Соблюдение одной заповеди подводит к необходимости исполнить следующую. Несоблюдение означает остановку и угрозу падения. Ноги и руки людей расположены обычно напротив разных ступеней. В среднем, рост людей накладывается на высоту 4-х ступеней, однако у наиболее успешных деятелей — на пять. Наложение ступеней представляется не случайным, но свидетельствует о возможности
| Аллегория безумного потребления («Притча о сладости мира сего»). Фрагмент иконы «Лествица небесная с притчами и поучениями». Середина XVII в. Собрание В.А. Бондаренко |
исполнить их лишь в комплексе, иначе теряется равновесие и следует срыв.
На картинке приведено лишь начало каждой заповеди, подразумевалось, что окончание читателю хорошо известно. Очерёдность вытекает из текста Писания. Так, 1-ю заповедь «Возлюбиши Господа Бога твоего» сам Спаситель называет «первой и наибольшей» (Мф. 22: 38), о второй («Возлюбиши искреняго твоего яко сам себе»), он говорит, как о второй, подобной первой. 3-я заповедь выражает суть Нового
114 _
Завета и часто приводится на иконах в раскрытом Евангелии Спасителя: «Да любите другъ друга». 13-я заповедь логически предшествует заповедям Моисея (14–18 зап.)34. Хотя Десятисловие было дано ещё в Ветхом Завете, здесь его части согласованы с новозаветным учением. Об этом свидетельствует повторная заповедь 19 («Возлюби искре-няго»), к которой сводится половина Декалога. Речь идёт не просто об исполнении Моисеевых заповедей (что для христианина подразумевается автоматически), а о способности научить их исполнению другого («и научив» — 13).
Остальные заповеди касаются: самоумаления (4–5), милосердия (6—12), всепрощения (20–26), поношения Христа ради (27–28), нестяжания (29–33), упования на Господа (34–36), бдения (37), спонтанности («аще не будете яко дети» — 38), евхаристического приобщения Тела и Крови Христовых (41–42), отвержения себя (43–44), неосуждения (45), самонаблюдения (46), самоограничения (47–48), преданности (49,54–55), терпения (50–53). Верхом исполнениия заповедей оказывается дар чудотворения: «Веруяй в Мя аще и умретъ, оживеть» (56, а также 57–59). Последняя, 60-я заповедь, отсылая к креационной формуле «небо и земля» (см. с. 62–65), обозначает разделитель Тверди. Взойдя по ступеням заповедей, христианин соединял внутреннюю землю и внутреннее небо между собой.
Головка ключа показывает Царство Небесное, во врата коего упирается лествица заповедей. В центре Небесного Града возвышается престол с Господом, главою спасения (ср.: Еф. 1: 10 и др.). В левой руке Спаса раскрытое Евангелие, правая благословляет, ноги босы, на голове — венец. Перед вратами стоят юноша и старец. Интересно, что в рукописи Лествицы 1418 года небесные двери показаны в виде храмовых царских врат, которые раскрыты.
Сюжет отражает системный подход к исполнению заповедей, применявшийся аскетически продвинутой частью верующих. Символика и форма картинки прозрачны. Царство Небесное открывается
— J
Tit A ОртНЫМ-
КГалю. Г''
tA^VUpAipUR K6 SHD^Oipt VMflMf И*НИ '
ЖКЮфДА вы jii.34nS;ib «EWii рдги situ*. it &iI»,KoM«| ttCK(f НАГО tHC-n 3aiwt,iTHO^ (poire £мжь пЭ I &.то,Нелак| CKR^NFC Д ЬС j
Шоу cm
Щ ал8 Jtl
рнвии ИН. 'NfiKb
Al.jUm.{»$tt ЧПц£ Ciifcjjfl in'* I jiMjlK c4f% но
Д &41М7№|Г&]
И sUno irun
_ I Л (CN.
Делатели заповедей на Лествице.
Стержень ключа в сюжете «Лествица 60-ти заповедей». Фрагмент
Делатель, проходящий заповеди чудотворения, последние на пути к Небесному Царству. Фрагмент сюжета «Лествица 60-ти заповедей»
Царство Небесное (головка ключа). Фрагмент сюжета «Лествица 60-ти заповедей»
| ' |
ШШ
':
Р……'VjT
ШШ
ЩЩ
…….
ШШшШ
шщш
Ш х |
AU\’yi* in 11 ii«i ii i»W>
м*нш#
grans
MHM
*Ш! — Й *
шмшш
ШШШт
Врата в Царство Небесное изображены как царские врата в православном храме. Лествица 1418 г.
ключом Божиих заповедей. В Евангелии сам Господь неоднократно указывает на первостепенную важность их соблюдения — для желающих вечной жизни. Ключ предназначен для двери, и можно не сомневаться, что составителям сюжета была хороша известна эта «дверь». Главная цитата из Евангелия не написана, но её присутствие, безусловно, подразумевалось: «Я есмь дверь: кто войдёт Мною, тот спасётся, и войдёт и выйдет, и пажить найдёт» (Ин. 10: 9). Вершина заповедей — уподобление Творцу, стяжание через подвиг и молитву ума Христова (см. с. 60). Наделённый им, способен совершать чудеса.
В композиции заключена и более тонкая мысль, связанная с понятием синергии (взаимодействия человеческой воли и божественной благодати в деле спасения). Восхождение по ступеням заповедей предполагает личные усилия верующего. Ключ устроен так, что основной нажим производится на его головку, которую поворачивает открыва-
ющий. Но ведь Небесное Царство изображено именно на «головке»! Значит, решающее усилие в деле спасения не принадлежит самому человеку. Ключ вставлен с обратной стороны двери.
КУДА МАКАР ТЕЛЯТ НЕ ГОНЯЛ Инициатическое путешествие в древнерусской традиции
Душа, жаждущая вырваться за границы существования, сохранив при этом своё личное начало, задаётся вопросом: «Где приклоняется к земле небо?» Чтобы найти это райское место (а оно действительно таково, ибо лишь в области Эдема миры соединяются), душа готова «обойти все концы земли». Путешествиям к раю был посвящён определённый тип сказаний, неизменно востребованный среди русских монахов: «Слово о трёх монахах, как они нашли святого Макария» (или «Житие Макария Римского»), «Хождение Агапия в рай», «Хождение Зосимы».
Этот жанр (и сопутствовавший ему опыт) далее будет рассмотрен на примере так называемого «апокрифа о Макарии Римском». Филологи отмечают, что ещё на греческой почве это произведение объединило два сюжета — житие преп. Макария Римлянина (пам. 19 января ст. ст.) и рассказ о путешествии иноков в поисках земного рая.
Вопрос о том, кем являлся Макарий Римский, остаётся загадкой. В русские святцы он попадает из Византии вместе с церковным календарём, самые ранние изображения подвижника датируются XIII веком. Его отождествляли то с Макарием Великим или Египетским (f390—391), то с Макарием Александрийским (|394–395). С другой стороны, «Римлянином» звали игумена Макария (XVI–XVII в.), настоятеля одноименного монастыря в 110 верстах от Новгорода на р. Лезне (Грезне), чья память также отмечалась 19 января. На основании последнего отождествления в XVII веке создаётся особый извод «Слова о монахах», где они являются новгородцами.
При сравнительном анализе сюжет распадается на множество мотивов. Дробя его, как правило, забывают о главном — о цели, кото-_119
рой руководствовались переписчики, соединяя эти мотивы между собой. В лучшем случае специалисты намекают на желание сообщить рассказу дополнительную занимательность, чуть ли не сказочность.
Удаление во мглу
В «Слове о трёх монахах», открывающем житие Макария, как явствует из заглавия, речь идёт не об одном путешественнике, а о трёх. Правда, индивидуальность трёх братьев нигде (за исключением 2-х эпизодов) не играет роли: они действуют единодушно. Само их число призвано подвести читателя к некоей аллегории. Братьев-молчальников зовут Феофил («любящий Бога), Сергий («слуга») и Югин или Угин («здоровый»). «Отметив 9-ю годовщину [своего поступления в монастырь], мы сидели в уединённом месте [“на месте молчаливе”] и стали вопрошать друг друга о посте, о воздержании, о чистоте и честном Имени [т. е. об имени Иисусовом, о молитве]. И пришла к нам добрая мысль, и сказал Феофил братьям Сергию и Югину: “Хотелось бы все дни своей жизни ходить и странствовать по земле, дабы видеть, где соединяется она с небом, ибо говорят книги, что небо стоит на железных столпах”».
Идея путешествия исходит от Феофила. В ответ на его предложение остальные братья соглашаются и избирают его старшим (буквально: «во отца место»). Это естественно — только имя Феофила включает в себя имя Божие (0ео<;) и слово «любовь», соответствующее ценностной ориентации христианства. В другом эпизоде выделена роль Сергия, когда он изобретает способ избавиться от нападения пигмеев. Если Феофил проявляет себя в устремлённости сердца, то Сергий в работе ума, подчинённой этой устремлённости. Поэтому Феофила можно рассматривать как символ сердца (ср. иерейский возглас на литургии: «горе имеим сердца!») или эмоций, а Сергия — как ума или интеллекта. Что касается Югина, то этимология его имени напоминает вопрос «здрав ли еси?», часто задаваемый взыскателю рая из другого произведения, Агапию; следовательно, третий инок олицетворяет телесное здоровье, без которого путь за пределы существования значительно осложняется. Тройное число героев условно — оно
отражает разные функции одной личности, рискнувшей добираться до рая.
Тайно покинув монастырь Асклепия в «Месопотамии Сирийской», монахи правят путь к Иерусалиму, центру цивилизованного мира. Сообщение о тайном (без разрешения игумена) уходе из монастыря должно было сразу настораживать, ведь даже самовольная отлучка из обители считалась тяжёлым нарушением устава. После такого введения благочестивый читатель, если только он не относился к тексту, как к заведомо вредному, не мог не воспринимать его как аллегорию.