Вдруг воцарилась неожиданная тишина. Ветер сразу утих, масса песка опала на землю. Генрих увидел холмистую линию, которая тянулась поперек пустыни. Показался большой солнечный шар медного цвета, который на западе приближался к горизонту.
Жена Хасана открыла лицо младенца и нежно вытерла с него пыль. Парнишка с больным животом с трудом поспевал за караваном. В конце концов он не выдержал и начал плакать.
— Что с тобой? — спросил Хасан.
Парнишка приблизился к нему и шепотом начал рассказывать. Хасан, мгновенно среагировав, ударил его по спине.
— Сколько их было?
— Я проглотил шесть, думал, что он англичанин…
Хасан достал кожаный мешок с верблюжьим молоком и подал его парню:
— Пей, сколько сможешь. Это тебе поможет.
— Что с ним? — поинтересовался Генрих.
— Ничего, что-то скушал, и болит живот.
— Сын?
— Его отца расстреляли, — сказал Хасан. — Он был пастухом в пустыне, как и мы. В палатку пришли два жандарма, стали требовать денег. Его мать, как обычно в пустыне, вместо чая заваривала травы, подала изюм, хлеб и сушеное мясо. Они потребовали молока, женщина подала и молоко. Тогда они выгнали парнишку из палатки и начали к ней приставать. Пришел отец, набросился на жандармов, убил их, а потом и жену. Так… — Хасан задумался и добавил: — Гордость бедного — это его богатство. Парень остался один, я забрал его к себе. Четверо моих, он — пятый. Знаете, бог дает нам хлеб, а мы исполняем его волю.
Начался дождь, который через минуту превратился в ливень. У парнишки опять начал болеть живот, он спрятался за песчаный бугор, присел. Молоко помогло. К нему подошел Хасан.
— Очень болит?
Парнишка не ответил. Потом с радостью сказал:
— Уже три.
Густые струи дождя ополаскивали золотые монеты, которые блестели на песке. Хасан поднял их, разглядывая, и сказал:
— Сам шах ин шах собственной персоной.
— Сейчас будет еще, — прошептал парень.
Дождь перестал так же неожиданно, как и начался. Кочевники разожгли костер, сняли мокрую одежду и начали сушить ее, сами завернулись в одеяла. Стемнело. Кто-то подвесил над костром чайник. Новорожденный начал плакать, мать дала ему грудь. Парнишка подошел к Хасану и тихонько сказал на ухо:
— Эта, последняя, не хочет выйти…
— Хорошо, она будет твоя, но сейчас положи монеты туда, откуда взял, только чтобы никто не видел.
Парень посмотрел удивленно на Хасана.
— Да, сын мой, да. Деньги нужно зарабатывать своим трудом. Только тогда они принесут радость. Ну, иди и сделай то, что я тебе приказал.
Парень исполнил приказание: незаметно положил монеты в карман пиджака Генриха.
Небо стало бархатным, сияли тысячи звезд, наступила ночная прохлада. Кочевники передавали из рук в руки чайник с горячим чаем. Мужчины лежали вокруг костра и ели изюм. Кто-то играл на дудке, кто-то тихо напевал. Генрих старался взглядом проникнуть в бескрайнюю, таинственную, одетую в ночной наряд пустыню. Вдруг кто-то из мужчин закричал:
— Семеро разбойников!
Все повернули головы в ту сторону, куда указал кочевник. В густой темноте, при сверкающих звездах, были видны слабые контуры семи столбов, выросших как бы из-под земли. Кочевник начал рассказывать:
— Люди говорят, что когда-то давно семь братьев грабили в пустыне караваны. Кто им сопротивлялся — тех они убивали. Прежде всего они забирали воду. Всех их поймали и поставили семь полых столбов, в каждый из них затолкнули по одному из братьев, затем отверстия залили гипсом. И сейчас люди видят их души, блуждающие по пустыне. Говорят, они все время испытывают жажду и как будто все время грабят воду. Иногда, ночью, можно услышать их голоса.
Кочевники в раздумье смотрели на блестящие столбы, освещенные луной.
— Смотрите! — сказал один из кочевников.
В темноте показался белый силуэт. Кочевники смотрели на него с тревогой, все были удивлены. «Привидение» миновало семь столбов и приблизилось к табору. Тишину нарушил Хасан.
— Эй! Эй! Голь-э Муллах Дервиш! — приветствовал он приближающегося человека.
— Эй, эй, Джан-э Муллах Дервиш! — ответил гость.
— Это известный странник, он не один раз босыми ногами измерил пространство пустыни.
Зачарованный Генрих только сейчас узнал странника, которого видел в караван-сарае. Приближающийся был в белом длинном одеянии с бледно-зеленым поясом. Толстый канат, свернутый в виде тюрбана, прикрывал его голову. В одной руке он держал большой посох, а в другой кадило, в котором тлели душистые травы. Усы и борода его были запорошены песком. По староперсидскому обычаю странник приветствовал сидящих у костра словами:
Паломника, который в сотне караванов
с душой и сердцем проходит пустыню,
где бы он ни был, о Господи,
оберегай своей заботой.
Затем он сел среди кочевников. Хасан угостил его чаем, странник достал из мешка сухой хлеб, разломил его пополам, набрал в рот чая, смочил им хлеб и завернул его в льняную тряпку, чтобы он стал мягче. Кочевники подали ему кусок копченого сухого мяса. Один из них, показывая на виднеющиеся во мраке столбы, сказал:
— Это души семи разбойников, почему ты им поклонился? Они грабили людей, а ты им кланяешься. Почему?
— Это семь братьев родников, — ответил странник.
— О нет! Все знают, что это разбойники. Убивали людей, грабили добро, а сейчас их души блуждают по пустыне. Какие там родники?
— Кто не знает правды, повторяет выдуманные истории.
— А ты знаешь правду? — поинтересовался другой кочевник.
— Давно, за четырнадцать веков до рождения Христа, здесь были только скалы и пещеры. Однажды из них вышел пастырь, звали его Мехр. Это имя любви и согласия. Его голову окружал ореол света. И когда он от нас ушел и пошел к солнцу, люди назвали его Митра.
— Митра? — спросил кочевник.
— Именно так. Когда он убивал корову, то в том месте, где кровь впитывалась в землю, вырастали хлеба. Мясо Митра раздавал людям. Потом, когда он уже вернулся от солнца, люди из уважения к нему делились хлебом так, как он делил мясо, а в память о крови пили вино. Был это знак любви и согласия между ними. Земля эта благоухала цветами и добром. В дома пришел достаток. Всего было вдоволь, но каждый мог иметь больше, и каждый хотел иметь больше, но всем не хватило. И тогда люди выдумали разных богов и разную правду. Каждый хотел своего бога и свою правду поднять выше других. Разожгли люди между собой ненависть и войны. Здесь находились семь родниковых братьев. Люди засыпали их камнями, чтобы врагу не было доступа к воде. И тогда земля стала бесплодной и пустой, как сердце, в котором умерла любовь. Люди создали обман, фальшь и лицемерие, в которое верили, родники начали иссякать, потому что вода — это жизнь. Люди молились, чтобы родники опять стали родниками, и приносили им жертвы. Одни вешали ленты, другие — глиняных божков, а иные — художественные изделия из различных металлов, даже из драгоценных, символизирующих благодарность верующих…
— Люди собственными глазами видели разбойников, видели их души, а ты, браток, рассказываешь сказки, — прервал его один из кочевников.
— Ты сам говорил, что именно души ищут воду, — сказал второй.
— Да. Потому что каждый здесь ищет воду, — ответил странник.
Костер погас, и только над песками поднималась вверх небольшая струя дыма. Начало светать, и в лучах рассвета еще более четко были видны столбы семи разбойников. Сейчас они казались очень близко и были очень выразительны. В каждом из них можно было разглядеть силуэт человеческого тела. Генрих заметил на них ленты, иконки и цветные тряпки, которые шевелились при каждом движении ветра. Ниже можно было различить высеченные прямо в металле ладони и стопы, а также прикрепленные к столбам фаянсовые статуэтки. Кочевники в молчании смотрели на восток, ожидая начала дня.
— И вы здесь? — обратился странник к Генриху.
— Что такое правда? — ответил вопросом на вопрос задумавшийся Генрих.
— Никто до конца не узнает правды. Достаточно верить в нее. Правда здесь, — сказал странник и положил ладонь на свое сердце. — Спасибо тебе, чужеземец, за угощение. Будь благословен…
Он встал и в одиночестве пошел своей дорогой через пустыню. Кочевники также встали и начали готовить караван в дальнюю дорогу. Генрих подошел к одному из столбов, снял с шеи золотой крестик и повесил его среди других даров. Затем вернулся к каравану. Люди сели на верблюдов и двинулись в путь. Столбы становились все меньше и меньше и наконец исчезли среди песков, и опять вокруг были только барханы.
Ранним утром пустыня приобрела цвет молока. Первые солнечные лучи золотили волны песка. «Рассвет в пустыне выглядит так же, как и на море, — подумал Генрих, — только в море волны пляшут в лучах солнца, а здесь солнце господствует над гребнями песчаных волн». Ритмическое движение верблюдов создавало впечатление, будто эти волны однообразно и постоянно колеблются.
Пронизывающий ночной холод постепенно отступал. Солнечные лучи медленно обогревали кочевников и начинали слепить глаза.
На горизонте показалось несколько сухих деревьев, напоминающих растопыренные и воткнутые в песок покореженные сучья. Хасан с улыбкой сообщил Генриху:
— Уже виден лес, скоро будем на месте.
— Лес?
«В таком случае неудивительно, что здешние люди представляют себе рай как зеленый сад, заполненный деревьями и водой, — подумал Генрих. — Итак, где-то здесь я встречу Ширин. Как она меня примет?»
Через некоторое время караван задержался возле лагеря. Навстречу прибывшим выбежали женщины и дети, но среди них Ширин не было. Хасан хорошо знал этот лагерь и повел Генриха прямо к стоящей в стороне палатке.
Когда Ширин увидела его за спиной входящего Хасана, она встала, как бы онемев; лицо ее было загорелым и обветренным, девушка походила на бронзовую статую. Все еще не веря своим глазам, она приблизилась и коснулась рукой лица любимого — как бы хотела удостовериться, действительно ли это он. Она не могла даже произнести его имени.