— Вас называют волшебником, и это верно.
— Не слушай этой чепухи. Выпьешь со мной чаю?
— Сейчас приготовлю, — ответила Наргис. Она принесла две чашка чая и блюдо с нарезанным мясом.
— Откуда это?
— Кухарка дала. Половину я отнесла маме.
— Пожалуйста, больше этого не делай, — строго сказал Ореш и, помедлив, добавил: — А теперь скажи мне, как ты чувствуешь себя в этом доме после смерти жены барона?
— Значительно лучше, — сказала Наргис. — Теперь я прислуживаю дочке барона.
— Значит, не хочешь, чтобы тебя оттуда вышвырнули?
— Нет.
— В таком случае советую больше не приходить сюда.
— Почему?
— Ты же знаешь, если об этом станет известно, тебя уволят.
— Понимаю, — сказала девушка и направилась к выходу. На секунду она остановилась и сказала: — Я связала вам носки. Можно принести?
Ореш развел руками и улыбнулся. Выйдя из дома, Наргис остановилась, глубоко вздохнула и прижала руку к сильно бившемуся сердцу.
Резиденция Вильяма помещалась в роскошной вилле, находящейся на далекой окраине Шираза. Такие отдельно стоящие здания можно было встретить на юге повсюду — в странах, находящихся под властью английской администрации. Резиденцию окружал с виду дикий, но на самом деле тщательно ухоженный английский парк.
Хозяин дома, сорокалетний красивый мужчина с прекрасным профилем, загорал у бассейна, читая «Таймс» и время от времени поглядывая в сторону открытой двери террасы. Сквозь широкие окна были слышны голоса двух женщин и мужчины, разговаривавших на втором этаже.
Вильям встал с шезлонга и прошел на террасу. Заглянул в роскошно обставленную комнату. Перед высоким зеркалом стояла худощавая блондинка. Это была жена Вильяма, представителя фирмы «Зингер» в Иране. На вид ей было за сорок, хотя могло быть и больше пятидесяти. Рядом с ней стояла молодая, очень красивая девушка. В глаза бросалась ее необычайно стройная фигура. Марта — так ее звали — ловкими движениями проворных пальцев подкалывала складки платья жены Вильяма. Рядом стоял, деликатно глядя в окно, полноватый мужчина лет шестидесяти, одетый в серые брюки из шотландской шерсти и легкую спортивную рубашку. Хозяин дома пригласил гостя — английского консула в Иране — на террасу.
— «Джони Уокер» или «Уайт Хос»? — спросил он.
Консул указал на квадратную бутылку. Вильям вынул из холодильника термос со льдом, сифон с содовой, взял высокие хрустальные стаканы. Они сели в шезлонги около бассейна.
— Вы сделали удачный выбор, сэр, — сказал Вильям. — Мне хотелось попробовать как раз это, двенадцатилетнее.
— Не знаю, что бы я делал без виски. Мусульмане никогда этого не поймут… — ответил консул.
— За ваше здоровье и успехи в наших делах в новом году! — Вильям поднес стакан к губам.
— Вы наверняка хотели бы выпить за прекрасные глава этой портнихи? Я также. — Консул взглянул в сторону комнаты, в которой Марта возилась с платьем.
— Вам все известно, — ответил Вильям, отпив виски.
— Она все еще без ума от вас?
Вильям не ответил.
— Извините за неделикатность, — сказал консул. — Я хотел спросить о другом: вы как-то говорили мне, что она шьет свадебное платье для дочери хана…
— К чему вы клоните? — спросил Вильям.
— Вы хорошо знаете. Последнее время немцы энергично изучают круги крупных землевладельцев в Иране. Сейчас продовольствие для них — стратегический товар. Пользуясь давнишними симпатиями местного населения, они стараются перетянуть на свою сторону многих наших друзей. Опасаюсь, что они могут нейтрализовать наше влияние. Тем более что аппетиты немцев не ограничиваются продовольствием. Так что любая информация для нас очень ценна. Вы отдаете себе отчет в том, что вовсе не случайно немецкий промышленник берет в жены дочь хана, имеющего такое большое влияние на жителей этой страны? Думаю, теперь вы посчитаете обоснованным этот, может быть, неделикатный вопрос, который я задал вначале, — закончил консул.
— Думаю, что Марта могла бы сблизиться с Ширин и стать в определенном смысле своей в доме Витгенштейнов. Можем ли мы на нее рассчитывать? Она умна и способна, знает языки: английский, немецкий, армянский и персидский.
— О! Это хороший ответ на мой вопрос. Расскажите мне о ней еще что-нибудь, — попросил консул.
— Армянка. У отца автомобильная мастерская. Мать портниха. У нее было два брата, одного убили армяне.
— Из какой группировки?
— «Дашнак».
— Коммунисты?
— Нет. У парня были с ними какие-то счеты…
— Я кое-что знаю об этой организации. Но охотно услышал бы побольше о Марте.
— Она мечтает о собственном салоне моды в какой-нибудь из европейских столиц…
— Европейских?
— Да, например, в Лондоне. Кроме того, она очень любит детей и хотела бы наконец иметь свой собственный дом.
— Значит, были какие-то обещания?..
Вильям не ответил.
— Извините. Я снова был неделикатен. Не хочу вмешиваться в ваши личные дела, но, чтобы она могла успешно сотрудничать с нами, я должен знать о ней как можно больше. Говоря откровенно, я вам завидую. Это лакомый кусочек. На вашем месте я бы культивировал это чувство, как садовник, который ухаживает за розой до того момента, пока не срежет ее и не вручит покупателю.
— Но садовник не намерен никому продавать эту розу. Он будет выхаживать ее только для того, чтобы каждую весну смотреть, как она расцветает снова, — ядовито сказал Вильям.
— У вас по отношению к ней серьезные намерения?
— Вы, как всегда, угадали…
В это время в комнате для гостей резиденции Витгенштейнов Кристина внимательно рассматривала серию рисунков и фотографий, сравнивая их с рисунками из учебника антропологии. Она как раз внимательно изучала фотографию Ширин, пытаясь найти аналог в антропологической таблице. Август расхаживал по комнате, переодеваясь на ходу.
— Где мой галстук? — спросил он жену.
Кристина, не отрываясь от своего занятия, ответила:
— Поищи в шкафу.
В конце концов Август нашел галстук и начал старательно завязывать его перед зеркалом.
— Ты сказал, что она из рода Бахтиаров, — произнесла Кристина.
— Да оставь ты это!
— Иди, ну пожалуйста, подойди поближе.
— Меня это совершенно не интересует. — Иди, я покажу тебе.
— Женщина! Да любой мужчина с удовольствием бы женился на этой девушке!
— Аристократия, аристократия… Не будь маньяком, как твой брат. Запомни раз и навсегда, что нет ни рабочих, ни крестьян, ни аристократов. Есть только худшие или лучшие расы. А фрейлейн Ширин представляет антропологический тип, самой природой предназначенный для того, чтобы служить, а не править. Это именно так, и ничего с этим не сделаешь.
— Даже пропаганда утверждает, что иранцы — арийцы, так же, как и мы, — попробовал возразить Август.
— Мой милый, я основываюсь на научных данных, а не на пропаганде.
— Надеюсь, ты не коснешься этой темы в беседе с Карлом…
— Это бессмысленно. Наука не доходит до его аристократического мозга, — с иронией ответила Кристина.
В доме барона Карла фон Витгенштейна старательно готовились к свадебным торжествам. Первый этаж был предназначен для персов, второй — для гостей-европейцев. В саду были развешены цветные лампионы. Салоны мраморного дворца заполняли разноцветные толпы гостей. Появление молодой пары вызвало всеобщее оживление. По местному обычаю повар на пороге дома заколол тучную корову. Входя, барон и Ширин должны были переступить через лужу крови. Мать Ширин разбрасывала над головами молодых пригоршни золотых монет, которые собирали дети. Один из распорядителей размахивал кадильницей, выпускавшей клубы ароматного дыма, другой нес повернутое в сторону молодой пары венецианское зеркало. Оно символизировало счастье, молодость и красоту. Гости приветствовали входивших аплодисментами. Фотографы занялись съемкой. Сначала они фотографировали молодую пару, потом по очереди гостей — начиная с самых именитых — с бароном и Ширин. Ее отец, хан, беседовал с доктором Иоахимом и Маргит.
— Барон фон Витгенштейн попросил у меня руки Ширин, — говорил хан. — Я спросил его, беседовал ли он с моей дочерью. Он ответил, что, по традиции Ирана, нужно получить сначала разрешение отца. На это я сказал, что против этого союза… — Произнеся эти слова, хан заметил удивление на лице Иоахима. — Вы удивлены? Ведь каждый бы с радостью отдал свою дочь в такую уважаемую в нашей стране семью. Любой, но не я. А знаете почему? Те, что вчера плясали под музыку англичан, сегодня смотрят в рот немцам. А я и тогда не плясал под их дудку, и сейчас не буду. Наши семьи должны рассчитывать на себя и искать опоры в Персии. Но с Ширин спорить бесполезно. Она совершенно не похожа на девушек нашего рода. Так что же мне было делать?
— Вы поступили абсолютно правильно, — ответила Маргит.
— Помню, когда госпоже Ширин было девятнадцать лет, я был при родах ее сестры. Госпожа Ширин была горда тем, что — вопреки персидской традиции — ребенка ее сестры принимал иностранец, — добавил доктор.
— Она всегда была такая… современная, — заключил хан.
— А где они проведут медовый месяц? — спросил Иоахим.
— Послезавтра они отъезжают в Берлин, — ответила Маргит.
— А вы остаетесь? — обратился к ней хан.
— Врач не волен распоряжаться своим временем.
— Госпожа Маргит необходима в нашей больнице, особенно в женском отделении.
— Слава богу, что у наших женщин есть такой врач. Иначе посторонний мужчина касался бы их тела.
Оркестр заиграл первый вальс, предназначенный для молодой супруги. Ширин подошла к отцу, приглашая его на танец. Хан сделал вид, что не понял. Взяв ладонями лицо Ширин, он с волнением поцеловал ее. Девушка поцеловала его руку. Потом наступила очередь матери. Она обняла дочь и залилась слезами. Все это было больше похоже на прощание, чем на приглашение на танец. Ширин тоже была взволнована. Лишь когда она со слезами вернулась к Карлу, гости начали танцевать. После вальса часть гостей стала требовать персидские танцы, скандируя: «Ширин, Ширин!»