, загроможденной ее туалетными принадлежностями — гребнями, щетками и всевозможной пудрой. Дальше за нею располагалась комната Брендана и его младшего брата Реймонда.
Слева от гостиной короткий коридорчик вел в старенькую ванную и дальше — в закоулок кухни, куда дневной свет проникал хорошо если минут на сорок пять в день, на закате. Кухня была выкрашена тускло-зеленой и грязно-желтой красками, и Шон, Уайти, Брендан и Эстер сидели за столиком с металлическими ножками, в котором на стыках не хватало шурупов. Стол был покрыт цветастой желто-зеленой клеенкой, продырявленной на углах и облупленной в центре.
Эстер хорошо вписывалась в эту обстановку. Она была маленькой и угловатой, а лет ей можно было дать с равным успехом как сорок, так и пятьдесят пять. От нее пахло хозяйственным мылом и сигаретами, а ее жесткие седовато-голубые волосы были того же цвета, что и голубые вены на руках и предплечьях. На ней была линялая розовая трикотажная кофточка навыпуск поверх джинсов и мохнатые черные шлепанцы. Она курила одну за другой сигареты «Парламент», слушая Уайти и Шона с таким видом, будто вопросы их — глупее не придумаешь, но деваться ей все равно некуда.
— Когда вы в последний раз видели Кейти Маркус? — спросил Брендана Уайти.
— Ее Бобби убил, да? — сказал Брендан.
— Это вы о Бобби О'Доннеле? — осведомился Уайти.
— Ага. — Брендан ковырял бумагу на столе. Казалось, он в шоке. Отвечает голосом ровным, бесцветным, но то и дело вдруг прерывисто вздыхает и кривится правой щекой, так, словно ему заехали в глаз.
— Почему вы так сказали? — спросил Шон.
— Она его боялась. Встречалась с ним раньше и всегда говорила, что, если он пронюхает про нас с ней, он убьет и ее и меня.
Шон покосился на мать, ожидая какой-нибудь реакции с ее стороны, но она лишь курила, выпуская струи дыма, уже окутавшие стол серым облаком.
— Похоже, у Бобби есть алиби, — сказал Уайти. — А вот как с этим обстоят дела у вас, Брендан?
— Я не убивал ее, — глухо проговорил Брендан Харрис. — Я на Кейти руки бы поднять не смог. Никогда.
— Ну и тогда я вновь вас спрашиваю, — сказал Уайти, — когда вы видели ее в последний раз?
— В пятницу вечером.
— В котором часу?
— Кажется, около восьми.
— Кажется, около восьми, Брендан, или в восемь?
Лицо Брендана исказилось тревогой, и искры ее долетали до Шона через стол. Брендан стиснул руки и качнулся на стуле.
— Да, в восемь. Мы немного послушали музыку с магнитофона. А потом… потом ей надо было уйти.
Уайти записал: «Магнитофон. 8 ч. Пятн.».
— Куда ей надо было уйти?
— Не знаю, — сказал Брендан.
Мать Брендана вдавила еще один окурок в кучу окурков в пепельнице на столе. При этом один из погашенных окурков опять ожил, и струя дыма из пепельницы шибанула прямо в ноздрю Шону. Эстер Харрис немедленно зажгла новую сигарету, и Шон представил себе ее легкие — узловатые и черные, как черное дерево.
— Сколько вам лет, Брендан?
— Девятнадцать.
— Школу скоро кончаете?
— Он кончил, — сказала Эстер.
— Я аттестат в прошлом году получил, — сказал Брендан.
— Итак, Брендан, — сказал Уайти, — вам совершенно неизвестно, куда отправилась Кейти в пятницу вечером, после того как оставила вас и ваш магнитофон?
— Нет, не известно, — сипло ответил Брендан, и глаза его стали краснее. — Она встречалась с Бобби, он сходил по ней с ума, а отец ее почему-то меня невзлюбил, так что нам приходилось вести себя тихо. Иногда она не говорила мне, куда идет, потому что могла собраться и на свидание с Бобби, как я думаю, чтобы опять попытаться втолковать ему, что между ними все кончено. Вообще не знаю. Но в тот вечер она сказала, что идет домой.
— Джимми Маркус вас невзлюбил, — сказал Шон. — Почему?
Брендан пожал плечами:
— Вот уж не знаю. Но он сказал Кейти, что не желает, чтоб она со мной встречалась.
— Что? — возмутилась мать. — Этот вор считает, что порядочная семья ему не годится?
— Он не вор, — возразил Брендан.
— Ну, был вором, — сказала мать. — А ты этого не знаешь, хоть и получил аттестат, да? Он был самым настоящим вором и бандитом. И у дочери тоже небось имеются эти наклонности. Яблоко от яблони. Не сейчас, так потом бы проявилось. Так что считай, сынок, тебе еще повезло.
Шон и Уайти переглянулись. Ну и мерзкая тетка, решил Шон. Злая как черт.
Брендан Харрис открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут же опять закрыл его.
— У Кейти найдены рекламные проспекты Лас-Вегаса, — сказал Уайти. — Нам стало известно, что она планировала поездку туда. С вами, Брендан.
— Мы… — Брендан опустил голову. — Да, мы хотели лететь в Лас-Вегас. Сегодня. — Он поднял голову, и Шон заметил слезы, закипающие между его покрасневших век. Брендан вытер глаза тыльной стороной ладони, не дав слезам пролиться. — Да, такой у нас был план.
— Ты собирался бросить меня? — вскричала Эстер Харрис. — Бросить, не сказав ни слова!
— Мам, я…
— Бросить, как твой отец? Да? Оставить меня одну с твоим братцем, немым как рыба! Вот как, оказывается, ты собирался поступить, Брендан!
— Миссис Харрис, — сказал Шон, — давайте сейчас займемся делом. А потом у Брендана будет масса времени объясниться с вами.
Она метнула на Шона взгляд, который он часто наблюдал у закоренелых преступников и прочих антиобщественных личностей; взгляд этот говорил, что, мол, на первый раз я тебе это спущу, но станешь допекать — поплатишься так, что мало не покажется.
И она опять принялась за сына:
— Вот, выходит, какую свинью ты хотел подложить мне! Да?
— Мам, послушай…
— Что «послушай»? Послушать что? Что я тебе не так сделала? А? В чем провинилась? Может быть, в том, что вырастила тебя, выкормила, подарила на Рождество этот чертов саксофон, который ты так и не освоил? Он в шкафу так и валяется, Брендан!
— Мам…
— Нет, вот достань его, достань! Покажи этим господам, как здорово ты играешь! Достань-ка саксофон!
Уайти посмотрел на Шона, совершенно ошеломленный этой безобразной сценой.
— Миссис Харрис, — сказал он, — ну, это уж лишнее.
Она зажгла новую сигарету дрожавшей от ярости рукой.