— За что?
— Он был сапожником. Но каким! В целом городе не было лучшего. Один клиент, какой-то, кажется, профессор, просил получать письма, высылаемые на его имя, потому что у профессора не было постоянного адреса. Потом оказалось, что этот «профессор» состоял в нелегальной коммунистической организации. Полиция арестовала моего парня, который не умел ни читать, ни писать, но отлично тачал сапоги. Он получил пятнадцать лет! А ведь он только хотел помочь человеку и никогда не занимался политикой.
— А может быть, занимался, только ты об этом не знала? — с сочувствием спросила Наргис.
— Я его знаю лучше, чем себя. Я больше говорю о политике, чем он…
— Они сейчас всего боятся. Везде вынюхивают «красную чуму». Нас считают врагами потому, что мы бедны. А мы бедны потому, что нас обворовывают.
В комнату вошел лакей, принес радиоприемник.
— Где поставить?
— Там, на столике, возле кровати.
Наргис прочла фабричную марку: «Телефункен».
— Господин Ганс несколько дней назад получил такой же аппарат.
— Только бы этот полковник не остался здесь надолго! — сказала служанка.
Наргис посмотрела на нее с удивлением.
— Помнишь, как приехал брат господина барона с женой — с визитом, только на праздник? Потом мадам Элен неожиданно умерла, и они остались. Фрау Элен — это была настоящая госпожа… Спустя некоторое время барона укусила змея, а его дочь так и не успела до конца узнать, как это случилось. И как раз тогда же поселился этот Ганс вместе с женой. Госпожа Маргит недавно погибла. Возможно, полковник займет ее комнату.
— Слишком много говоришь, — предостерегла ее Наргис.
— Разве я неправду говорю?
— Могут услышать. Знаешь ведь, какая любопытная эта вечно пьяная госпожа Кристина. Всюду рыщет, во все суется и ходит везде как тень.
— Ненавижу их! Служу им только потому, что надо на что-то жить…
— Пошли, пошли!
— Послушай, ты не скажешь им?
— Да ты что! Идем. — Наргис успокоила подругу и ввезла коляску с бароном в маленькую комнату, в которой стояли кровать, кресло и столик. Наргис поставила коляску возле окна и быстро спустилась в подвал, открыла дверь и замерла, удивленная. Здесь все было по-другому. Кто-то унес все принадлежавшее Генриху, а помещение заставил какими-то другими вещами. На полу она заметила пепел и кусочки недогоревшей картины.
Когда девушка входила во дворец, она услышала голос диктора, который торжественно передавал коммюнике о молниеносной атаке гитлеровской армии на Советский Союз. «Война, — подумала обеспокоенная этой новостью Наргис. — Итак, Генрих был прав, когда говорил, что они спровоцируют нас на войну с Россией…»
Вдруг послышался голос Августа, который, оказывается, искал девушку в саду:
— Чего глазеешь? Иди помогать!
Наргис побежала на кухню. Перед черным ходом висели на перекладине две зарезанные овцы, повар снимал с них шкуру. Слуга подставил таз и вырвал внутренности, их господа не ели, и унес в кладовку. На кухне царила суматоха. Повар устанавливал вертелы. Готовился прием по случаю успехов на фронте. Всем управляла лично Кристина. Она распоряжалась, как накрывать стол, куда ставить блюда с икрой, креветками, шашлыками…
Вокруг стола уселись: полковник, который только что вернулся из командировки, Ганс Бахман с супругой, немецкий консул и Август, затем пришла Кристина и заняла место рядом с мужем. Радио из Берлина передавало марши. Все с оживлением комментировали последние известия и ждали дальнейшей информации с восточного фронта.
— Для нас очень важны успехи наступления на Москву и Кавказ, — сказал полковник.
— Выпьем за нашу непобедимую армию! — произнес Ганс Бахман.
После тоста приступили к еде. Август сжал руку Кристине:
— Все в порядке, дорогая! Черные дни позади. Наконец-то мы имеем то, чего так долго ждали. — Он поцеловал Кристину в щеку. Общество это заметило.
— Браво! — закричал консул.
— Господа! — включился полковник. — То, что каждый немец сегодня горд и счастлив, всем понятно, но то, — он посмотрел на Августа и Кристину, — что супруги после многих лет, прожитых вместе, воркуют, как пара голубков это, господа, действительно трогательно!
Кристина скромно улыбнулась. Бахман присоединился к полковнику:
— Если позволите, господин полковник, выпьем за здоровье госпожи Кристины, выдающегося немецкого антрополога. И за господина Августа, которого смело уже можно назвать Деттердингом нашего времени.
В этот момент радио из Берлина передавало следующие известия:
«…Наша героическая армия заняла Минск и Львов. Немецкие и финские войска перешли в наступление с территории Финляндии в направлении Мурманска…»
Все гости поднялись со стульев. Хозяин наполнил рюмки и произнес тост:
— За победу!
Из репродуктора звучали марши. Вести с фронта вызвали общий энтузиазм.
— Кажется, англичане опять нажимают на шаха и требуют убрать наших специалистов и советников из Ирана, — сказал после очередного тоста полковник.
— Но, к счастью, шах делает вид, что ничего не видит и не слышит, — вмешался консул. — Нет, господа! Шах для нас пока еще не потерян. Смотрите: настроения в иранской армии решительно направлены против англичан. Не знаю, слышали ли вы, с каким неуважением обращаются здешние таможенники с пассажирами, прибывающими британскими пароходами. Английские самолеты, направляющиеся в Индию, вынуждены далеко облетать стороной Иран, потому что шах не разрешает им пролетать над своей страной. Все эти факты подтверждают однозначно, что атмосфера в Иране способствует нам, а не Великобритании…
В гостиную вошла Наргис и принесла на подносе письмо, адресованное госпоже фон Витгенштейн, которое несколько дней назад по просьбе Генриха девушка опустила в почтовый ящик. Кристина узнала почерк сына и задрожала. Она незаметно удалилась в ванную комнату и прочла письмо. Панический страх и бессильная злоба овладели ею. Умыв лицо холодной водой, женщина села на табуретку. Она сидела, потеряв счет времени, пока не вошел Август.
— Что с тобой происходит?
— Он может в любой момент прийти, — ответила Кристина.
— Кто?
— Генрих, — сказала она почти шепотом. — Господи! Это как гром среди ясного неба. Взгляни на письмо. Он собирается прийти сюда. Безумец! Смеется над всем, над нашей честью, фамильной гордостью, традициями, над нашим будущим Я тебе говорю, он появится здесь… Это сумасброд, я его знаю…
Август прочитал письмо, и лицо его изменилось.
— Вот молокосос! Мы рисковали своей жизнью из-за него, а он теперь… — Август помолчал в негодовании, — смеет называть нас «хвостом змеи, голова которой находится в фашистской Германии». Какой негодяй! Надо было тогда замуровать вентиляционное отверстие, и все было бы спокойно. Не сделал я этого потому, что все же это наш сын. Но он подонок. Пацифист! Трус и предатель… Я его найду…
— Но что мы будем делать, если он все-таки… — беспомощно сказала Кристина.
— Нет! Он не посмеет…
— Такой стыд, такое унижение! Я не выдержу этого… — монотонно повторяла Кристина.
В дверь ванной постучались.
— Что случилось? — спросил консул.
— Ничего, ничего! Сейчас идем…
Кристина поправила волосы, и они вернулись в гостиную, где все слушали очередное коммюнике. Проходя по гостиной, Кристина заметила прикрепленный к оконной решетке рисунок солнца, тот самый, который нарисовал Генрих. Она побледнела, ее охватили ужас и паника. Она видела разговаривающих гостей, но не слышала их голосов. Стараясь не привлекать к себе внимания, Кристина вышла на террасу, сняла с оконной решетки солнечный кружок, быстро побежала в комнату и только там как следует присмотрелась к картинке. Теперь на ней было написано слово «Митра». Спрятав рисунок в шкаф, Кристина, взволнованная, вышла в сад, внимательно всматриваясь в темноту, надеясь увидеть сына. Вдруг она почувствовала чей-то взгляд — это Наргис пристально глядела на нее.
— Что здесь делаешь? Почему так смотришь?
— Господин барон велел вас найти…
— Хорошо, иду. А ты — марш на кухню!
Наргис пошла во дворец, а Кристина еще немного походила по саду. Встретила старого садовника. «Может быть, он соучастник дел Генриха? — подумала она. — Ведь не смог бы тот сам выбраться из подвала. Кто-то его выпустил». Она подошла к садовнику.
— Вы здесь никого чужого не видели?
— Кто бы смел сюда прийти, моя госпожа? Ворота закрыты, калитка тоже, как видите. Но если бы кто-то чужой появился, я бы его сразу заметил.
— Вы все время смотрите за домом?
— Почти. Случается, что нужно уйти по делам.
— А сегодня? Все время были в саду?
— Полчаса тому назад молился в своей комнате.
— Вот именно! — подтвердила Кристина. — Этого могло быть достаточно.
— Слушаю вас, госпожа! — Садовник не понял, что она имела в виду.
— Ничего, ничего. — Кристина отвернулась и направилась к дому.
В своей комнате она села в кресло. Ощущение, что Генрих может появиться в любую минуту, не покидало ее.
— Что с тобой? — спросил Август, когда наконец нашел ее, дрожащую, как в лихорадке.
— Он здесь…
— Где?
— Где-то спрятался.
— Ты видела его?
Кристина кивнула:
— Да.
— Видела?!
— К оконной решетке было прикреплено его солнце, та картинка, которую ты не нашел во дворе.
— Тебе показалось.
— Сходи в мою комнату, посмотри в шкафу! Я ее сняла и спрятала.
Август не поверил жене и пошел в ее комнату, заглянул в шкаф.
— Где ты ее нашла? — Он тоже начинал нервничать.
— На окне, со стороны террасы. Что обозначает «Митра»?
— Митра? Согласно персидской мифологии обозначает солнце.
— Именно это слово кто-то написал на картинке. Все это имеет какой-то другой смысл.
— Успокойся, дорогая! Подождем. Пока мы в его руках, но он не осмелится сюда войти. Понимает, что его немедленно арестуют. Это безумие!
— Он прячется где-то здесь! — Кристина была в состоянии шока. — Холодно мне, холодно! Не оставляй меня одну!..