– Я была уверена, что ты захочешь быть с Эльмаром… разве нет?
– Эльмар ушел на острова. Я найду его потом.
– Слушай, а что это за острова? Ну, с которых Эльмар. Ты знаешь?
– Не очень, – неохотно ответила Мия. – Просто семь островов в Полуденном море. Они воевали с Рионелой… точнее, с Империей, но я не знаю, что такое эта Империя и что это была за война. Си, Рионела – это все-таки уже другой мир, да? Не тот, в котором мой Хотталар?
– Да. Скорее всего, так. Хотя я уже ни в чем не уверена.
– Как же тогда бабушка смогла туда пройти? В детстве она жила в Рионеле, потом смогла уйти оттуда с помощью каких-то карт и Гаррэта, а потом вот вернулась за мной. Она тоже проводник, как я?
– Твоя бабушка… она очень непростая. Скорее всего, она не только проводник, скорее всего, она пряха.
– Пряха? Кто это?
– Ну… время от времени, когда наш мир изнашивается, стареет и начинает разрушаться, рождаются пряхи. Считается, что всего их семь, по всем мирам. Но, конечно, никто их не считал никогда. Это необычные девочки, которые особенным образом настроены на мир, умеют его слушать, понимать, чувствовать. И они могут залатать все те дырки, которые…
Мия села. Уставилась в стену перед собой.
– Ты чего? – удивилась Саша.
– Нет, нет, ничего… – Мия снова легла. – Я поняла про прях. Ты думаешь, бабушка одна из них? Одна из прях?
– Я не знаю. Но думаю, что да. Пряхи очень сильные, очень могущественные, они могут не только соединять миры, они могут соткать новый.
– Как это – «соткать новый»? А, это из той же серии, что любая жизнь может стать книгой, песней и так далее… И любой мир тоже?
– Да, из этой серии, – усмехнулась Саша. Как все-таки эти проводники легко ловят новые словечки и выражения. Всего несколько часов здесь, а уже «из серии»…
– Выходит, что мы сами создаем миры? Ну, то есть не мы, а у кого есть такой талант, да?
– Да, выходит, что так.
– Получается, что мы… – Мия запнулась, – боги?
– Боги? – удивилась Саша, будто вспоминая значение этого слова. Потом рассмеялась. – Нет! Не боги, а создатели. И не все, конечно, только пряхи.
– А в чем именно талантлив бог? Ну, то есть создатель?
– Он свободен.
Мия промолчала. Саша не знала, о чем она думает, и еще ей очень хотелось спать.
– Мия… давай утром поговорим, ладно?
– Да, конечно. Доброй ночи.
Саша в темноте пожала Мии руку. Что бы там ни было, она так рада, что с ней все в порядке!
Мия лежала, смотрела в потолок, слушала спокойное дыхание Крошки Си. Саши.
«Семь прях
Плели-сплетали нить,
Крутили колесо…»
«Ты только послушай, какие вопросы она задает! Настоящая пряха!»
«Будешь латать дыры, всю жизнь латать дыры!»
Ее бабушка из тех, кто может создавать миры, она – пряха? И ее прабабушка, Эверин Току, тоже была ею, так сказал Хранитель холмов, так написала тетя Абелин. Мия никогда не видела Эверин Току, но свою бабушку она знала очень хорошо. И она не чувствовала бабушку свободной. И богом-создателем тоже не чувствовала. Она удивительная, она самая лучшая на свете, но она не пряха. Если бы бабушка была свободной, если бы она могла латать миры и создавать новые, разве было бы столько горечи в ее глазах и столько боли в словах? Столько обиды… Сейчас, в темноте комнаты Крошки Си, у Мии в голове сложилась картинка, будто вставились последние кусочки мозаики, и вся эта история обрела наконец четкие очертания, ясный рисунок и смысл. Теперь Мия знала, пожалуй, чуть больше, чем это задумывалось с самого начала, чуть больше, чем ей рассказали Крошка Си, Рич и Арс. Она не знала, кто ее бабушка, но она точно знала теперь, кто она сама, Мия Гаррэт.
Когда Саша проснулась, Мии рядом не было.
– Хорошо бы это был просто сон, – пробормотала она, прекрасно понимая, что так не будет.
Она вспомнила вчерашний вопрос Алехина: «Ты привязалась к ней?» Вчера, когда он спрашивал, она не сомневалась, она еще чувствовала кожей тот мир, где осталась Мия, подруга, ближе которой… да, пусть ненадолго, но ближе которой не было. Это у Алехина броня на сердце, а Кирилл просто не способен к кому-то по-настоящему привязаться, слишком уж легкомыслен… Не все же такие! Только вот никто даже не подозревал, что Мия окажется здесь. Что для нее мощнейшая защита Школы – всего лишь сильный ветер. И сейчас Саша чувствовала только раздражение. Где ее искать? Куда бежать?
«К Алехину, – поняла она. – Куда же еще!» И вспомнила первое правило Школы:
«Всегда внимательно слушай мастеров, потому что никто не знает, где ты окажешься в следующую минуту».
История Гаррэта
А Мия в это время стояла перед закрытой дверью. Она знала, что там, за нею, – Гаррэт. Ее дед. Ноги сами вынесли ее к этой двери, стоило только попросить. И вот надо войти. И что сказать? Она давно перестала искать подсказки в своей книге, и ей одной решать теперь, что будет дальше.
Мия постучала. И поймала себя на мысли: она надеется, что ей не ответят и можно будет со спокойной совестью уйти, отсрочить свидание, все-таки раннее утро, он старый человек, он спит наверняка. Но из-за двери послышалось легкое покашливание, а потом чуть хрипловатый голос сказал:
– Войдите.
И она вошла.
Комната была небольшой и вместе с тем просторной. Наверное, это из-за панорамного окна и почти полного отсутствия мебели. Кровать, кресло у окна и маленький столик у стены – вот и все. В кресле сидел человек в вязаном свитере и мягких домашних брюках. Худой, смуглый, совсем седой. Он показался Мии страшно знакомым, будто она точно знала, как он должен выглядеть, и тут же поняла: так будет выглядеть ее отец, когда состарится. Дед внимательно смотрел на Мию. Потом сказал:
– Я тебя знаю.
– Вряд ли, – покачала головой Мия, но тут же вспомнила древнего старичка из Алекты, Джозефа-большую-шишку, и улыбнулась. – Просто я вам напоминаю одного человека, с которым вы встречались очень давно. Ее звали Эверин Току. Я ее правнучка. Я дочь вашего сына, Дика.
Он смотрел на Мию во все глаза. Примерно так же смотрел на нее Хранитель холмов («Бывший Хранитель холмов», – тут же поправила себя Мия), будто хотел отыскать в ее лице знакомые черты, подтверждение родства.
– Я внучка Элоис, – зачем-то сказала она. – Правда, сейчас все зовут ее госпожа Гаррэт. Хоть вы и не были женаты…
– Она взяла мою фамилию… – откликнулся он.
– Возможно, она боялась, что за девичьей фамилией потянется история ее отца…
– Как ты сюда попала?
– Пришла.
– Просто пришла?
– Да, я пришла за Крошкой Си… за Сашей. И Кириллом. Мне очень хотелось увидеть вас. Мне надо поговорить.
Он растер ладонями лицо. Потом показал ей жестом на кровать – больше сесть было некуда. С минуту они смотрели друг на друга. Минута – это очень долго, если просто сидеть и смотреть в лицо родному, но незнакомому человеку.
– Значит, ты моя внучка.
– Да. У вас их еще три, они все младше меня. И три внука. Они уже взрослые, папа говорит, что еще год-два, и Марку с Диком пора будет обзаводиться своей семьей.
– Ого! – усмехнулся Гаррэт. – Кто бы мог подумать!
Опять повисла пауза.
– Как поживает бабушка? – неловко спросил Гаррэт. Кашлянул. – Элоис.
– У меня нет другой бабушки, – улыбнулась Мия.
Она видела, что ему неловко. Что он не знает, как себя вести. Что ее появление – настоящая головоломка для него, и он никак не может с ней справиться. Захотелось помочь.
– Может быть, вы мне расскажете? – сказала Мия.
– Что?
– Все. Или что-нибудь. Расскажи хоть что-нибудь. То, что сможете. То, чего не знает бабушка. То, что важно для тебя самого. – Она поняла, что сбивается с «вы» на «ты», и смутилась. И правда, можно ли говорить «ты» родному деду, если видишь его впервые в жизни?
Гаррэт опять покашлял, потом сказал, глядя в окно:
– Я не знаю, что для меня важно, я запутался… есть ли действительно важные вещи, или нам они только кажутся такими?
– Ты опять увиливаешь, – вздохнула Мия. – Бабушке было с тобой непросто. Расскажите, – снова попросила она. – Расскажи хоть что-нибудь. Я за этим и пришла сюда.
Что он может рассказать ей? О своей жизни на Вершине мира? О да, так они все и звали свои горы – Вершина мира! Прекрасные, величественные, полные тайн… Как любил он там каждую пядь земли! Снежные шапки вершин, буреломы лесов со следами лавин, горные реки, седловины… Жизнь выдернула его из этого места, пришла к нему в дом, схватила за руку, увела прочь, и до сих пор он скучает по своим горам, будто там осталось его сердце. Горы и Элоис – вот все, что он любил в этой жизни, теперь он это понимает. Он мог бы – и должен был – полюбить своего сына, и он любит его, ну да, конечно, любит, просто он совсем его не знает… Он помнит его маленьким мальчиком, нежным и упрямым одновременно, но когда Мия говорит о своем отце, он видит в ее глазах взрослого, сурового мужчину, любящего, но строгого, раздражающегося по мелочам, но сентиментального. Хорошо, что сыну повезло с семьей, что он сумел стать хорошим отцом, несмотря ни на что.
– Это, конечно, заслуга Элоис.
– Что?
– Я думал про твоего отца, моего сына… я был с ним так мало, я так мало успел ему дать, и я совсем его не знаю. Я, наверное, недостаточно сильно любил его, и твоей бабушке приходилось любить его за двоих.
– Ну, у нее получилось, – сказала Мия, а сама подумала, как глупо это звучит: «недостаточно сильно любил»! А кто знает, как это – достаточно? Кто определяет меру любви?
Она встала и подошла к нему поближе, накрыла своей ладонью его ладонь, лежащую на подлокотнике кресла, почувствовала, как он напрягся, и сказала:
– Послушайте… дедушка. Мне нужно принять очень трудное решение. Но я хотела бы… хотела бы понять, почему я… и что с вами со всеми случилось, и… расскажи мне. Пожалуйста. Просто о себе.
Он долго хмурил густые брови, будто думал, с чего же начать.
А потом начал рассказывать.