— Охлопочек-Отонышек, а что ты умеешь делать? — еще больше возрадовался старик.
— Все, что ваши мальчишки умеют, то и я умею. Могу дрова колоть, и лен полоть, и прясть, и ткать, и в горелки играть.
— Ну, живи с нами, только у нас больно голодно, — тужит старуха.
— Я сам себя прокормлю и вам добуду, — отзывается Охлопочек-Отонышек.
— Всем ты, парень, хорош-пригож, только вот росточком не взял, — говорит старик.
— Росточком-то? — усмехнулся малец. — Это так кажется, кто меня не знает. Стоит мне на мизинец вот эту пряслицу костяную надеть да в осколочек зеркальный поглядеть, где надо — до стрехи достану, а то захочу — не выше вот этого веретенца стану.
И правда, мал, да удал парнишка. Показывает он костяное колечко — пряслицу, точь-в-точь такую же, что на веретено пряхи надевают, чтобы легче прялось, чтобы прядево шло ровнее, и зеркальце — с ноготь, не больше оно. Не зря, знать, с собой такие вещички носит.
И стал он жить со стариком и старухой. Сшила ему Афанасьевна одёжку из чего пришлось, а много ли такому и надо? Шапку, варежки сладили, валеночки скатали. Спрял он себе нитку тонкую, длинную, скрутил из нее кушачок, стал этой ниткой подпоясываться.
— Сам ты, внучек, с перст, а поясок в семь верст. На вот покороче, — хлопочут около него дед с бабкой.
— Этот кушачок мне понадобится, — отвечает он.
Соседки, бывало, спросят бабку на улице:
— Откуда у вас мальчишечка, такой проворыш, взялся?
— Бог послал, да счастье помогло. Из березовой чурочки появился, а как — и сами не видели. Живая кровинка на лице гуляет, бел ленок кудри украшает. А что росточком не взял — не беда! Были бы хлеб да вода, придет срок — он свое возьмет.
С тех пор, что было и что не было в селе, во всей Симской волости, всё на Охлопочка-Отонышка валят. Понятно, добрые-то люди зря на него не наговаривают. А богачи-пустомели что бы худого ни баяли, все равно нашей чести не убудет. Люди-то любят Охлопочка-Отонышка. Чего не придумают, как только речь зайдет про Огонышковы похождения! Если люди того захотят — и через игольное ушко пролезет Отонышек, лишь бы себя и других в обиду не дать мирским захребетникам.
Повел старик Охлопочка-Отонышка с собой на ткацкую фабричку: мол, не возьмет ли Щипок внучка хотя бы шпульки мотать за копейку в день.
— Я, Оплюй Оплевыч, помощничка нажил… Вон какой приглядыш! Прими шпульничком, он смекалистый, — просит Мирон.
— Такого-то коротышку! Да на что он мне? Да что он умеет делать? В пряже запутается, — сплюнул себе на бороду Щипок.
— Я все умею делать, я в дедушку и в бабушку пошел, — не дается в обиду Охлопочек-Отонышек.
— Да ты, такой заморыш, вместе с шапкой гроша не стоишь! — еще пуще чванится Щипок.
— Мал золотник, да дорог, а то велик у купца сын, да голова-то как овин, и то непокрытый, — не сдается Охлопочек-Отонышек.
— Да ты моим сыновьям, дочерям и в подметки не годишься! Они у меня — умные и все благородного образования! А ты что? — гремит себялюбец Щипок.
— Нельзя, внучек, пререкаться, — шепчет дед.
— А коли ты больно умелый, то сначала послужи мне по дому, — решил Щипок. — Сделай мне три дела, а я погляжу, сколь ты ловок. Первое дело: съезди один на мельницу, пшеницы-невеянки намели. Второе дело: с бельников старых из лесу доставь на дрова березнику. Третье дело: с круглых прорубей бочку воды привези.
— Мы работы не боимся, был бы хлеб. Все сделаю! — обещал Охлопочек-Отонышек.
— А сделаешь ли? Сдюжишь ли?.. Да ты мою варежку не поднимешь, силы в тебе — как в мерзлом воробье, — подтрунивает Щипок.
Однако взял он Охлопочка-Отонышка в работники по дому.
Вот посылает Щипок веселого работничка пшеницу молоть. Охлопочек-Отонышек насыпал в мешок зерна. Мешок на санки-покатушки положил. А старший-то сын Щипка, красноносый Полиешка, собирается в гости, рысака запрягает в санки-обшивни с медными скобами, с бархатным сиденьем. Бубенчики подвесил, шапку заломил набекрень, сам насмехается над батрачонком:
— Охлопочек-Отонышек, куда спешишь?
— На меленку!
— Чего молоть?
— Невеянку!
— Кого кормить?
— Безделинку! — смело отвечает Охлопочек-Отонышек; сам садится верхом на мешок.
— Ну, ну, какой языкастый! Ты у меня не больно гордись… А то я тебе покажу! — злится недотепа Полиешка. — Дурачок ты, а не работник… Чего уселся на мешке? Думаешь, санки сами поедут?
— Может, у кого другого и не поедут, а у нас покатятся, — не унывает батрачок.
Полиешка кнутом стеганул белого рысака в желтых яблоках. Снег столбом взвился за санками-обшивнями. Тут и санки-покатушки сами покатились за большими санями. Охлопочек-Отонышек посиживает на мешке. У реки остановились покатушки, как раз около водяной мельницы.
Смолол Охлопочек-Отонышек пшеницу, снова сидит около дороги на мешке с мукой.
Пьяный Полиешка как полоумный гонит из гостей. Охлопочек-Отонышек подскочил к задней скобе, опять закинул за крюк бечевку со своего кушачка, а сам — прыг скорее на мешок. Покатились покатушки за коваными санями.
У Щипка под окнами Полиешка ползком ползет из саней. Охлопочек-Отонышек тем временем на плече мешок муки несет в присенник.
— Вот тебе, хозяин, и блины по аршину длины, а ты еще, не видав меня за работой, подбивал клин под чужой блин! — говорит Охлопочек-Отонышек, требует плату за работу.
— Нет, ты второе дело сделай, а я погляжу, — жадничает скопидомный Щипок.
На другое утро Охлопочек-Отонышек рано встает, острый топор берет за кушачок, вывозит из закутка санки-покатушки. А Хрисанфка, средний сын Щипка, собирается на охоту. Надел он шубу синего сукна, на шубе — сзади две светлые пуговки. Ружье взял, лыжи. Хрисанфка-то глупее Полиешки был; спал за двоих, пил-ел за троих, целыми днями на печи бока парил. Здоровый был парнище, а смекалки-то не спрашивай — какой-то недотепа.
Вышел он ко двору и тоже чванится, привередничает:
— Охлопочек-Отонышек, куда пошел?
— До бельнику!
— Чего рубить?
— Березнику.
— Кому служить?
— Бездельнику! — отчеканил батрачок.
— Ну, ну, ты не больно у меня дразнись!.. А то скажу тятеньке, он тебе за это все кудри выщиплет! — сердится увалень толстопятый Хрисанфка.
Охлопочек-Отонышек на санках сидит, к лесу глядит.
— Чего ты уселся, дурачок? Вези санки! — кричит Хрисанф.
— Подожду, когда сами поедут.
Вот идет, шагает здоровый Хрисанф по дороге, а за ним, скажем в полверсте, едет на санках Охлопочек-Отонышек.
Хрисанфу и ни к чему, что та прочная бечевка за крючок к его шубе прицеплена.
На опушке Охлопочек-Отонышек отцепился, нарубил березнику, сидит, ждет. Выскочил напуганный заяц — знать, от волка он удирал, — в бечевке-то и запутался, как в силке.
— Ну, что мне с тобой, зайка, делать? Гулять хочешь или мне на воротник?
— Гулять… Отпусти ты меня снова в лес!
— Я добрый! Так и быть, отпущу, только ты меня по лесу покатай! — говорит Охлопочек-Отонышек.
А Хрисанф тем временем в чаще выстрелил в волка. Убил наповал. Тут Охлопочек-Отонышек и подскакал на зайце; притаился за пеньком, дожидается, за уши заячьи держится.
— Что, попался, серый волчище! — наклонился Хрисанф над волком.
— Попался, только, охотник, ты мне не обрадуешься. Я тяжелый, я железный, до дому меня не доне-сеть, — говорит вместо волка Охлопочек-Отонышек из-за березового пенька.
— Не донесу, так волоком доволоку. Ты не знаешь, какой я сильный — не только волка, а воз дров на себе довезу! — хвастает Хрисанфка.
Накинул он на волка веревку и поволок по снегу.
Охлопочек-Отонышек на опушке привязал бечевку волку за хвост, посиживает на санках. Хрисанф и волка и дрова везет.
— Эх, и правда, волк железный мне попался! — пыхтит, отдувается Хрисанф.
Так и доехал на Хрисанфе Щипков батрачок.
На третье утро Щипок посылает Охлопочка-Отонышка за водой. Делать нечего, надо ехать. Вкатил он бочку на санки, привязал ее, чтобы не упала, в передок ковш на длинном черенище поставил, сам на бочку сел.
Выходит на крыльцо сварливая Палашка, дочь Аплея, большая, неповоротливая. Послали ленивую полоскать полотенца на прорубь. Бельевая корзинка у нее на руке, а крынка с горячей водой — в корзинке. И эта, не лучше своих братьев, вздумала почваниться над работничком:
— Охлопочек-Отонышек, куда поедешь?
— К проруби!
— А с кем поедешь?
— С бочкою!
— С какою бочкой?
— С беленькой!
— Кому вода?
— Бездельникам! — не побоялся Охлопочек-Отонышек сказать правду в глаза.
Пучеглазая Палашка набросилась на Охлопочка-Отонышка с вальком — все у нее замашки отцовские:
— Ах ты голодранец, батрачонок непутевый! Не смей меня называть бездельницей! Я не тебе чета, я богатая, я фабрикантова дочь!
— А я дедушкин да бабушкин внучек.
— А на чем ты за водой поедешь!
— Вот на этом ковше!
— Ну и глупый ты батрачонок… И всё бы на ковше за водой ездили! — засмеялась Палашка.
— А ну, ковш, давай обгоним ее! — кричит Охлопочек-Отонышек.
Щегольливая, чванливая Палашка сморщила нос и побежала под гору. И не видит, что за корзинку зацеплена прочная нитка. Только Палашка под гору, а мимо нее в обгон просвистели санки… Маленький водовоз сидит на бочке:
— Вот и обогнал на ковше!
— Что это у тебя санки везде сами ездят? — не поймет Палашка.
Она полощет на ближней проруби, а он воду черпает на дальней. Полную бочку налил, закрыл кружком и черпак впереди санок воткнул. Сам думать стал, как же ему бочку с водой ввезти в крутую гору.
Озябла Палашка, губы у нее посинели. Опустила она руки в крынку с горячей водой; сидит над крынкой, плачет:
— Ой, замерзну теперь! Ой, до теплой печки не доплетусь!
Охлопочек-Отонышек подкрался, спрятался за корзинкой.
— А зябнут на морозе только ленивые, — говорит он.
— Крынка, ты горячая, хоть ты скажи, как же мне согреться? — спрашивает Палашка.
— Очень просто — работой согреваются, — отвечает за крынку Охлопочек-Отонышек. — Ты сейчас в гору беги, да назад не оглядывайся: жарко станет. Да смотри, чтобы снова ковш тебя не обогнал.