Мистика и философия спецслужб: спецоперации в непознанном — страница 16 из 52

Были и другие интересные случаи:

В июне революционного 1991 года от начальства неожиданно пришло распоряжение — лететь в Узбекистан «принимать инопланетян».

Оказалось, что один из исследователей НЛО, ссылаясь на информацию своих коллег-экстрасенсов, работающих в разных городах страны, написал письмо Горбачёву с просьбой организовать встречу представителей внеземной цивилизации. К этому письму он подложил данные, полученные экстрасенсами в Ленинграде, Москве и других городах СССР. Информация, по-видимому, показалась Горбачёву любопытной, и он отправил её в Министерство обороны с короткой резолюцией «Д. Язову». Тот, в свою очередь ретранслировал документ Моисееву (начальнику Генерального штаба), который решительно отчеркнул: «И.Третьяку (Главнокомандующему войсками противовоздушной обороны), А.Савину — принять!».

В скором времени мне позвонили из ПВО с риторическим вопросом: «Что делать?». Дело в том, что одним из требований «инопланетян» было обеспечение их собственной безопасности, для чего они якобы просили отключить все зенитные комплексы нашей противовоздушной обороны, чтобы кто-то из наших бдительных ракетчиков «случайно» не произвёл атаку на корабль инопланетян. В документе были и другие условия, которые вместе с этим вынуждали нас оголить юг страны на достаточно продолжительный, критичный для её безопасности срок. Однако подобное решение мог принять только лично М.С. Горбачёв. Я пришёл с докладом к Моисееву с резонным вопросом, как быть, на что услышал буквально следующее:

— Это не твои проблемы. Твоя задача — правильно подготовить приём пришельцев.

Я, кивнул и вышел из кабинета, что бы заняться подготовкой встречи странных гостей. На следующий день раздался звонок командира:

— Вопрос с Горбачёвым решён — комплексы будут отключены. Удачи.

Удивленные таким поворотом дел, после небольших консультаций и тренировок мы вылетели в Ташкент, откуда предполагалось перелететь в небольшой городок Заравшан и далее в пустыню по координатам, указанным нашим спутником — автором записки Горбачёву. Надо отметить, что возмутителем спокойствия оказался очень симпатичный человек, фанатически преданный своей идее. Его звали Марк Мельхикер, и мы незлобиво подтрунивали над ним, называя его за глаза Маркуша.

При нём оказался целый арсенал записывающей аппаратуры, навигационных приборов, словарей и тетрадей. Мы даже несколько смутились, глядя на свой скромный рабочий скарб: листы бумаги, тетрадки «в клеточку» и авторучки. Видя это, он проворчал, что по такому случаю, мы могли бы одеться и в парадные мундиры. Через сутки наша группа встречи была на месте и развернула походный лагерь. Вскоре палящую изнуряющую дневную жару сменил приятный вечерний ветерок, и наступила прохладная пустынная ночь — предполагаемое время встречи незнакомых нам существ.

В тревожном напряженном ожидании прошло около двух часов. Затем, учитывая, что удивительные гости не спешат порадовать нас своим присутствием, напряжение спало, и полноводной рекой полились увлекательные армейские байки. Кто-то вспоминал забавные случаи из своей биографии, кто-то делился военными воспоминаниями, а кто-то начал украдкой подрёмывать, подоткнув ладони под голову.

Спустя ещё два часа всем стало ясно, что инопланетян мы, скорее всего так и не дождёмся. Хотя каждый из нас где-то в укромных уголках своей души всё же надеялся на чудо…

Командир экипажа нашего вертолёта первым не выдержал гнетущей тишины и набросился с упрёками на Мельхикера. Все понимали, что Мельхикер не виноват в отсутствии инопланетных гостей, но все, же в душе были на стороне лётчика. В итоге пилот так «достал» Мельхикера, что тот решительно произнёс:

— Давай, если ты так переживаешь, я введу тебя в гипноз, и будешь сам разговаривать с инопланетянами. А мы послушаем вашу беседу!

Лётчику деваться было некуда, и он согласился.

Все примолкли, сгрудившись вокруг лежащего на чехле, введённого в гипнотическое состояние вертолётчика. После небольшой паузы Мельхикер стал задавать ему вопросы, которые, по-видимому, входили в его арсенал при подготовке к нашему мероприятию. И вдруг лётчик, человек со средним образованием, начал уверенно декламировать такие глубокие научные мысли на специфическом научном языке, что все присутствующие вынуждены были признать, что он действительно мысленно беседует с представителями иной цивилизации, с кем-то, обладающим огромными научными познаниями неземного характера. Вся беседа была записана на магнитофон, что бы впоследствии эксперты и наше начальство убедились, что, хотя мы и не увидели инопланетян воочию, но однозначно столкнулись с необыкновенным явлением, природу которого только ещё предстояло познать.

В разговоре лётчику было сказано, что инопланетяне не сели в указанном месте, поскольку не были выполнены все условия, которые они предъявляли к нашей стороне, вступая в контакт с экстрасенсами. Наверное, что-то недопоняли экстрасенсы, а, скорее всего, многое так и останется загадкой.

Следующая история едва не стоила мне погон:

Вызывает меня однажды Моисеев с просьбой проработать с помощью экстрасенсов, входящих в мою команду, сейсмическую обстановку на Камчатке. Ему был необходим точный прогноз в связи с предстоящими учениями. Через пару дней я принёс ему полный отчёт с прогнозом времени, координат и силы ожидаемых землетрясений, предупредив о вероятностном значении оценок. Моисеев тут же вызвал генерала, отвечающего за этот регион, и передал ему предоставленную мной информацию. Однако тот, вместо осторожного разговора по телефону с военным руководством на Камчатке, попросту послал шифровку, с просьбой провести активные предупредительные мероприятия.

Шифровка мгновенно разошлась по войсковым частям, однако, вместо принятия необходимых профилактических мер, люди стали в массовом порядке выезжать из мест, упомянутых в моём докладе начальнику Генштаба. Вслед за военнослужащими и членами их семей с насиженных мест снялись гражданские, а за ними в спешном порядке стало покидать свои жилища местное население уже по всей Камчатке. Началась самая настоящая паника. Причем в начале 1991 года, действия, приводящие к описанным выше последствиям, считались преступлением перед партией и народом.

Вскоре мне позвонили из аппарата министра обороны и сказали, что если не будет землетрясений, которые по оценкам учёных маловероятны, то я не только распрощаюсь с Генеральным штабом, но и пойду под суд как паникёр и безответственный подстрекатель. Обстановку нагнетали и звонки с угрозами из ЦК КПСС, правительства, Академии наук и других авторитетных в то время организаций.

Позвонил и генерал, отправивший шифровку, со словами:

— Крепись, Алексей, плохи твои дела, хуже не придумаешь.

Я усмехнулся про себя: «Вот что бывает, когда отмахиваешься от уроков истории — пророком быть очень опасно!». Любому, было понятно, что если землетрясений не произойдёт, то поступят со мной в назидание другим очень жёстко. Причем вместе со мной погон могли лишиться очень многие, в том числе и генерал, отправивший шифровку. Настал, в указанный мной же день развязки, сижу в своём рабочем кабинете и ещё раз сверяю свои прогнозы. Домой, разумеется, я не поехал, решив встретить известия, какими бы они не были, на службе, чтобы успеть, хоть как-то среагировать в случае неудачного исхода. К тому же я хорошо понимал, что ночевать в Генеральном штабе остались многие, чья судьба зависела от качества нашей работы, и им, в случае неудачи, возможно, понадобится моя моральная поддержка. Незаметно наступила полночь, затем час ночи, но никакой информации с Камчатки нет. Утомлённый напряжённой обстановкой, часам к двум я задремал прямо в своем рабочем кресле. И вдруг где-то в четвёртом часу набатом «кричит» моя «кремлёвка». Я вздрогнул. Не торопясь, чтобы успокоить, готовое выскочить из груди сердце, беру трубку телефона, а оттуда, раздирая мои барабанные перепонки, несётся взволнованный голос генерала:

— Алексей, там грохнуло!

Произошло всё, так как и было предсказано: в указанных районах с ошибкой по координатам эпицентра всего на несколько километров, с прогнозируемой силой и в названное время произошло первое землетрясение. Точность последующих прогнозов моих сослуживцев меня уже не удивляла. Немного успокоившись от волнений, я запер свой кабинет и пошёл гулять по ночной Москве…

Однако самым «урожайным» на ведение контрразведывательной деятельности и расследование происшествий в Вооруженных Силах оказался все же именно 1990-й год.

В мае 1990 года группа наших экстрасенсов (спецоператоров) работала совместно с сотрудниками КГБ по поиску тайников и явочных квартир агентов зарубежных разведок. Многие из схронов были обнаружены. Однако с одним из них вышла осечка. К явочной квартире невольно оказались привязаны родственники некоторых видных партийных деятелей, которые не имели никакого отношения к шпионской деятельности, но так сложилось, что раскрытие этой явки могло наделать много совершенно ненужного шума. Посовещавшись с коллегами из КГБ, мы решили расстроить для этой агентурной ячейки необходимую событийную ситуацию. До этого моей команде уже приходилось этим заниматься, но не скажу, что успех всегда сопутствовал нашим действиям. Технология была сложна, да и требовала высочайшей концентрации внимания и внутренних сил, чего добиться в условиях постоянного изменения оперативной обстановки и рабочей нагрузки было весьма проблематично. Однако были и удачные эксперименты. Так вот, мы все-таки решили воздействовать на членов семей агентов или других людей, от кого прямо или косвенно зависела судьба данного канала контактов зарубежных разведчиков. Мы установили круглосуточную работу по воздействию, направленную на изменение ситуаций выбранных нами объектов. А через несколько дней узнали, что наш метод сработал. Личные ситуации намеченных для наших атак целей изменились таким образом, что ни о какой поездке в СССР не могло быть и речи. Проблемы со здоровьем и ряд жизненных казусных моментов вынудили агентов перенести все свое внимание на собственные проблемы, и на большой срок они вышли из игры. За это время наши друзья-комитетчики сумели провести комплекс необходимых мероприятий, и эта зона их внимания перестала быть актуальной…