После этих слов Карла в дискуссию вступил консул:
— На брата моей знакомой в Берлине прямо на улице напали несколько человек. С тяжелыми повреждениями черепа он попал в больницу и через два дня умер. Родителям умершего объяснили, что властям трудно сдержать внезапные проявления патриотизма немецких граждан, направленные против расово чуждых элементов.
Беседу за праздничным столом прервала Наргис, которая вбежала в комнату и попросила доктора Иоахима пройти в спальню Элен. Та, тяжело дыша, лежала на постели. Ее лицо посинело, на лбу выступили крупные капли пота. Врач сделал укол, и больная начала успокаиваться.
— Останьтесь с ней. Я через минуту загляну, — сказал доктор Иоахим Кристине и вышел из комнаты.
Элен чувствовала себя уже значительно лучше, даже приподнялась на постели, внимательно глядя на жену Августа.
— Перед выездом мы были с Августом в Париже, — Кристина вернулась к теме прерванной беседы, — где встретили одного из немецких аристократов, не признающих Гитлера. Представь себе, моя дорогая, этот человек будто ослеп, он совершенно не видит Парижа. Но, понимаешь, он видит во сне свой дом в Мюнхене… Видит знакомых, семью, еще раз переживает старые горести и радости. Он сказал нам, что настоящей жизнью он живет только ночью, ведь только ночью он оказывается в своем доме на Зедлингерторплатц. И еще он говорил, что во сне чувствует даже запах цветов в своем саду, и я подумала тогда, что если бы он вдруг прозрел и приехал в Германию, то совершенно был бы сломлен. У нас уже нет ни монархии, ни Веймарской республики, а он все еще живет в том времени. Для таких людей уже нет места, пусть у них даже будет две или три пары здоровых глаз. Многие могут ненавидеть Гитлера, некоторые могут относиться к нему с отвращением, но, дорогая моя, ведь это он вывел Германию из тупика, дал людям работу и обещал народу необходимое жизненное пространство. Он укрепил нас в убеждении, что мы избранная раса. Потому что мы именно таковы! — твердо заключила Кристина.
Элен взяла со стола яблоко и разрезала его пополам. Внезапно она вздрогнула. Среди косточек она увидела толстого розового червяка. Кристина заметила движение Элен в заговорила вкрадчивым голосом:
— Дорогая моя, ведь это факты не только исторические, но и научные. Что ни говори, но свою докторскую работу я писала по генетической обусловленности рас.
— Хочешь яблоко? — вдруг сказала Элен.
— Что?
— Я спрашиваю, хочешь ли ты яблоко.
— Обожаю яблоки.
Элен встала с постели и подошла к Кристине.
— Август всегда называл тебя «мое яблочко».
— Мужчины любят яблоки, — ответила несколько растерянно Кристина, не понимая, к чему клонит Элен.
— А если они червивые?
— Хуже, если они гнилые, — ответила Кристина.
— Это из нашего сада, — произнесла Элен и внезапно, молниеносным движением, всунула половинку яблока с извивающимся в ней червяком в рот Кристины. Та, обороняясь, сжала зубы, укусив Элен за палец. Несмотря на боль, баронесса не вскрикнула. Лица обеих женщин пылали ненавистью.
— Ах ты, стерва! Хочешь лишить меня дома, в котором я родилась, запаха детства, моего родного языка! Я не доставлю тебе этой радости! Вам это не удастся! — крикнула Элен и, схватив Кристину за шею, вонзила ей в горло свои ногти. Та открыла рот, выпустив палец Элен. Баронесса подошла к столу и обильно полила палец одеколоном.
— Ты не поедешь в Веймар! Останешься здесь и сгниешь. Немецкая земля принадлежит только нам, немцам! — крикнула Кристина, выбегая из комнаты.
Через минуту вошел Карл.
— Как ты себя чувствуешь, моя дорогая?
— Лучше. Значительно лучше, — ответила Элен.
— Гости перешли в салон. Может быть, ты к нам вернешься? — предложил барон.
Элен поправила платье и с достоинством вышла из комнаты, за ней Карл. В салоне кто-то запел рождественскую песню: «Тихая ночь, святая ночь», которую подхватили все. Кристина смотрела на кровоточащий палец Элен, а та с удовлетворением задержала свой взгляд на свежих царапинах на шее Кристины.
Слова старой рождественской песенки эхом отдавались в соседних комнатах и в помещениях для слуг.
— Что они делают с этим хлебом? — спросила Наргис, указывая на лежащую на тарелке облатку.
— Это святой хлеб. Он означает любовь и согласие, — ответила старшая служанка.
— Как это прекрасно…
— У них так принято. Они всегда вежливы друг с другом, живут в дружбе, не так, как мы. У нас человек человека в пустыне убьет за каплю воды.
— Да. У них иначе. Они любят друг друга. И так прекрасно поют…
На следующее утро Наргис шла через сад. За дворцом она встретила Ореша, который грузил в машину красители.
— Ты не хочешь со мной поговорить?
Наргис заколебалась, но, не говоря ни слова, направилась в сторону пещеры, в которой зимой хранились продукты. Войдя в пещеру, в полумраке девушка внезапно услышала таинственный голос, отражающийся от стен многократным эхом:
— Дитя мое… Дитя мое… Подойти поближе.
Девушка выбежала из пещеры, посмотрела, нет ли кого снаружи. Вокруг царила тишина. Она вернулась и снова услышала голос:
— Не бойся… Подойди поближе… Как тебя зовут, малышка?
— Наргис, — ответила испуганная девушка.
— Говори громче!
— Наргис.
— Закрой глаза и постарайся увидеть того, кого любишь. Закрой глаза…
Наргис закрыла глаза и замерла в ожидании.
— Что ты видишь?
Девушка открыла глаза и со страхом оглянулась.
— Кого ты видишь?
— Никого, — ответила она тихо.
— Старайся его увидеть.
— Да. Теперь вижу.
— Того, кого любишь?
— Да, того, кого люблю.
— Где он?
— Не знаю.
— Сколько ему лет?
— Не знаю.
— Как он выглядит?
— Не знаю, не знаю, не знаю… — Наргис, рыдая, выскочила из пещеры. Через минуту она вернулась.
— Кто он? — услышала Наргис тот же голос.
— Это мой отец, — ответила девушка.
— Ты никогда его не видела?
— Может быть, и видела, но не помню.
— Где он находится?
— Не знаю.
— Приходи сюда в субботу в полдень.
— Кто ты?.. Кто ты?.. — с волнением спрашивала девушка.
Ответа не было. Взяв себя в руки, Наргис пошла в глубь пещеры, обыскала ее, но никого не нашла. Взяла большой горшок с мясом и вернулась в кухню. Выждав немного, спросила кухарку:
— Зачем построили эту пещеру?
— Летом господа там отдыхают, потому что там холодно, а зимой она служит нам кладовкой. Иногда летом, когда приезжают гости, они вызывают там духов.
— Как это — духов?
— Ну, попросту так играют. Таинственный голос говорит тогда: «Закрой глаза и увидишь того, кого любишь».
— А чей это голос?
— Там есть дырка, и кто-то, спрятавшись снаружи, говорит через бамбуковую трубку, — пояснила кухарка.
Наргис вскочила, побежала к пещере, обыскала все вокруг и нашла замаскированное отверстие и длинную бамбуковую трубку. Приложила к ней губы и произнесла несколько слов, которые отразились глухим эхом.
Наргис выбежала в сад. Ореш как раз заканчивал погрузку товара в грузовик.
— Зачем вы это сделали? — с грустью спросила девушка и, не дожидаясь ответа, исчезла в кухне.
Вездеход Бахмана медленно двигался по пустыне. Рядом с Гансом сидел Август. Машина словно плыла по волнам несомого ветром песка. Вдалеке, как сквозь туман, виднелось стадо овец и пастух.
— Вы знаете, — говорил Ганс, — они в течение шести-семи месяцев в году пасут свои стада в пустыне, передвигаясь в поисках воды и травы. С собой берут только сухой хлеб и вяленое мясо. Это люди открытые, разговорчивые, а после нескольких месяцев одиночества каждый встреченный человек для них — подлинный клад. Но договориться с ними нелегко. Они живут в своем собственном мире, не имея понятия, что такое море или большой, кипящий жизнью город. Но им известны все тайны пустыни. Только говорят они о ней загадками. То, что здесь происходит, они окружают тайной. Создают легенды и мифы. Я хотел как раз вам показать одно из чудес пустыни. Для геолога это может оказаться восхитительным.
— Как вы с ними разговариваете? Вы знаете персидский язык?
— Когда-то изучал, ну а здесь усовершенствовал свои познания, — ответил Ганс.
— А животноводство?
— Достаточно прочитать учебники, и можно создать впечатление, что я им помогаю.
Издалека до них донесся звук хорового пения. Через минуту появилась группа мужчин. Август понял, что все они слепые.
— Легенда гласит, — пояснил Ганс, — что их родителей казнил король предыдущей династии, Каджар. Они же, как дети бунтовщиков, были ослеплены. Теперь они бродят из города в город, из пустыни в пустыню и поют о своей трагедии. Люди их кормят. Злые языки говорят, что слепота их произошла от отсутствия гигиены, а легенду о бунтовщиках они выдумали сами, чтобы возбуждать в людях жалость и получать таким способом деньги. Они любят мифы, живут ими.
Ганс остановил машину. Перед ним среди песков стояли семь каменных столбов, выглядевших словно пришельцы из иного мира.
— Что это такое?
— Именно это я хотел вам показать, — произнес Бахман. — Местное население называет эти столбы Семью братьями, или Семью источниками. Древняя персидская легенда гласит, что на этом месте был когда-то богатый город, но, чтобы его захватить, следовало сначала засыпать находящиеся неподалеку источники. Так поступил один из завоевателей. Когда жители города умерли от жажды и их трупы покрыли улицы, враг с триумфом вошел в город. Но и у завоевателей кончились запасы воды. Они решили очистить засыпанные источники, и вот, когда был отброшен последний камень, из земли вырвался огненный фонтан, который сотни лет никому не удавалось погасить. Потом кто-то поставил здесь эти столбы, а может быть, сам огонь превратился в камень. Это место иранцы считают священным.
— Мне известна другая легенда на эту тему, — ответил Август. — Тысячелетиями неподалеку от Киркука горят вечные огни, о которых упоминается еще в Библии. Кажется, их видел сам Александр Великий. Проникающий через щели в скалах газ загорелся еще в незапамятные времена, скорее всего, от какой-то случайной искры или удара молнии. В этом месте в тысяча девятьсот двадцать седьмом году было проведено первое бурение. Четырнадцатого октября, около полуночи, неподалеку от одной из буровых вышек находился инженер из Техаса Гарри Вингер. Эту скважину готовили к остановке. Ночью Вингер услышал странный свист, потом удар, и минуту спустя на песок обрушился нефтяной дождь. Я уверен, что когда-нибудь нефть брызнет также и из-под каменных столбов.