Наиболее широкое хождение псевдонаучные исследования получили в берлинском отделе метеорологии. В 1938 году в Аненербе был сформирован новый отдел — отдел астрономии, созданный на основе Грюнвальдской обсерватории. Его возглавлял Филипп Фаут. Как и ранее, Фаут и Скультетус, глава отдела метеорологии, должны были находить для рейхсфюрера подтверждения истинности «учения о мировом льде». Также в их цели входили: наблюдения за солнцем, на основании которых они должны были строить долгосрочные прогнозы; испытание модели «народного телескопа»; объяснение причин техногенных катастроф, например пожара на дирижабле «Гинденбург».
Но Зиверс и Вюст совершенно не разбирались в этой области знаний, а потому Гиммлеру требовался помощник, который мог бы курировать эту сферу. Его взгляд остановился на сыне создателя «ледяной теории» Гансе Гёрбигере. Рейхсфюрер предложил ему создать собственный отдел, который бы занимался исключительно изучением льдов. От идеи создания нового отдела Гёрбигер отказался, но в июле 1937 года согласился возглавить на пару со Скультетусом отдел метеорологии. Его отношения с сотрудниками оказались достаточно натянутыми, а потому в апреле 1938 года он оставил свой пост и отправился в родную Вену. Тем не менее, влияние теории Гёрбигера на Аненербе было очевидным. Об этом говорили следующие факты. Летом 1938 года официальная «Астрономическая газета» опубликовала положительную рецензию на книгу Ф. Фаута, в которой нашли отражение полубредовые взгляды рейхсфюрера. Осенью того же года во многих научных изданиях стали появляться статьи, намекающие на то, что лед может существовать в свободном мировом пространстве, а потому метеорология должна принимать в расчет это условие.
В 1938 году Гиммлер заявил, что отныне любые научные эсэсовские исследования должны будут контролироваться Аненербе. Это позволило еще больше расширить деятельность исследовательского общества. С одной стороны, это не могло не радовать Вюста и Зиверса. Но, с другой стороны, они видели очевидные симптомы того, что «Наследие предков» вновь превращалось в прибежище проходимцев и шарлатанов. В 1937 году Гиммлер вообще предложил устроить для всех сотрудников Аненербе экзамен, целью которого было — выявить паранормальные способности. В качестве простейшего задания предлагалось найти подземные источники при помощи лозы. Из тех, кто проявил какие-то способности, планировалось создать особый отдел (подобное случилось только в годы войны)
В том же 1938 году Гиммлер нашел себе новую любимую «игрушку» — минералогию. В марте 1938 года он поручил Скультетусу изучить австрийские залежи меди и дать обоснование с точки зрения «учения о мировом льде». Следуя этому заданию, в мае 1938 года Хёне вывел из своего подразделения раскопок новую структуру — отдел геологии и минералогии. В нем числились всего лишь два человека, которые занимались в основном изучением средневековой алхимии и методов производства золота. Кроме этого, в первой половине 1938 года в ходе реорганизации РуСХА Аненербе были переданы отделы обработки земли и разработки природных ресурсов. Из них в Зальцбурге был создан новый отдел, которым руководил Штайнхаузер. Новое подразделение занималось многими проблемами. Один их список мог внушить уважение: общая теория карстов[22], общая геология, военная геология, историческая ретроспектива добычи ископаемых, палеонтология, антропология, топологические исследования. То, что интересы нового отдела сталкивались с компетенцией других отделов, нисколько не волновало Гиммлера. Его больше заботило то, чтобы отделов «Наследия предков» было как можно больше и они занимались самыми различными вопросами. В том же году двоюродный брат жены рейхсфюрера ботаник Филипп Фрайхер отправил из Бразилии сообщение Гиммлеру о том, что согласился бы возглавить ботаническую структуру Аненербе при условии ежемесячного оклада в 600 рейхсмарок. Идея воплотилась в появлении отдела зоогеографии и зооистории, который правда, остался только на бумаге
Расширение сферы деятельности «Наследия предков» вряд ли можно считать запланированным. Собственно говоря, оно началось когда Гиммлер принял в Италии внезапное решение об изучении античности. Несмотря на то, что рейхсфюрер хотел преследовать только далеко идущие цели, поставленные им задачи носили бессистемный, а нередко и случайных характер. Гиммлер не мог никому объяснить, почему он принял то или иное решение.
С другой стороны, удивляло, с каким рвением Гиммлер хотел приобрести признание в научном мире. Нередко он сосредоточивался на столь незначительных моментах, которые нормальному человеку вряд ли могли показаться имеющими политическое значение. Многие из его окружения рассказывали о его пунктуальности, граничащей с паранойей: при решении важного дела мог отвлечься от его сути и погрузиться во второстепенные детали давая точные указания. В Аненербе шеф СС проявлял наибольший интерес к двум структурам: отделу метеорологии Скультетуса и Экстернштайну. В остальном он с удивительной наивностью мог посвятить время подбору готического шрифта, которым должны были печататься некоторые издания. При этом он утверждал, что готический шрифт был изобретен евреями, чем ставил в тупик знатоков средневековых литер.
Необходимо заметить что руководство Аненербе прекрасно осознавало свое двойственное положение: кроме «Наследия предков» при Личном штабе Гиммлера существовало еще несколько структур которые выполняли поручения рейхсфюрера в сфере культуры. Закрепить собственную монополию не удалось даже тогда, когда Зиверс и Вюст по собственной инициативе переименовали Аненербе из «исследовательского общества» в «исследовательское общество СС». Кто же составлял им конкуренцию? Прежде всего, структура (позднее «Управление — Мюнхен») под руководством штурмбаннфюрера СС профессора Дибитча. Она занималась экономическими проектами в сфере культуры и искусства, изготовлением эскизов и образцов продукции для эсэсовских фабрик. Референт Гиммлера Александр Лансгдорф возглавлял собственный отдел. «Общество содействия охране немецких памятников культуры» занималось попечительством над различными памятниками зодчества, которые заинтересовали главу СС. К таковым, естественно, относился замок Вевельсбург под Падеборном (позднее он превратился в самостоятельную структуру), Заксенхайн при Вердене, «дом Гландорпа» в Любеке (Фиш-штрассе, 54), Бергхаус СС в Верхней Баварии. Даже раскопки Хайтхабу вначале опекались именно этим обществом. «Учреждение Экстернштайн», попавшее в сферу деятельности Аненербе в 1936 году, до этого было тоже самостоятельной структурой при штабе Гиммлера, Отдельная структура штаба занималась «могилой короля Генриха Первого» в Кведлинбургском храме.
1939 год Аненербе встретило, находясь в аморфном состоянии. Каждый понимал под «Наследием предков» что-то собственное. Шанс превратить общество в монолитное учреждение был упущен.
Начало Второй мировой войны в корне поменяло характер деятельности «Наследия предков». На время боевых действий оказалась замороженной деятельность большинства гуманитарных отделов. На повестке дня стоили только военные успехи рейха, а потому любые исследовательские организации должны были заниматься только тем, что должно было способствовать победе во Второй мировой войне. В этих условиях почти все естественно-научные отделы автоматически становились «военно-значимыми».
Но не прошло и двух лет, как «Наследие предков» смогло извлечь максимальную пользу из провозглашенной правоведом Паулем Ритгербаумом программы «Военного использования гуманитарных наук». Идея состояла в том, чтобы способствовать борьбе с духовными ценностями противника. Именно в это время в «Наследии предков» появляются новые отделы. Один из них возглавил музыковед Антон Квельмальц. В свое время он был сотрудником Берлинского государственного института немецких музыкальных исследований. После того как он был назначен сотрудником аппарата имперского комиссара по укреплению немецкого народа, Вюст сделал ему предложение стать сотрудником «Наследия предков». Вюст планировал, что после войны в Аненербе будет создан отдел по изучению индогерманской музыки. Уже в 1942 году Зиверс начал зондировать почву, чтобы сделать музыкальные исследования задачей, пригодной для военной политики. В июне 1943 года он еще раз подчеркнул значимость музыкальных исследований Квельмальца — отдел народной музыки (так он именовал структуру, которую надо было создать) должен был решить ряд задач, поставленных Гиммлером в роли имперского комиссара. Среди них Зиверс особо выделял следующие: обработка материалов, доставленных с оккупированных территорий; формирование фонотеки народной музыки всех германских и немецких народностей, в которой особый акцент делался на немцев, находившихся за пределами Германии. В том же 1945 году Квельмальц был формально провозглашен начальником нового отдела Аненербе, а его группа по изучению индогерманской культурной истории была включена в деятельность программы «Военного использования гуманитарных наук». Годовой бюджет нового отдела составлял 20 тысяч рейхсмарок. Поначалу Квельмальц совмещал работу в «Наследии предков» и преподавание в Берлинском университете, но это длилось недолго — вскоре он был переселен в лагерь Вайшенфельд, где жил и работал вплоть до весны 1945 года.
Осенью 1942 года Вальтер Вюст с определенной опаской создал еще один новый отдел — прикладной лингвистической социологии. Задание, которое должен был выполнять персонал этого отдела, не носило научного характера. Эсэсовцам вменялось в обязанность разработать практические мероприятия в сфере «новой народной политики». Итогом этой работы стала идея создания под патронажем Имперского комиссариата по укреплению немецкого народа «тайных политическо-лингвистических управлений». Но уже тогда ни у кого не вызывала сомнений подозрительность новой «научной» дисциплины Видимо, под «лингвистической социологией» понималась непосредственная функциональная связь между языком, народом и политикой. Знверс в узком кругу не раз сетовал на псевдонаучность лингвистической социологии.