— Деев, — громко позвал он матроса. — Хватай вещи ее сиятельства и дуй в госпиталь!
— Сей секунд! — вытянулся несостоявшийся денщик и бросился выполнять распоряжение, пока его командир провожал графиню до места.
— Я тоже очень рада быть здесь, — продолжала Милютина, очевидно соскучившаяся по живому общению. — Ведь здесь мои подруги, Люсия Штиглиц и Катя Сутолмина. Вы не знаете, как они?
— Ну конечно, знаю. Екатерина Михайловна успела поменять фамилию и стать мадам Мамацевой. У Люсии Александровны дела обстоят не столь бурно, но тоже вполне насыщенно.
— Катя вышла замуж? — переспросила графиня. — Впрочем, она всегда была бойкой барышней, так что я нисколько не удивлена.
— И уже овдовела…
— Какой ужас! — едва не вскрикнула Милютина и строго посмотрела на Будищева. — Вы меня не разыгрываете?
— Да если бы, — скорбно вздохнул Будищев.
— Мне надо срочно ее увидеть!
— Да вот уже и пришли…
— Ой, а что это за милое создание? — восхитилась Елизавета Дмитриевна, заметив выскочившего к ним щенка местной породы.
Сильно вытянувшийся за последнее время, но не ставший еще полноценным псом, питомец баронессы Штиглиц с любопытством посмотрел на вновь прибывших. Офицера он знал и по-своему даже любил, а вот женщина была ему незнакома.
— Ваше сиятельство, — шутливо щелкнул каблуками Дмитрий. — Позвольте представить вам Сердара.
— Вав! — вежливо подал голос будущий волкодав.
— Извини, братан, нечем тебя угостить, — развел руками прапорщик.
Ответом ему был полный укоризны взгляд, как бы говорящий, мне что тут, помереть с голоду от твоего равнодушия и безалаберности?
— На, мой хороший, — протянула неведомо как у нее оказавшийся сухарь Милютина.
Это было явно не то, на что рассчитывал маленький попрошайка, но все же лучше, чем ничего, а потому он с достоинством принял подношение, после чего освободил дорогу.
— Все, Елизавета Дмитриевна, обложил он вас оброком, — ухмыльнулся Будищев. — Будете теперь кормить этого оглоеда!
— Ничего страшного, — мягко улыбнулась женщина.
В этот момент из ближайшей кибитки выглянула Люсия и громко позвала своего воспитанника:
— Сердар!
Тот, разумеется, пулей помчался к хозяйке, оглашая окрестности радостным тявканьем. Однако барышня узнала прибывших и не торопилась опускать миску.
— Дмитрий Николаевич, Елизавета Дмитриевна? — немного растерянно пролепетала она.
— Здравствуйте, моя милая, — радушно улыбнулась ей графиня. — Вы не представляете, как я рада вас видеть!
— И я тоже… господин Будищев, а с вами все хорошо, я слышала, у вас неприятности из-за последних событий?
— Я думаю, не стоит отвлекать ее сиятельство такими пустяками, — попытался остановить ее Дмитрий, но не тут-то было.
— Что у вас случилось? — тут же заинтересовалась Милютина.
— Да ничего особенного…
— Благодарю вас, — мягко, но вместе с тем решительно прервала его дочь военного министра. — Я уверена, мы еще не раз увидимся. Кстати, я забыла поздравить вас с производством в офицеры, господин прапорщик! Уверена, что это не последняя ваша награда.
Договорив, она властно взяла Люсию под руку, после чего они удалились, обсуждать накопившиеся к этому моменту новости, а таковых было много.
«Вот же блин, — подумал Дмитрий. — Еще решат, что я у бабы защиты попросил… а хотя, какого черта? Пусть думают!»
— Куды вещи-то? — робко спросил нагруженный, как верблюд, Деев.
— Здесь ставь, — махнул рукой Будищев. — Найдется кому донести.
— Слушаюсь, — отозвался матрос, с облегчением снимая с себя баулы и узлы. — Так побегу к своим?
— Нет, — мотнул головой Будищев. — Дуй к моей палатке да готовь ужин. Что смотришь? У Федьки, походу, все-таки контузия, а потому надо помогать. Я с Шеманом договорился, теперь ты мой вестовой.
— Благодарствую, — расплылся в улыбке еще не верящий своему счастью Деев. — Ой, кабы вы сразу сказали, так я б уже все и спроворил…
— Беги, — махнул рукой прапорщик, затем усмехнулся и добавил: — Ужин ужином, а пулеметы пулеметами.
Вороненый ствол револьвера казался тоннелем, ведущим прямо в преисподнюю. Во всяком случае, именно так показалось капитану Генерального штаба Недоманскому, ранним утром выскочившему из своей кибитки в отхожее место. Черт знает что за дрянь продал ему вчера маркитант под видом кахетинского! Обычно он не употреблял такую бурду, но в последнее время денег на приличный коньяк или хотя бы херес категорически не хватало, а заснуть трезвым не позволяла нечистая совесть. Стоит ли удивляться, что благородный желудок не выдержал такого издевательства над собой и взбунтовался? Он ведь все-таки не армейский бурбон[69], а самый настоящий генштабист — элита армии!
— Доброе утро, Михаил Аркадьевич, — вежливо поздоровался с ним Будищев, уперев ствол «смит-вессона» в лоб капитана.
— Здравствуйте, — судорожно сглотнул тот.
— Погодка нынче отвратная, не находите?
— Нет, то есть да… послушайте, что вы хотите?
— Как бы вам это объяснить, ваше благородие, — задумался на мгновение Дмитрий. — Дело в том, что мне нужен дружеский совет.
— Совет? — изумился офицер.
— Да. Я, как вам известно, человек не слишком образованный, в приличное общество не вхож, а тут дело деликатное. Как бы мне дров не наломать.
— Слушаю вас, — растерянно промямлил ничего не понимающий генштабист.
— Некоторое время назад, — начал свое повествование прапорщик, — мне посчастливилось выручить из беды одного офицера. Он некоторым образом проиграл в карты казенные деньги. Казалось бы, мне какое дело? Тем более что человеком-то он оказался на поверку дрянным. Но такая уж у меня натура, добрый я на свою беду! И вот теперь этот сукин сын про меня разные гадости рассказывает, будто я скандалы затеваю, людей порядочных ни за что, ни про что по роже бью. И вот у меня вопрос, мне его просто пристрелить, как собаку, или для начала попытаться выяснить, зачем он это делает?
— Вы же не собираетесь меня убить? — попытался отшатнуться назад совершенно потерявший самообладание Недоманский, но уперся в дощатую стенку.
— Хотите проверить?
— Вас услышат! — не слишком уверенно заявил капитан.
— Если вы не заметили, то вокруг постоянно идет стрельба. Текинцы при всяком удобном случае палят по нашим солдатам, те платят им той же монетой. Не думаю, что кто-то обратит внимания на одиночный выстрел, а уж связать его с найденным в выгребной яме пьяным в дым офицером и вовсе никто не сможет.
— Дмитрий Николаевич, — лихорадочно зашептал наконец-таки сломленный Недоманский, — я знаю, я виноват перед вами, но я… я не виноват! Вы просто не все знаете. Да! Это все Костромин, он страшный человек! Я… я не смог ему противостоять. Клянусь честью, я пытался, но…
— Да неужели?! — издевательски хмыкнул Будищев. — И чем же я вызвал неудовольствие его интендантского высокородия?
— Ей-богу, не знаю! Да и нет никакого неудовольствия, просто получилось уж больно глупо с вашими вещами, а Костромин не привык уступать.
— А откуда вы все узнали о моей безвременной кончине?
— Кто-то из казачьих офицеров сообщил…
— Кто именно?
— Не помню.
— Врете!
— Да как вы смеете!
— Смею! Итак, кто?
— Говорю же, не помню.
— Михаил Аркадьевич, мы зря теряем время! Ну ладно, из какого полка этот казак?
— Таманского, — нехотя ответил капитан, что не укрылось от внимательного взора Будищева.
— Бриллинг? — прямо спросил он и, заметив, как дрогнуло лицо Недоманского, понимающе ухмыльнулся. — Он тоже в вашей компании?
— Нет, — помотал головой генштабист. — Костромин очень злился на него, когда понял что это ложь. Говоря по совести, я совсем не завидую хорунжему. Из-за этой глупости он нажил себе смертельного врага!
— Пусть очередь займет, — непонятно к чему заметил Будищев, неуловимым движением убрав револьвер.
— Дмитрий Николаевич, — облегченно вздохнул офицер, сообразив, что расправа над ним отменяется, — клянусь честью, я все исправлю. Я пойду к Арцышевскому, или, если понадобится, к самому Скобелеву и расскажу, как все было. Поверьте мне!
— Не стоит, Михаил Аркадьевич, — без тени улыбки отвечал ему Дмитрий. — И о сегодняшнем нашем рандеву тоже не распространяйтесь, ладно!
— Конечно-конечно, вы целиком и полностью можете располагать мной!
— Кстати, давно хочу спросить, — неожиданно сменил тему прапорщик. — У кого вы строили[70] свой мундир?
— У Норденстрема[71].
— Зря. Хотя кителя у них сравнительно неплохо получаются, но вот шаровары почему-то дерьмом воняют.
Действующая армия — не лучшее место для скандалов, а потому его постарались елико возможно приглушить. В другое время и другому человеку с погонами прапорщика постарались бы просто заткнуть рот, однако с Будищевым такой номер не прошел, а приезд Милютиной и вовсе спутал местному начальству все карты. Всем было известно, что у графини Елизаветы Дмитриевны состоялся приватный разговор со Скобелевым, но поскольку о его содержании никто не знал, слухи ходили самые дикие. Но именно после него события понеслись вскачь.
— Господа, я до крайности разочарован всеми вами! — внушительно заявил Михаил Дмитриевич, вызвавший к себе всех участников трагикомедии. — Да-да, всеми!
— Но позвольте, — попытался возразить Костромин, но, увидев бешеный взгляд Белого генерала, осекся.
— Не позволю! — почти крикнул тот. — Самоуправство, которое вы себе позволили, неприлично было бы даже в кабаке! А вы, милостивый государь, в армии! Да-с! А уж про пропавшие деньги у меня вовсе нет слов!
— Это случайность, — буркнул в сторону интендант. — Недостающие деньги, принадлежащие господину Будищеву, оказались в шкатулке, в которую никто не догадался заглянуть.
— Аукцион вы устроить догадались, — саркастически усмехнулся Скобелев, — а вот осмотреть выставленные на нем вещи, нет!