— Места ищет. Ходит от ворот к воротам. Нигде не берут… И народ вроде нужен, а как глянут в книжку — и поворот от ворот: не нужна, ослушлива. Помаран билет-то, вот оно что. Извелась, бедняга. Правда ли не правда ли — ноне приткнули ее в ширилку.
— Ты бы позвала ее, — просит Арсений.
— Сама она собиралась забежать, какое-то дело у нее есть к вам.
Тася не заставила долго ждать себя. Снова села она на сундучок рядом с Арсением, и Стрела с ними. За эти несколько дней Тася изменилась — не узнать. Первые морщинки легли под ясными глазами. И вся она стала какая-то другая. И, видно, пришла она к Арсению в такую тяжелую минуту, когда хоть голову клади под колесо.
Не ошибся Арсений, юная горячая натура ее, переборов горечь неудачи, запросилась туда, куда звал Арсений.
— Обо всем, что случилось с тобой, Тася, я знаю, — начал он. — Расскажи, как ты теперь живешь? Как думаешь дальше жить?
Невеселая речь полилась из девичьих уст:
— Известна наша жизнь. Снова мрачные корпуса, снова притеснения, насмешки. Башмаки сносила, пока нашла себе место. Взяли, но, как узнали, что я ездила на экзамен, теперь, как чуть что, все кому не лень попрекают меня на каждом шагу…
Тася откровенно рассказала о всех своих горестях.
— Как сама не своя бродила я эти дни. Все мне стало немило. На фабрике — укоры, дома — упреки, ругань отца, слезы матери. Мечты, надежды мои рухнули. Все жертвы мои напрасны, стремления лучшие мои оплеваны. Что дальше сулит мне жизнь? Какую радость?
Слезы навернулись у Таси на глазах. Она говорила, смахивала их ладошкой, но они вновь и вновь сверкали на ее густых ресницах.
— Стыдно признаваться в этом, но скажу: бродила я около железнодорожного полотна, глядела на холодные, страшные, змеящиеся рельсы… Обмирало мое сердце. Не страх пугал меня. Не страшно чугунное колесо, только бы не видеть больше мучений. И тут же брало такое неуемное зло: меня не будет, а улучшит ли моя смерть жизнь хотя бы моих родителей и подруг? И еще стыдно мне было самой за себя. Значит, я обманулась сама в себе? Где же те мои силы, на которые я так надеялась?..
И Тася припала лбом к плечу Арсения.
— Хорошо, Тася, что ты вспомнила о нас… Хорошо, что пришла к нам…
Уже звезды начали меркнуть над городом. Заря занялась, а беседа в домике ткачихи все еще продолжалась.
С того вечера Тася все чаще забегала в дом к тете Кате. Забегала с книгами, расспрашивала Арсения о многом, о том, что ей непонятно в прочитанных книгах.
Арсений терпеливо, настойчиво, убедительно открывал перед девушкой безвестный для нее новый мир революционного подполья. И Тася поняла всей душой, что есть на свете великое, благородное дело, ради которого можно отдать все свои силы, все горение юного сердца.
К знанию, к свету Тася пошла вместе с большевиками нелегкой дорогой — дорогой лишений, испытаний. Вскоре, по поручению Арсения, Тася тайно организовала первый кружок девушек-ткачих. В нем занимались сначала всего семь девушек. С каким же интересом, с какой жадностью набросились они на изучение программы партии!
Занятия кружка проводил больше Арсений, иногда заменяли его другие подпольщики.
Умел Арсений среди множества дел, часто очень ответственных и непредвиденных, для всего находить время. С первого же занятия в кружке водворился образцовый порядок, настоящая дисциплина. Люди приходили на занятия вовремя. Примером для учеников был сам Арсений. Какая бы забота ни тяготила его, он поспевал на занятия к своей минуте.
Но однажды перед самым занятием Арсения спешно вызвали на одну фабрику — там назревало горячее дело. Арсений решил идти на фабрику, а через полчаса должны собраться ученицы.
— Стрела, тебе сегодня придется провести занятие в кружке, — наказал Арсений.
— Мне?
— Да, тебе.
Стрела всячески отказывался. Но попробуй отвертеться! Арсений сказал — значит, твердо решено и продумано.
— Ты расскажи им просто о том, что узнал из прочитанной брошюры. Страшного ничего нет.
Так и пришлось Стреле идти в кружок.
Почитали. Споры пошли прегорячие. Вопросы посыпались.
— Как будет это при социализме? Как будет то при коммунизме?
— Будут ли свадьбы?
— Как понять равенство мужчины с женщиной?
А ведь Стрела-то при социализме еще не жил. Если бы они спросили, как боевые пикеты на митинге расставлять, засады против астраханцев, тут-то бы он рассказал!
Не забыть Стреле то занятие.
Девушки стали появляться на массовках, летучках. И уж объединилось вокруг Таси больше трех десятков работниц. Тася в строгой тайне от родителей посещала кружок и массовки. Может быть, сама того не замечая, она все увереннее и тверже становилась в ряды революционных рабочих.
И вот настал день, когда Арсений дал новое поручение Тасе:
— Сегодня на вашей фабрике летучка. Перед концом смены оповести своих ткачих.
Тася с подругами незаметно обошли в тот день почти всю фабрику. Кончилась смена. Арсений и другие подпольщики были неподалеку от фабричных ворот. Они слышали голос Таси, обращенный к выходящим из ворот ткачихам:
— Не расходитесь, товарищи!..
На шум прилетели трое городовых. Они разгоняют, ревут, но бессильны рассеять рабочих.
— Разойдись! Не грудься!
— По домам!
Арсений уже у ворот. Плечи Стрелы и плечи другого товарища — вместо подмостков. Вот уже взметнулась над толпой смелая рука молодого Арсения, твердый голос разносится по всей улице. Останавливаются прохожие; некоторые, недоверчиво, опасливо озираясь, подходят ближе к воротам, сливаются с рабочими, другие слушают в отдалении. Мчатся со всех сторон загорелые, чумазые ребятишки. Полицейские беснуются. Один метнулся в управу.
Вскоре из-за угла с гиком и свистом вылетел отряд конной полиции.
Но у ворот фабрики стоят, почесываясь, сторож и двое городовых. Рабочие уже разошлись, и вместе с рабочими, незамеченные, исчезли Арсений, Стрела, Тася и другие подпольщики.
Какой же радостью сияла Тася, когда на другой день Арсений от души поблагодарил ее:
— Спасибо тебе, Тася! Славный наш товарищ!
В те годы массовки, летучки были одной из форм революционной борьбы и агитации в рабочих массах. Через массовку и летучку лежала дорога к всеобщей политической стачке, к которой настойчиво готовила рабочих городская партийная организация.
На массовку в лес за Мельничново Тася повела всю рабочую молодежь со своей фабрики. Боевики-дружинники на своих местах. Тася с сияющими глазами рядом с Арсением. Вот он поднялся на высокий пень. С виду обычный молодой рабочий, в сапогах, в синей рубашке, опоясанной ремешком. Едва он начал говорить, вдруг народ смятенно заволновался. По рядам прокатилась тревога, кто-то крикнул:
— Казаки, спасайтесь!
И уже было испуганные люди качнулись и бросились в разные стороны, ясно не представляя себе, откуда грозит опасность. Но твердый голос Арсения остановил их:
— Товарищи, ни с места!
— Ни с места, товарищи! — раздался звонкий оклик Таси.
Люди остановились и, смущенно переглядываясь, вновь сомкнулись вокруг Арсения.
— Если мы разбежимся, нас переловят поодиночке. Но если мы все вместе, нас никто не решится тронуть. Казаки боятся боевой дружины.
Арсений был прав. Казаки постояли на опушке леса, но не рискнули забиваться в чащу. Поехали назад. Массовка шла своим чередом. Боевые патрули зорко несли свою вахту.
— Опасность миновала, — доложил Стрела Арсению.
Рабочие спокойно разошлись из лесу.
Сколько этих массовок собиралось в те годы на лугах, в лесах, в поймищах, урочищах, на берегах речек, вокруг Иванова, Шуи, Вичуги, Кохмы, Лежнева! И все они были организованы усилиями Арсения и других большевиков-подпольщиков.
Но вскоре Стрела был очень удивлен неожиданным событием. Самая дисциплинированная девушка не пришла на собрание, потом на другое. Перестала бывать у тети Кати.
— Что с Тасей? — не понимал Стрела, не понимал и Арсений.
Однажды Стрела с Арсением встретили Тасю в воскресный день за городом. Она шла в лес с матерью.
— Тася, ты почему забыла нас?
— Вы моего отца плохо знаете. Я тайно от него ходила в кружок и на массовки. Когда я привела молодежь с фабрики, в конторе узнали об этом. Мастер сказал отцу: «Больно умна у тебя дочь, Митрич, выросла. Поглядим-поглядим, да придется, видно, отправить ее за решетку». Отец дома избил мать и меня.
Тася говорила истинную правду. Мать начала умолять Стрелу и Арсения, чтобы они оставили ее дочь в покое. Тася с матерью ушли.
Арсений и Стрела лежали в густой, высокой траве над речкой. Арсений рассказывал Стреле о политической экономии, учил его и сам в то же время готовился к экзамену, который предстояло сдавать экстерном.
Небо было голубое. Щебетали, звенели в кустах пташки. От цветов пахло медом. Жужжали над головой неустанные пчелы.
Вечерело. Арсений и Стрела возвращались в Шую.
— Все же я схожу к отцу Таси, — твердо заявил Арсений.
И действительно, вскоре Арсений пошел в гости к Тасе, вернее — к ее отцу. Возвратился он в тот вечер поздно и невесел. Потом пошел во второй раз.
После третьего посещения с облегчением заявил:
— Тасин отец — человек как человек, ничего в нем нет страшного. От того, что никто с ним всю жизнь по-человечески ни разу не поговорил, он и очерствел.
Стрела и Арсений улеглись в сенцах. Не сразу они заснули. Луна заглядывала в оконце. Тетя Катя работала в ночную смену.
Вдруг послышался стук в крыльцо. Арсений и Стрела проснулись вместе. Стрела сунул руку под подушку. Арсений сел, прислушиваясь. Стук повторился настойчиво.
— Наверно, полиция, — шепнул Стрела.
— Иди открой, — тихо сказал Арсентий.
Стрела подошел к двери:
— Кто тут?
— Это я, Тася. Мне товарища Арсения… — Голос Таси прерывался: или она плакала, или чем-то была смертельно напугана.