Вообще, для Белого генерала, равно как и для большинства его офицеров, самопожертвование и презрение к смерти являлось делом само собой разумеющимся. А потому Михаил Дмитриевич частенько просто выбирал понравившегося ему человека и прямо спрашивал, не возьмется ли тот за смертельно опасное задание? Тот, естественно, соглашался, будучи свято уверен, что он сам и вызвался.
— Вообще, должен был пойти Шеман, — признался гардемарин. — Но его ранили, и я вызвался, чтобы не посрамить чести флота!
— Николай ранен? — удивился Будищев. — И давно?
— Вчера. Одна пуля угодила в руку, другая в грудь, да и горлу досталось. Слава богу, успели донести до палатки Красного Креста и оказать помощь. Теперь он в госпитале, а твои знакомые барышни трогательно ухаживают за ним.
— Жаль, хороший мужик, — машинально посетовал Дмитрий, вызвав последним словом настоящую оторопь у приятеля[76].
— А знаешь, кто его сосед по палате?
— Откуда?
— Хорунжий Бриллинг.
— А с ним-то что?
— Текинцы подстрелили.
— Бывает, — флегматично пожал плечами прапорщик.
— И не говори.
«Добровольцев» сопровождали несколько саперов, тащивших на себе ящики с тремя пудами динамита и столько же пироксилина.
Сам Дмитрий нацепил на спину сделанный из кожи и деревянных дощечек ранец, в котором лежали гальванические принадлежности и запалы, переложенные между собой слоями толстой материи. На долю гардемарина достался моток «бикфордова фитиля», взятого на всякий случай, а гордый сын маленького осетинского народа полез вперед налегке, держа в правой руке кинжал.
Как выяснилось, эта предосторожность оказалась совсем нелишней и, можно сказать, спасла нашим друзьям жизнь. Дело в том, что во рве, совсем рядом с траншеей оказался текинский секрет. Трудно сказать, получилось ли это случайно или они нарочно поджидали русских саперов, но им едва не удалось захватить их. Впрочем, службу они несли не слишком бдительно, а потому появление Дзамболата в ватном бешмете и мохнатой папахе оказалось для них полной неожиданностью.
Зато Абадзиев действовал решительно, в два взмаха кинжалом он отправил на тот свет двух противников и схватился с третьим. Четвертый, правда, уже занес над храбрецом свою шашку, но тут же свалился наземь с разрубленной головой.
— Тихо! — шепотом прошипел Будищев, убирая на место линеманновскую лопатку.
— Х-хорошо, — ответил ему, выбивая зубами дробь, схватившийся за револьвер Майер. — К-как вы его ловко…
— Ловко это про Дзамболата, — блеснул в темноте зубами Дмитрий, — а я так, погулять вышел.
Мокрая глина успела схватиться на морозе тонкой корочкой льда, к счастью, не слишком прочной. Зато она недурно гасила звуки, отчего работу подрывников почти не было слышно. Ловко вырубив в почти отвесной стене рва нишу, прапорщик стал укладывать туда ящики с взрывчаткой, предварительно снабдив ее запалом.
— Ты и впрямь полагаешь, что надобно дополнить гальванику фитилем? — прошептал гардемарин.
— На всякий случай, — так же тихо отвечал ему Будищев, после чего добавил: — А случаи бывают разные!
Тут Майер, как на грех, припомнил рассказанный ему в свое время приятелем один весьма пикантный, чтобы не сказать скабрезный, анекдот и едва не задохнулся от еле сдерживаемого хохота, под укоризненными взглядами своих спутников.
Наконец, все было готово, и друзья медленно попятились, осторожно укладывая на землю провод. Так, шаг за шагом, достигли они безопасного места, откуда можно было произвести подрыв.
— Господа, вы скоро? — высунулась сверху голова в офицерской фуражке.
— Ты, блин, кто? — изумился Будищев, едва не рубанув ее от неожиданности лопаткой.
— Апшеронского полка, поручик Остолопов![77] — обиженно ответил офицер. — Прислан со своей полуротой, чтобы прикрыть вас в случае надобности…
— Оно и видно, — буркнул в ответ прапорщик. — Да не кричите вы так, а то не ровён час накличете.
— Вы готовы? — появилась новая голова, на этот раз в лохматой папахе.
Судя по голосу, это был командовавший всей операцией войсковой старшина флигель-адъютант граф Орлов-Денисов. Потомок самого младшего из знаменитых братьев Орловых, он рано потерял жену и с тех пор, казалось, искал смерти. Вышел из гвардии и отправился на Кавказ. Участвовал в Среднеазиатских походах и даже в борьбе с чумой, свирепствовавшей в Астраханской губернии. В общем, по мнению Будищева, этот бывший кавалергард также принадлежал к категории «отмороженных на всю голову», и именно ему было самое место среди подрывников.
— Так точно, — отрапортовал Дмитрий. — А вы?
Если флигель-адъютант и удивился наглому вопросу от прапорщика, то не подал виду. Дело в том, что основные силы и впрямь задерживались. Сама пехотная колонна построена и готова, но перед началом штурма следовало засыпать ров фашинами, специально нарезанными в окрестных садах, а вот их-то еще не подвезли.
— Ждите! — велел им граф и исчез.
Прошло несколько минут томительного ожидания. Майеру страшно хотелось курить, Будищева так и подмывало подорвать заряд к чертовой матери, не дожидаясь команды, и только Абадзиев являл собой пример поистине олимпийского спокойствия. Наконец, вверху снова возникла голова Остолопова.
— Взрывайте, господа, мы готовы!
Дмитрий обрадованно схватился за машинку и с такой силой крутанул ручку, как будто хотел ее оторвать. Затем его лицо приобрело какое-то совершенно инфернальное выражение — и он замкнул контакты. Прошло еще несколько ужасно длинных мгновений и… ничего не случилось.
— Твою мать! — выругался прапорщик и бросился проверять контакты, провод, снова крутить ручку, приговаривая: — Сейчас все будет, я ее заставлю…
Гардемарин поначалу завороженно наблюдал за этим действом, но затем в его голове что-то щелкнуло, и он пулей бросился к заряду, очевидно намереваясь поджечь фитиль, специально оставленный на такой случай.
— Куда ты? — запоздало крикнул Будищев, по инерции замыкая контакт.
На этот раз все сработало штатно, и прогремел взрыв. Пробежавшая по земле дрожь едва не свалила подрывников с ног, но они все же сумели удержаться и бросились по полуобвалившемуся ходу на поиски Майера. В первый момент показалось, что его нигде нет, но потом Дзамболат заметил торчащий из-под земли сапог и бросился к нему. Через секунду к нему присоединился Дмитрий, и они вдвоем руками отрыли незадачливого моряка.
— Жив? — гортанно спросил осетин.
— Вроде бы, — буркнул в ответ прапорщик, расстегнувший на груди приятеля тулупчик и приложив ухо к груди.
— Тогда я пошел, — кивнул тот и ринулся туда, где, судя по звукам, разгоралась нешуточная схватка.
— Нет, ты глянь, ну что твой сайгак! — покачал головой ему вслед Будищев.
Потом резким рывком поднял гардемарина и, перекинув его через плечо, пошагал к своим, то и дело спотыкаясь, но все же удерживая свою драгоценную ношу. Впрочем, долго идти ему не пришлось. Скоро подбежали матросы с саперами и подхватили раненого офицера.
— Тащите его к Красному Кресту, — велел им Дмитрий, с облегчением переводя дух.
— А мы куда, ваше благородие? — с явным возбуждением в голосе спросил оставшийся с ним Деев.
— Куда-куда, на батарею, — отозвался прапорщик. — Не то, чует мое сердце, законопатит ребят начальство в какую-нибудь задницу и положит ни за грош.
— Как прикажете, — заметно поскучнел вестовой.
— Боишься без трофеев остаться? — усмехнулся Дмитрий.
Ответом ему было красноречивое молчание.
— Дурачок ты, парень. Сейчас там такой замес пойдет, что на один георгиевский крест — десять деревянных. Потом дерибан начнется, только много ты все равно не утащишь. Потому как до хрена вас там таких умных будет.
— И что делать?
— А вот скажи мне, братан, куда твои добытое потащат?
— Известное дело, к маркитантам.
— Вот именно. Поэтому твоя задача рассказать им, что самую лучшую цену за ковры и прочее дают не «карапеты с джамшутами», а купец третьей гильдии Федор Шматов! Вот так. Чем больше приведешь, тем больше твоя доля. Усек?
— А давно ли Федька купцом заделался? — изумился матрос.
— А ты меня держись, — усмехнулся Дмитрий, — глядишь, и сам в люди выйдешь.
— Эва как! — потрясенно прошептал Деев, сообразив смысл комбинации.
— Вот так, дружище!
Подрыв стены послужил сигналом для всеобщего штурма. Главный удар был нанесен сквозь образовавшийся пролом, вспомогательный в брешь, проделанную артиллерией, и, наконец, отвлекающий по Мельничной Кале. Первую колонну возглавил Куропаткин, вторую полковник Козелков, а третью Гайдаров.
Все, кто видели этот штурм, навсегда сохранили его в своей памяти, рассказывали о нем детям и внукам. Стройные ряды наступающей под звуки бравурного марша пехоты, дружные залпы пушек и Скобелев на белом коне во главе своего победоносного воинства…
— Смирна! — надрывался незнакомый Будищеву поручик, пытаясь выстроить своих ошалевших от грохота и сутолоки людей.
Один из молодых солдат, видимо совсем потерявший способность соображать, зачем-то выскочил из строя и, сорвав с плеча винтовку, не целясь, выпалил из нее куда-то в сторону Геок-Тепе. Остальные неожиданно поддержали порыв своего товарища, и вот уже вся полурота принялась исправно опустошать подсумки, посылая во вражескую цитадель пулю за пулей.
— Немедленно прекратить! — завизжал офицер и, недолго думая, въехал незадачливому солдату в ухо.
Тот едва не упал, выронив винтовку, но тут же подхватил ее и вытянулся во фрунт, уже с более осмысленным выражением на лице.
— Бардак! — прокомментировал это происшествие Дмитрий и, обернувшись к своим подчиненным, посулил: — Вот только стрельните без команды, вам то же самое прилетит.
— Все в ажуре будет, ваше благородие, — поспешили успокоить своего строгого командира матросы. — Разве же мы без понятия, как какая-нибудь там пехтура!