СССР по семейным обстоятельствам. Дома, мне бывшему советнику ХАД предложили закончить 2-х годичные высшие курсы персидского языка (фарси) в полном объеме Высшей школы КГБ СССР.
В силу своего неуемного характера, я согласился, и уже через 2 месяца в возрасте 40 лет сел за парту изучать персидский язык, чтобы затем вновь, решив семейные проблемы, отправиться обратно на войну в ДРА. Для взрослых людей постижение фарси имело свои определенные трудности, особенно это проявлялось в письме с право налево и особенностях языка, приходилось мыслить не словами, а образами, чтобы правильно выразить свою мысль. Но для чекистов ничего невозможного нет и вскоре, этот барьер был взят. Сотрудники не только смогли свободно объясняться на Фарси, но и научились грамотно писать. В процессе учебы было освоено около 4 тыс. слов. Окончив курсы, я получил диплом с отличием и в числе десяти других сотрудников отправился в школу по подготовке афганцев в г. Ташкент на полгода, чтобы, отшлифовав язык вновь отправиться в Афганистан.
В марте 1985 года я во второй раз приземлился в ДРА, чтобы снова испытать свою судьбу. Назначение было в зону «Юг» руководителем опергруппы провинции Заболь, где не было подразделений войск СА и вся территория, кроме провинциального центра Калат, находилась под контролем душманских банд, насчитывающих порядка 800 человек.
На этой территории располагалось два укрепрайона и открытая граница с Пакистаном протяженностью 67 километров, которая никем не охранялась. Через нее пролегало 7 маршрутов доставки оружия с сопредельной территории, где находилось несколько лагерей афганских беженцев и боевой подготовки мятежников. В то время в Калате — провинциальном центре, советских советников было всего 28 человек, прямо как знаменитых панфиловцев: опергруппа ГРУ, опергруппа КГБ, опергруппа МВД, партийный советник, комсомольский советник, и советник по линии военкомата для организации призыва.
Обстреливали шурави (советских) постоянно по несколько раз в неделю из 6-ти и 12-ти ствольных минометов, которые после Великой Отечественной Войны СССР передал в Китай. Обстрел шел с расстояния до 5ти километров «по площадям», затем банды подходили ближе и вели огонь из гранатометов и стрелкового оружия. Были случаи, когда советники и я, в их числе были всего на волосок от смерти, но, Бог миловал, все остались живы и здоровы. Примечательно, что именно на войне я впервые познакомился как с ощущением состояние измененного сознания, так и с проявлением сверх интуиции. Поскольку именно в критических ситуациях подобные состояния проявляются лучше всего.
Однажды после окончания очередной командировки в провинции Заболь (Кандагарская зона ответственности) я должен был рано утром вылететь на вертушках в город Кандагар, а оттуда самолетом в Кабул. Вечером, как и положено, перед отъездом в СССР, я накрыл стол для сотрудников опер группы и афганских друзей из ХАДа (в переводе «Служба государственной информации»). А уже в 5 утра слышу шум винтов вертолетов, мы быстро оделись, сели в уазик всей опергруппой из 8-ми человек и поехали. До, вертолетной площадки было всего около полутора километров по хорошей наезженной дороге или 500 метров через буераки напрямик. Но, во время отъезда от места дислокации, мне, как будто кто-то начал настойчиво внутри головы внушать, чтоб мы ехали не по хорошей дороге, а пробирались напрямик «по пересеченке». С трудом пересилив себя, я дал команду водителю ехать по ухабам, чем вызвал жуткое недовольство своих товарищей. Водитель ослушаться не посмел, и, прыгая по оврагам мы, чертыхаясь, подъехали к плюхнувшемся на землю вертолету, который, взяв меня на борт, взлетел. Лишь через сорок минут, когда я благополучно долетел до базы в Шахджое, дежурный офицер батальона сообщил мне, что за 10 метров до того места как мы свернули с дороги, была заложена противотанковая мина, на которой подорвался в то утро трактор с прицепом, в котором было 5 местных крестьян. Таким образом, интуиция помогла спастись и мне самому и всей опер группе.
В другой раз — я ехал из Кандагара на БТР в место дислокации опергруппы, в расположении Кандагрского аэропорта. Мое место было рядом с водителем БТРа, но почему-то внутренний голос загнал меня на заднее сидение БТРа, а при подъезде к аэропорту нас обстреляли. Водитель таджик, первого года призыва, от испуга выпрыгнул из БТРа и тот, въехав на мост, стал проваливаться на перила, падая в арык с 4 метровой высоты. До падения оставались доли секунды, БТР уже почти летел в пропасть, наклонившись на 45 градусов, и тут какая-то необъяснимая сила пробкой вытолкнула меня на броню, и я просто перешагнул на мост. В этой ситуации мы потеряли всего одного человека, правда тот солдат, который сидел на моем месте хоть и получил сильные ушибы, но все, же остался жив.
Наконец в 1987 году с честью выполнив интернациональный долг, я, вернулся домой, попав, в СССР в самый разгар перестройки и всеобщего бардака. Родина щедро наградила меня орденом «Боевого красного знамени», афганским орденом «Дружбы народов» и медалями ДРА «За хорошую охрану госграницы», «От благодарного Афганского народа» и благодарностью Верховного Совета СССР. Однако родной Комитет государственной безопасности не дал мне долго скучать, направив в звании подполковника начальником транспортного подразделения УКГБ МО в аэропорт Домодедово.
В то же время с каждым днем приближался коллапс власти, не заметить который было уже просто невозможно. И вот в один из таких будничных дней, полковником я случайно встретил Александра Васильевича Коржакова. Хотя мы с ним были знакомы и прежде, впервые повстречавшись, еще во время моей первой командировки в ДРА во дворце Бабрака Кармаля, Генерального секретаря ЦК НДПА. Которого в то время со своими коллегами из 9го управления КГБ СССР, охранял Коржаков. Александр Васильевич сначала меня не узнал, но затем, разговорившись и вспомнив афганские эпизоды, стал расспрашивать о службе. Он тогда занимал должность начальника отдела безопасности, Председателя Верховного совета РСФСР. Пост, который достался ему вместе с избранным на съезде депутатов Председателем Верховного совета РСФСР Б.Н. Ельциным, охрану, которого он возглавлял, когда Ельцин работал еще первым секретарем Московского ГК КПСС.
Узнав, что работа перестала приносить мне моральное удовлетворение, Коржаков пригласил меня к себе в отдел безопасности своим заместителем. Недолго думая я, согласился и уже на другой день принес рапорт руководству с просьбой об увольнении на пенсию, тем более что со льготными афганскими и двумя годами военной кафедры МАИ у меня выходило двадцать шесть лет выслуги. Меня, конечно, отпустили, но, узнав, о намерении перейти на работу к Ельцину долго отговаривали. В итоге уволили, без права ношения формы, видимо посчитав «предателем».
Глава 5Знакомство с психотроникой
Народу в отделе было около десяти человек, люди подобрались из разных ведомств, но в основном гражданские не связанные присягой и соответствующими нормативными документами люди. Оперативная работа базировалась в основном на старых связях, а большая часть сотрудников, хоть и была с навыками охранной службы, но технических возможностей не имела, да и зарплата первое время выдавалась лишь периодически. Шел процесс формирования новой структуры, а обстановка в стране оставляла желать лучшего.
Незаметно приближался август 1991 года, уничтоживший величайшую из империй.
И вот как-то накануне путча Б.Н. Ельцин гостил у своего друга Нурсултана Назарбаева в Казахстане. Когда же он вернулся, оперативный дежурный отдела безопасности вдруг вызывал весь личный состав охраны по тревоге в Белый дом. Войдя в здание Правительства, я сразу ощутил царившую там жуткую суматоху, у всех на устах звучало лишь одно слово «ГКЧП», депутаты, бегали по коридорам, шумно спорили о будущем страны и все, почему-то требовали оружия. Неожиданно вошел Ельцин со свитой, и сразу же стал работать над призывами к народу, давать свои оценки происходящим событиям. Ситуация ощутимо накалялась, однако никто не знал, что будет дальше. Неожиданно у Белого Дома появились танки генерала Лебедя, а вскоре и он сам приехал на переговоры. В это время к нам в отдел пришла оперативная информация, что сотрудники «Альфы» отказываются идти на штурм и проливать невинную кровь соотечественников. Но напряженность все равно сохранялась, так как никто не знал, что произойдет в следующий момент.
В итоге охрана уговорила Ельцина спуститься в бункер, в котором находится пункт запасного управления страной на случай войны. Тот сначала долго отказывался, но затем все, же согласился и вместе с Хасбулатовым спустился на лифте в бункер. При этом парадокс ситуации заключался в том, что бункер долгое время был на консервации, а для его расконсервирования, включения вентиляции и воды, требовались соответствующие нормативные документы. Создалась комичная ситуация, когда, идя по проходу в самое укрепленное помещение, имеющие выход к путям метрополитена, Ельцин сильно возмущался, что в оцинкованных бачках нет воды, аварийные телефоны не работают, а умывальники и туалеты заколочены и находятся без воды. Вентиляции нет вовсе, да еще открыт свободный доступ в бункер со стороны метрополитена. Тут же по указанию Коржакова на выходе к путям метро поставили растяжки. В этот момент в здании погас свет, лифты обесточились, осталось только аварийное освещение. Что делать дальше не знал никто.
В этот момент я обратился к Коржакову с просьбой дать разрешение подняться в приемную Президента на разведку, и, получив «добро», быстро исчез в проеме лестницы. Учитывая, что лифты не работали, я пешком преодолел 12 этажей, и оказался в коридоре приемной, где царила зловещая пустота. Вся внутренняя охрана, осуществляемая милицией, разбежалась, и лишь телефоны надрывались в приемной Президента. Прекрасно понимая, что страна висит на волоске, как от распада, так и от гражданской войны я взял трубку ближайшего звонившего аппарата и ответил на звонок. Затем «запрыгал» следующий аппарат. Постепенно, сидя в кресле Президента, я по очереди ответил: Уралу, Сибири, Дальнему Востоку, каждый раз, как мог, успокаивал звонивших чиновников. Вдруг раздается звонок из посольства США, из трубки что-то настойчиво стали предлагать по-английски. К сожалению, не зная английского языка, но, обладая здоровым чувством юмора, я эмоционально произнес реплику на фарси — американцы в шоке замолчали. В это время зазвонил черный аппарат, оказалось, сигнал идет из бункера, а на проводе сам Борис Николаевич. С ним состоялся следующий диалог.