Дурак.
Полудурок, идиот! – не то что…
Даша сильнее сжала его руку под своей ладонью: ужасно приятно было идти вот так. И она заглядывала в глаза людям, которые шли по лестнице мимо них, справа, слева, искала в этих глазах зависть. Или гордость. Или умиление. В крайнем случае – страх по отношению к Сереже, уважение-восхищение по отношению к Даше – ведь Даша его не боялась. Даже когда он был Сергеем Гавриилычем, даже когда он задавал вопросы на собеседовании, все – теоретического, что понятно, или, что странно, идеологического характера. Тогда он не показывал вида, что ее слушает, не улыбался ей, перебивал посередине фразы, когда хотел что-то уточнить, писал что-то в блокнот крупно и неразборчиво, особенно неразборчиво, если смотреть сверху вниз, иногда – долго молчал после того, как она ответит… Даша была уверена, что не боялась его и тогда. Только смотрела на него необъяснимо восхищенно.
Лестница закончилась, и они пошли по ровному бетону подземного перехода. По сторонам были другие лестницы, но Сергей Гавриилыч даже не смотрел на них, и они продолжали идти вперед.
«– Даша, почему ты выбрала мою лабораторию для прохождения стажировки? Почему ты, Даша, не ушла после всего? – должен был спросить Сергей Гавриилыч сейчас.
И Даша бы тогда ответила:
– Потому что я люблю вас. Почему-то люблю. Сильно-сильно.»
Однако Сережа, конечно, ничего такого не спросил. Может, ему было вовсе и не интересно, почему она пришла, почему она осталась. Просто сказал:
– Я рад, что не мешает.
– Кто не мешает? – переспросила Даша.
– Я рад, что твоя манера витать в облаках не мешает тебе не снимать респиратор внутри «заразной зоны», – отчетливо и громко пояснил Сергей Гавриилыч. С обычной ему демонической улыбкой продолжил, – В противном случае наша лаборатория быстро бы потеряла довольно способного стажера. Или тогда все-таки, напротив, ни на что не способного стажера?..
Снова Сергей Гавриилыч. Снова.
«Может, он меня и не любит,» – с грустью подумала Даша. Вцепилась в его широкую, упруго-твердую от мышц руку сильнее, постаралась думать только о ходьбе.
Шаг, шаг, еще шаг…
На полтора ее шага приходится один его.
Синхронно идти не выйдет… обидно. Совсем обидно!
Он что-то сказал. Она не разобрала. С легким, бытовым стыдом переспросила:
– Что вы сказали? Извините, Сергей Гавриилыч, я не расслышала.
– Сережа. Как человека прошу, называй меня Сережа вне лаборатории, – сказал он, не смотря на Дашу. – Я сказал, что мы почти пришли. Только, слушай… это место со своей, как водится, спецификой. Тебе лучше если удивляться, то удивляться незаметно, не спрашивать ничего ни у кого кроме меня и, в общем, не выделяться. Ты меня поняла, Даша?
Она чуть не споткнулась, повиснув на его локте, но устояла:
– Может, пойдем в самое обычное место, Серге… Сережа? А то я что-то не готова, ну… к этому, принципиально новому опыту в моей жизни…
Стало страшно. Мигнула лампочка, и вдруг Даша поняла, что они все идут и идут, а переход не кончается, и что вокруг них не осталось ни души.
Жутко. Зябко. Лампочка за решеткой мигнула еще раз, продолжила лить холодный, зернисто-белый свет. Но Сережа плотнее прижал ее руку к себе: «все хорошо».
– Не беспокойся, это прекрасное место. Тихое. Спокойное. Просто немного, как водится, для узкого круга.
– Ты очень часто говоришь «как водится»!
Сережа задумчиво хмыкнул. Усмехнулся почти по-человечески:
– Что ж, это правда. И мы все-таки перешли на ты, да?
– Получается, что так… А не надо?
– Думаю, все же надо.
Даша улыбнулась, посмотрела на него в ответ, чуть задрав подбородок.
Какой же он всё-таки красивый. По-своему, конечно… И какой же он все-таки непривычный, вот так, вблизи.
Шаг, шаг, еще шаг… Они шли мимо пустых, ничейных витрин и мелких магазинов, на некоторых остались куски афиш: «горячие беляшики», «куклы из Китая», «джинсы из Америки»… Даше почему-то очень нравились эти афиши. Жаль, что они выцвели даже здесь, под землей.
Гул дороги над ними становился все тише.
– Кстати.
– Что?
– Я хочу тебе задать один странный вопрос.
Сережа пожал плечами, наклонил голову в сторону – по его черным волосам вспышкой мелькнул блик от одной из ламп:
– Ну задавай. Не стесняйся.
– Знаешь, Сережа… вот почему ты пытаешься показаться таким страшным, когда на самом деле хороший?
Повисло молчание. Только было слышно их шаги: немного неровно, конечно, не в такт. Даша опустила голову и сказала:
– Прости, наверное, глупость… Забудь.
– Не забуду, – ответил Сережа.
Он не злился. Во всяком случае его голос, его дыхание, его выражение лица, глаз – все указывало на то, что он не злился. Совсем.
– Э-эй!..
– Довольно ожидаемо, конечно, что тебе я показался страшным.
– Не показался, а пытался показаться. Это разное, – поправила его Даша.
– Почему ты думаешь, что пытался, если тебе страшно не было? – риторически спросил он. Сжал губы, почесал крыло носа большим пальцем.– Вообще же… не пытался я «показаться». Это мое, можешь считать, естественное рабочее состояние.
– Хорошее состояние! – радостно отозвалась Даша. – Оно мотивирует к работе более внимательной, более вдумчивой, более продуктивной…
Сережа коротко засмеялся, отмахнулся: «ну и лесть».
Лестью, наверное, и было. Совсем чуть-чуть.
Наконец, перед ними показалась необычно среди этого холодного бетона приветливая, из цельного дуба дверь. Над ней висел желтый, кажется, керосиновый фонарь: чуть закоптившееся стекло фонаря было в виде гриба.
– Вот и пришли, выходит, – сказал Сережа.
В его голосе была радость. Даша решила, что радость узнавания. Он распрямил локоть, сбросив Дашину ладонь с руки, шагнул вперед, на бревенчатый порог, и раскрыл перед ней дверь.
«Какой джентельмен! Чудесный, возлюбленный образчик патриархата,» – с нежностью подумала Даша. И еще, – «Что ж, наконец-то можно и поесть…»
Глава 2
Внутри было тепло, просторно, невероятно уютно. И, как ни странно, многолюдно: все разговаривали о чем-то, все ели, пили… На стенах висели картины. Даше казалось, что она видела их раньше или, во всяком случае, видела очень похожие картины. Пахло жареным мясом, землей, картошкой и еще, горько-сладко, – пивом. Даша втянула этот воздух насколько хватало легких: ее заполнили спокойствие и радость. Словно бы она дома. Словно бы она давно не была вот так вот, по-настоящему дома.
– Как же тут хорошо… – сказала она вполголоса и растянула рот в улыбке.
Сережа же шел спокойно и ровно вдоль рядов деревянных столов и лавок туда, где еще были свободные места. Наконец, он остановился у столика, над которым висело мрачное, но невыразимо спокойное полотно: черное пятно елей в обрамлении белых, стройных скал. Он кивнул ей, и Даша села, поставила локти на столешницу. Та была теплой и чистой.
– А тут довольно мило, – сказала она. – Это такой о-очень секретный ресторан, да?.. Но очень хороший.
– Ты еще ничего тут не съела, – резонно заметил Сережа, необычно ловко для своих габаритов сел за стол напротив нее. – Как же ты можешь говорить, что это хорошее место?
– А ты… вы… Сергей Гавриилыч не стал бы ходить в плохие рестораны, – чуть запинаясь, ответила Даша.
– Это правда. Но, все-таки, называй меня Сережа. В этом имени же нет ничего стыдного, а? – ответил он. И поднял руку, подзывая официанта.
Но никто не шел к ним. Какое-то время.
– Знаете… знаешь, я думала, мы идем в какое-то странное место, а оказалось, что во вполне нормальное заведение общественного питания. С одной стороны так, конечно, спокойнее, с другой – меня как будто обманули… Хотя, впрочем, у него такое странное местоположение! Очень странное. Кто вообще может ненароком зайти в ресторан под землей, в переходе, непонятно где…
Сережа усмехнулся, сцепил руки в замок, положил на них голову:
– Так в том-то и дело, что никто не зайдет. Ненароком никто не зайдет, – он говорил разделяя слоги, с хрипотцой.
Потянуло холодом. Даша отчетливо услышала мелкий, ласковый перезвон, становившийся все громче – она испуганно обернулась и в нежном, все затенявшем полумраке этого места различила фигуру в белом саване, с головы которой спускалась тяжелая, с вплетенным серебром, с аккуратно-металлическими бубенцами лента. Под лентой – тень. Фигура в саване остановилась, замерли складки ткани, застыли тени. И она услужливо и тепло сказала:
– Чего желаете сегодня, Сергей Гавриилыч?
– Три куска пирога с белыми грибами, Леночка. Еще, пожалуй?.. – он вопросительно посмотрел на Дашу, Даша кивнула, соглашаясь на все, кроме мучительной смерти. Он продолжил, – еще, пожалуй, стейк для девушки, пинту молочного стаута и… и, думаю, бокал той, как ее, блондинистой бурды…
– Bourgogne? – переспросила Леночка.
Сережа кивнул:
– Да-а, ее самой, кажется. Напитки как можно скорее, прочее – по готовности.
Официантка сложила руки в жесте покорности, кивнула: бубенцы ответили тихим звоном. Повернула голову… точнее, тень, скрывавшую лицо к Даше:
– Стейк, полагаю, средней прожарки?
Даша кивнула, снова соглашаясь на все.
Фигура ответила кивком-перезвоном. И продолжила:
– А вы, кажется, у нас впервые? Рады приветствовать нового гостя.
Жест – звон… Радости Даша не распознала, но предпочла поверить на слово. Движения рук, текучесть легкой ткани скрывали под собой силу – это восхищало Дашу так, как не восхищало ничто иное, и вместе с тем – пугало так, как не пугало ни что. И это было так схоже с…
Силой, с которой гифы раздвигают землю и плоть,
Силой, с который они входят в ткань деревьев, раздвигая, оплетая клетки,
Ажурно – прекрасно – жутко… Ничего не превалирует, все – немой восторг…
Даша сидела неподвижно, почти не дыша уже около трех минут.
– Она тоже рада вас приветствовать, Леночка, – наконец, ответил за нее Сережа и расцвел в своей очаровательной улыбке. – Она не часть культа, но это лишь вопрос времени. Не беспокойтесь, ей можно доверять.