Потом появляется красивый мужчина, весь в черном. Костюм его по покрою — елизаветинских времен, но остроконечные усики — в стиле 1920-х годов. В одной руке у него пластмассовый череп, в другой — рапира.
— Век расшатался, — провозглашает Джон Бэрримор. — И скверней всего, что я рожден восстановить его!
Следующий — Эдвин.
Он предстает таким, каким был задолго до того, как она познакомилась с ним, в грязной офицерской форме, молодой и измученный, в ушах звенит от артобстрелов.
— Я погиб, — говорит он. — В окопах. Все остальное происходило только в моем мозгу. Нет. Женевьева. Вы были частью его. Мира после войны.
Она берет его за руку, чувствует, как он успокаивается.
— Там были тени, похожие на людей, — говорит он.
Теперь к ним присоединяется женщина. Морин Маунтмейн, такая же полная жизни, как тогда, когда поила Женевьеву своей кровью. Она не так растеряна, остальные.
— Это конец, — говорит она. — Мимси надо остановить.
Появляется молодой человек, которого Женевьева не знает. На нем велосипедные шорты и мешковатая тенниска. Разгар 1990-х годов. У него подбриты виски.
— Кто вы? — спрашивает она.
— Курьер, дорогуша.
Он открывает заплечную сумку и ищет в ней пакет.
Последний из семи — доктор Тень, мститель из комиксов. Он возникает из остатков красного тумана, за ним тянется плащ. Лицо его скрыто под хирургической маской и мотоциклетными очками.
Вымышленный персонаж?
— Вот это натиск, — говорит доктор Тень. — Женевьева, вы меня укусили. В самом деле, укусили.
Это Джером. Он стягивает маску и проводит языком по зубам.
— Но я не вампир, — говорит он. — А что я такое?
— Вы похожи на доктора Тень, — говорит она.
— В этом есть смысл.
— Я рада, что хоть для кого-то он есть.
Смерть сделала Джерома беспечнее. Он больше не тот серьезный информационный аналитик, которого она помнит. Внутренне он перенял какие-то черты героя бульварных журналов, чей костюм теперь на нем.
— Мы последняя надежда старого мира, — говорит Пай-нет'ем, не вслух, но в их головах. — Мы должны остановить казни и уничтожить камень.
Велорассыльный, кажется, особенно потрясен.
Мозг Джерома лихорадочно работает, увлекая за собой Женевьеву, помнящую о кровной связи между ними.
— Я знаю, кто ты, — обращается Джером к рассыльному.
— Я Коннор, — отвечает велосипедист.
— Ты мой отец, — говорит Джером. — Ты умер.
— Мы все умерли, — замечает Эдвин.
— И все мы умрем снова, — говорит Пай-нет'ем. — Наша жертва исцелит мир. Фараон сможет править снова, справедливо.
Пай-нет'ему следовало бы побольше узнать про Дерека Лича.
— Почему мы? — спрашивает Джером. — Почему мы семеро?
— Потому что все мы в ответе за это, — отвечает Морин. — Мы были связаны с ним, а он был связан с нами. Мы умерли, и «Семь Звезд» сумели возродиться в теле моей дочери. Некоторые из нас были уничтожены задолго до того, как умерли наши тела.
Бэрримор понимающе кивает.
— И теперь мы собираемся умереть снова? — вопрошает Коннор. — Нет, благодарю покорно. Я не отдавал жизни ради спасения мира. Меня сбил чертов фургон.
— Отец! — Джером возмущен. Он старше, чем был его отец.
— Вы жили в нем, — говорит Женевьева.
— Великое дело! Он тоже помер, верно? Что за фигня! Я не собирался всю жизнь раскатывать на велосипеде. Я был молодой. Я мог бы достичь успеха. Я строил планы.
— Простите, Коннор, — начинает Эдвин. — Мало кто из нас оказался здесь по своему выбору. Все мы противились тому, чтобы стать участниками этого Круга. Мы не добровольцы. Кроме первого из нас.
Он смотрит на Пай-нет'ема, помощника фараона.
— И последнего, — добавляет Женевьева, вспомнив, как Джером обнажил горло.
— И кто же вы все такие? — спрашивает Коннор.
— Мы паранормальные детективы, отец, — говорит Джером, как никогда похожий на доктора Тень. — Мы Три мушкетера и Четверо Настоящих Мужчин, Семь самураев и Семеро грешников. Мы мстители в масках и духи справедливости, заступники за невинных и беззащитных. Мы последняя надежда человечества. Существуют еще тайны, которые нужно раскрыть, зло, которое нужно исправить, чудовища, которых нужно победить. А теперь — идешь ли ты с нами? К смерти и славе ради любви и жизни?
Бэрримор, кажется, жалеет, что не он произнес эту речь.
Морин хочется заняться любовью с этим человеком в маске, сейчас же!
Эдвин преисполнен тихой гордости. Джером Роудс был бы подходящим кадром для клуба «Диоген».
— Если ты ставишь вопрос так, Сын, — говорит Коннор, — считай и меня тоже.
Семеро в сборе.
Полностью.
Она чувствует, как их силы возрастают.
Они стоят рядом, собравшись в кружок. Они берутся за руки, и сила каждого передается всем.
— Простите за вторжение в столь воодушевляющий миг, — говорит по громкой связи Лич, — но у нас график.
Лич предоставил им переоборудованный для быстрых перелетов глиссер. Джером узнает его очертания и понимает, что это помесь «роллс-ройса», «Призрачной акулы», со штурмовым вертолетом и челночным космическим кораблем. Оно отполированное, черное и невидимое для радаров.
Женевьеве кажется, что Личу должно быть немножко грустно расставаться с ним. Это замечательная игрушка.
Джером, разумеется, знает, как управлять «Призрачной акулой».
Их маршрут уже введен в полетный лист. Она могла бы догадаться, где он должен будет закончиться. Там же, где все началось.
Египет.
Она поднимается на борт последней.
Лич здесь, чтобы проститься с ними. Она знает, что он хотел бы быть одним из них.
Другие, возможно, и стали бы торговаться с ним, если бы смогли. От нее они знают, что Нострадамус провидел для них. Чтобы достичь цели, им придется умереть. Снова.
— Увидимся, когда все закончится, — говорит Лич.
— Если Мишель не пошутил.
Она забирается в «Призрачную акулу».
Континентальная Европа в пятнах пожаров. С Уральских гор взлетают ракеты. Джером легко уходит от них. Появляются какие-то крылатые существа, гнездящиеся среди облаков. Их глиссер маневрирует.
Семерым не нужно больше разговаривать.
Женевьева, привыкшая соприкасаться с разумами тех, кем она питалась, эмоционально потрясена тем, насколько происходящее теперь сложнее, насколько жизненнее.
В первый раз она жива и чувствует это. Будет трагедией остаться потом одной. Ее вечно будет мучить утрата этого товарищества, этой ясности, этой любви.
Она чувствует, как связи крепнут. Между Коннором и Джеромом — связь кровного родства. Она привязана к Морин и Джерому, они оба давали ей жизнь. Пай-нет'ем, и Бэрримор, и Уинтроп в полной мере вписались в круг. Их схожесть — это связь. Их отличия — это завершенность.
Они впитывают ее воспоминания из тех многих жизней, которые она испробовала. Она впускает в себя древнюю историю Пай-нет'ема и блестящий талант Бэрримора. Она знает про их любовь: раздражающую и пожизненную преданность Эдвина Катрионе, жаркую вспышку отчаянного влечения Морин к Джеперсону, расчетливую, но искреннюю привязанность Коннора к Салли.
В свое время все Семеро вращались вокруг Камня Семи Звезд, подбираясь к крошечному созвездию. Теперь, все вместе, они поняли, что это за игрушка, ощутили груз красной злобы, заброшенной на Землю, и узнали, в чем его уязвимость.
Приближаясь к Нилу, они все острее чувствуют, как пульсирует что-то там, где кончается их маршрут. Они на крючке, и рыбак уже выбирает леску.
Если бы она могла остановить время, то выбрала бы именно этот момент.
Перед самопожертвованием.
Над пенящимися водами Нила припала к земле рубиновая пирамида, в которой пылает «Семь Звезд».
Сначала Женевьева решает, что это камень увеличился до гигантских размеров, заставив Сфинкса и древние пирамиды казаться совсем карликовыми, но это всего лишь ее воображение.
Камень внутри пирамиды.
По берегам великой реки собрались толпы. За прошедшие месяцы возникли культы поклонения «Семи Звездам», или же они вынырнули из исторического забвения, провозгласив себя Прислужниками казней. К Красной Пирамиде несут дары.
Время от времени смерть косит кого-то из толпы. Это лишь побуждает все новых людей присоединиться к ней, и тесниться, молясь, и голодать, и сгорать, и гнить заживо. Жрецы в парадных одеяниях ритуально бросаются в кипящую реку.
Успев умереть уже дважды и начиная представлять, что следует за этим, Женевьева понимает наконец, что Камень Семи Звезд — это не магический предмет. Он лишь бьет наугад, жестоко и бесцельно.
Он ничего не создает.
Пай-нет'ем, лежащий с камнем внутри, годами слушающий его шепот, похожий на шорох насекомого, думает, что это механизм. Бэрримор, исторгнувший из себя свой талант под влиянием камня, полагает, что это злой демон. Морин все еще верит, что это орудие Старших Богов, которым ее дядья богохульственно посвятили свои жизни. Для Эдвина это загадка, которую нужно разгадать и забыть. Для Коннора — несправедливая смерть, укравшая у него будущее. Для Джерома — это вся неверная информация, весь мусор, вся ложь, весь негатив, вся мертвая техника.
А для нее?
Это ее враг. И ее спасение.
Теперь она знает, почему первое проклятие — казнь собаками — было направлено против нее. Должно быть, Мимси сумела добраться до запрещенных катренов, вероятно, когда завладела помещениями и архивами клуба «Диоген». У Мимси Маунтмейн хватало человеческого ума, чтобы понять, что вампирша, оставившая свой след в ее крови, была средоточием Круга Семи, единственной силы, способной уничтожить волшебный камень.
«Все равно она моя дочь», — думает Морин.
Женевьева заражена любовью к девочке из Красной Пирамиды. Девочке, которая так похожа на нее, такую, какой она была до Темного Поцелуя, у которой тоже были украдены жизнь, любовь и весь мир — Камнем Семи Звезд.
Мимси должна умереть тоже.
«Призрачная акула» приземляется возле Красной Пирамиды, на полоске оплавленного песка, превратившегося в стекло. Внутри этого стекла видны трупы, уставившиеся в красное небо.