Митра — страница 47 из 62

— Да, — тихо ответила Наргис.

— В таком случае, после того как барон покушает, можешь идти домой, но утром обязательно вернись.

— Спасибо, госпожа.

После ухода Наргис вошел Август.

— Вы еще долго будете играть? — спросила раздраженная Кристина и громко добавила: — Когда они наконец уйдут?!

— Закончим эту партию. Мне нужно обговорить с начальником гарнизона одно дело. Почему ты так нервничаешь?

— И ты еще удивляешься?!

— Успокойся. Все в порядке.

— Но у меня перед глазами постоянно рисунок Генриха. Ты его нашел?

— Тебе почудилось, я обыскал весь сад.

Снизу донесся громкий голос Бахмана:

— Господин барон, карты розданы, мы вас ждем…

Август вернулся к столику. Кристина нервным шагом ходила по комнате и вдруг задержалась перед портретом Генриха, висящим на стене. В потной ладони она крепко держала ключи от подвала. Присела возле стола и налила себе полстакана виски. Выпила и положила ключи на стол, через минуту опять потянулась за ними. Подошла к окну и снова вернулась к столу, опять налила, выпила и погрузилась в мрачные мысли.

Старинные гданьские часы своим мелодичным звоном напомнили о времени. Кристина очнулась. Было уже двадцать два часа. Женщина выглянула в окно. Август, начальник гарнизона, Марта и Ганс все еще сидели за столиком. Бахман раздавал карты. Август заметил жену.

— Уже иду, дорогая, это действительно последняя партия.

Кристина вошла в гостиную. И тут же пришел Август.

— Они уехали на прием.

— А ты?

— Отговорился, останусь с тобой. Ты поужинала?

— Нет аппетита.

— Опять пила?

— А что мне остается делать? — почти плача, спросила Кристина.

— Я невероятно голоден, — произнес Август и пошел в столовую.

Ганс, Марта и персидский гость сели в машину, которая направилась к воротам. Кристина, увидев, как они уехали, схватила ключи и побежала в укрытие. Открыла дверь и, охваченная ужасом, убедилась, что Генриха там нет. Вне себя она выбежала из подвала и бегом вернулась во дворец.

Август заканчивал ужинать, когда Кристина встала перед ним. В ее сумасшедших глазах был панический страх, по щекам стекали слезы. Женщина тяжело дышала.

— Я знала, знала, что так будет! Где ты его похоронил?!

— Что случилось? — спросил удивленный Август, вставая.

— Что случилось?! Его нет! Его нет в подвале! Его нет! О господи!..

Август стоял как пораженный молнией. Он выбежал в сад. В темноте увидел силуэт человека, который скрылся между деревьями. Побежал в подвал: дверь была открыта, укрытие Генриха — пусто. «Возможно, это он был в саду», — подумал Август и пробрался сквозь кустарник до самой калитки. Но он опоздал: там никого не было. Он вернулся домой, искал Кристину, но ее нигде не было. Еще раз побежал в подвал. Застал жену там. Она в истерическом припадке ломала все вокруг: срывала со стен нарисованные Генрихом картины, разбрасывала находившиеся там различные предметы, старалась сдвинуть тяжелый шкаф.

— Что ты делаешь?

— Не без причины ты вчера меня напоил. Где он?! — кричала Кристина, ненавидяще глядя на Августа.

— Ты сошла с ума?

— Я уже один раз пережила его смерть, но это было совсем иное. Тогда он погиб на войне. Но чтобы родной отец…

— Ты действительно сошла с ума! И ты считаешь себя представительницей расы, призванной управлять миром?

— Этого ты не можешь мне простить, ты, аристократический хам! Не можешь простить моей интеллигентности… утонченности. Тебе не хватает элементарных чувств… Ты, отец…

— Он бежал, понимаешь? Только что я видел, как он украдкой пробирался через сад. Хотел его догнать, но не успел!

Кристина оцепенела, глядя на мужа широко раскрытыми глазами.

— У него было много времени, чтобы все обдумать, — продолжал Август. — Наверное, где-то спрятался. Ты очень нервничала и не заметила, как он выбрался из подвала.

— Это бессмысленно. Он ведь знает, что его везде ищут, без документов он только здесь был в безопасности. Все у него было. Зачем он это сделал?

— Ты хотя бы сейчас поверила, что я его не убил?

— Сама не знаю. Ты ведь говорил, что его надо замуровать…

Август прервал ее:

— Я знаю, куда он ушел: в пустыню.

— Куда?

— В пустыню. Это в его стиле. Помнишь, сколько раз он просил помочь ему организовать такую экспедицию?

— Нет, не верю. Он где-то здесь… Слушай… — Она посмотрела мужу в глаза, как бы желая прочитать в них правду, но у нее не хватило смелости сказать о своей догадке.

— Опять начинаешь?

— Никуда он не уехал! Уверена, что он находится где-то здесь и действует против нас и против войны. Он ведь мечтал об этом. Господи, что будет? Он нас растерзает! — кричала в истерике Кристина.

— Пусть делает, что хочет. Запомни! Мы его не видели, не знаем о его дезертирстве. Известно только, что он погиб на фронте.

— Как это?

— Нам нужно замести следы. Вот так!.. — Август начал бросать в кучу картины и личные вещи Генриха, затем схватил лампу, все облил керосином и поджег. Крепко схватил Кристину за руку, и они молча смотрели, как пламя уничтожает все вокруг…


Доктор Иоахим повторно навестил Генриха и, как обычно, внимательно его обследовал. Обнаружив значительное улучшение, сказал:

— Можно заниматься гимнастикой, немного гулять на свежем воздухе, но солнца избегать.

— Когда я смогу двинуться в пустыню? — спросил Генрих.

— Пока еще необходимо отдыхать.

— Как долго?

— Посмотрим, Многое зависит от вас, пока слушайте доктора.

— Это ужасно, что рассказала мне Наргис…

— Не понимаю…

— О смерти Маргит… Это ужасно, — повторил Генрих.

— Да, вы правы. Страшную смерть ей придумали…

— Придумали? Ведь Наргис говорила, что ее растерзала разгневанная толпа.

— Да, только вопрос, почему это случилось? Господин Генрих, мы, немцы, такой народ, у которого когда-то Европа училась рациональному мышлению. И что? Хватило одного безумца — и полетел прахом весь наш рационализм. Как будто мы попали в состояние массового гипноза. Намного проще разбудить неконтролируемые эмоции общества, которое с давних веков сохраняет иррациональную философию. Иранцы фанатично ненавидят англичан, а сейчас так же фанатично полюбили Гитлера. В данный момент такие люди, как Ганс Бахман, имеют возможность заявить о себе. Он хорошо знает, что здешняя толпа может быть невменяемой. Достаточно подбросить ей в соответствующий момент один лозунг, чтобы вызвать лавину человеческого гнева.

— А вы подозреваете, что это дело рук Ганса? Но чем мешала ему Маргит?

— Она разузнала, что Ганс с вашим отцом виновны в страшной болезни барона. За несколько часов до смерти она мне сказала, что решила выяснить все обстоятельства этого несчастья. Поэтому решилась на поход в храм для очной ставки Бахмана и Августа с заклинателем змей. Я уверен, что Ганс разгадал ее намерения без труда, потому что Маргит всегда была слишком прямолинейной и энергичной, совсем открыто вела свое следствие.

— И отец?! Мой отец? Трудно в это поверить! — сказал возмущенный Генрих.

— Мне неприятно, что говорю вам такие вещи.

— Я всегда знал, что отец является утопистом, влюбленным в нефть. Нефть, нефть, нефть… Это ключ к овладению светом, но…

— Вы хорошо знаете, так же как и я, что каждая идеология, претворенная в жизнь, зачастую приобретает вовсе не идеальные формы. Ваш отец мечтает о нефти… А знаете ли вы, что несколько дней назад у него был гостем сам адмирал Канарис?

— Тот, который способствовал убийству Розы Люксембург и вместе с тем считает преступлением толкнуть собаку на улице? — с недоверием спросил Генрих.

Иоахим кивнул:

— Именно. Канарис любит животных, и в этом он очень похож на вашего отца. Вообще, он во многом напоминает мне господина Августа: аристократического происхождения, был либералом, интеллектуал… В мировой войне — конечно, я говорю о первой мировой войне — Канарис служил немецкому империализму, который в окончательной фазе потерпел поражение. В то время немецкий пролетариат был ослаблен войной и под воздействием Октябрьской революции искал выхода, подобного тому, что совершили народные массы в России. Мы создали тогда рабоче-солдатские народные советы. В ноябре тысяча девятьсот восемнадцатого года император Вильгельм Второй отрекся от престола. Канарис был монархистом, так же, как и ваш отец, и особенно дядя — барон Карл фон Витгенштейн, который очень болезненно переживал поражение. Они возложили вину не на императора и не на немецкую буржуазию, а на наше революционное движение. Назвали его «ударом в спину немецкому народу». Всю свою ненависть направили против коммунизма и Советской России. Искали общественной и политической развязки и в конце концов нашли ее в гитлеризме. Удивительно, как потом оказалось, Карл фон Витгенштейн и его брат не верили Гитлеру, но в фашистском движении увидели шанс к реализации своих мечтаний в широкое поле действий. Ваш отец мечтал о завоевании позиции второго Деттердинга, а Канарис сделает все, чтобы «чистая» немецкая раса овладела миром. Кстати, Вильгельм Канарис никогда не питал доверия к Гитлеру. Считаю, что даже сегодня он не относится к нему с уважением. Но Гитлер сейчас стал человеком, которого Канарис отождествляет со своими стремлениями, антикоммунизмом и немецким шовинизмом. В противоположность господину Августу, он является человеком, полностью охваченным одной идеей, избегает общества, атмосфера домашнего очага чужда ему… Но вы хорошо знаете, что ваш отец не любит отказываться от роскоши, хорошего питания, теплой постели и вообще от прелестей жизни…

— Вы думаете, что Канарис является непосредственным начальником моего отца? — Генрих все не мог поверить в то, что слышит.

Иоахим мило усмехнулся:

— Адмирал Канарис поднялся слишком высоко, чтобы лично руководить такими людьми, как господин Август. Он руководит одной из самых сильных разведок — военной разведкой третьего рейха — абвером.

— Тогда почему он появился у моего отца?