— Какая чушь. Я бы спросил, когда была придумана антиутопия, в которой мы якобы существуем? Тридцать лет тому назад, пятьдесят, семьдесят? А вот расскажите этим предполагаемым сочинителям ужасов, что у нас, у каждого желающего, есть выход в Интернет, возможность мгновенно связываться с любым человеком в мире, читать нужную литературу, получать необходимую информацию и новости со всех концов Земли. О том, что большинство людей больше не задействованы в промышленности, а трудятся в офисах, оказывая услуги населению и создавая интеллектуальные ценности. Для них это была бы даже не утопия, а рай!
— Ты меня запутал. Не могу пока сказать, в чем твоя ошибка. Но что-то ты накрутил.
— Меня не устраивают кирпичи, из которых строятся антиутопии.
— Какие кирпичи?
— Во-первых, страх перед будущим. Во-вторых, жестко разделенное на элиту и не попавших в списки избранных общество. В-третьих, бессмысленность жизни как норма. В-четвертых, нежелание людей менять систему, угроза для антиутопии исходит исключительно от героя, по каким-то причинам выброшенного из привычной среды. Каждый пункт я готов подвергнуть критике.
— Даже про разделение общества?
— Без труда. Представляется, что это самое разумное, что сейчас можно сделать для минимизации социального напряжения. Но это, конечно, заблуждение.
— Хорошо бы ты это сумел доказать.
— Будущее не нуждается в доказательствах.
— А ты докажи не будущему, а мне.
— Свое мнение я высказывал неоднократно: помешать сепарации трудно, следует признать, — это лучший выход из сложившейся ситуации, но это не значит, что раскол мне нравится. Предсказать его последствия очень трудно, нужно готовиться к ужасам и неизбежным бедствиям. Пропасть между богатыми и бедными возникла не вчера, она существовала всегда. Все знают, но помалкивают, как о пошлой банальности.
Лида слышала от меня это уже тысячу раз.
Приключения в ресторане
За окном шел предсказанный синоптиками дождь. На этот раз они оказались правы, что, согласитесь, случается реже, чем всем бы нам хотелось. Не сомневаюсь, что где-то обязательно существует особое научное подразделение, в котором собрали специально обученных умных людей, которые занимаются анализом ошибок в предсказаниях погоды. Тут главное не причуды природы изучать, а неспособность людей анализировать большие массивы данных. Говорят, что с этой проблемой может справиться только искусственный интеллект. Может быть, не знаю.
— У нас сегодня большой день, — сказала Лида. — Мы отправляемся в путешествие.
— Прямо сейчас? — спросил я обреченно.
— Нет. Вечером. Но ты можешь начинать готовиться. Придется общаться с красиво одетыми людьми.
— Что за причуда тебя посетила?
— Не ной. Тебе, футуроному, следует чаще общаться с народом. Как иначе ты узнаешь, какое представление о будущем наберет в Сети больше всего «лайков»?
— Я работаю по подстрочникам, путеводителям и публикациям в СМИ.
— Они врут.
— Это не имеет значения. Люди врут и заблуждаются. Это едва ли не самая главная особенность человеческого мышления. Иногда мне кажется, что природа наделила людей сознанием, потому что для достижения гармонии во Вселенной не хватало вранья.
— Вранье нужно изучать в естественной среде. Там, где оно смотрится гармонично.
— Ерунда. Это тот случай, когда достаточно знать о его существовании. Подробности вранья утомительны.
— Что же, сегодня ты сможешь насладиться правдой. Тебе никто не будет врать.
— Так не бывает.
— Посмотрим. Искреннее заблуждение не исключаю. Однако сегодня с тобой будут честны.
— Ты меня заинтриговала.
— Нас пригласил в ресторан Куропатов!
— Не тот ли, что написал однажды:
Не в жизни ли нашей бывают минуты,
Не в жизни ли нашей бывают моменты,
Когда ощущенья становятся смутны,
И манят дорог бесконечные ленты.
— Он твой друг!
— Но меня не манят «дорог бесконечные ленты».
— Куропатов знает об этом. Ему жалко тебя, балбеса, он хочет доказать, что мир вокруг прекрасен, и нет никаких оснований чураться его. Я, кстати, полностью с ним солидарна. Например, с тем, что нам следует чаще посещать дорогие рестораны. Куропатов — благородный человек!
— Ерунда. Он знает, что я мизантроп, и это его бесит. Ему хочется доказать, что моя нелюбовь к людям пустая прихоть, что-то напускное и недостойное. Ему кажется, что, вытащив такого человека, как я, «на природу» или в ресторан, он сумеет исцелить меня прелестью мира. Но это абсурд! Навязчивая идея!
— А может быть, он прав?
— Ерунда! От одной мысли, что придется отправиться куда-то ради сомнительного удовольствия жевать плохо прожаренный кусок мяса, у меня портится настроение. Дома вкуснее. Разве не так?
— До сих пор ты не отказывался от любой еды, — едко сказала Лида.
Ей хотелось в ресторан. Почему? Не понимаю. Не могу объяснить. А спрашивать не хочу. Очевидно, что в ответ услышу стандартные мантры о том, что следует иногда устраивать себе праздник, как здорово, когда удается на других посмотреть и себя показать или посвятить вечер свободному общению, не тратя силы на готовку и мытье посуды. Уверен, что Лида вспомнит еще какие-нибудь важные для нее удовольствия, она у меня писательница, придумывать умеет. Но я так далек от всего этого.
— Придется куда-то ехать. Второй раз за месяц! Ужас! Мне это не нравится.
— Куропатов проявил уважение. Он обещал отвести нас в ресторан на своей машине, а после того, как ты наешься и устанешь, вернет домой.
— На что только не пускаются люди, чтобы испортить жизнь своим друзьям.
— Я согласилась, так что у тебя нет выбора.
— Это понятно. Но ты, вроде бы, хотела поработать? Главу так и не дописала?
— Посещение ресторана благотворно скажется на моей работоспособности, если ты об этом хотел спросить. Обо мне не беспокойся.
— Я недавно посетил ресторан, ничего хорошего из этого не вышло. Сама знаешь.
— Это потому, что меня с тобой не было. А сегодня все будет хорошо. Даже не сомневайся.
— У меня нет подходящего галстука.
— Есть.
— Нет.
— Пойдешь в неподходящем.
— Или без галстука.
— Согласна.
Пришлось побриться и облачиться в приготовленную Лидой одежду. Я нервничал и не скрывал, что расстроен. Незапланированные праздники уже давно вгоняют меня в тоску. Понимаю, что это плохо — проявлять недовольство каждым случаем нарушения привычного образа жизни, но ничего с собой поделать не могу.
— Мне трудно притворяться заинтересованным, — сказал я.
— Никто не требует от тебя подвига.
— Терпеть не могу возвращаться домой после пьянки.
— Куропатов позаботится о тебе. Настоящий друг!
Мне оставалось только злобно посапывать и корчить рожи. События, которые нельзя изменить, нужно принять и пережить с минимальными потерями.
— Все к лучшему, тебе полезно немного встряхнуться. Успокоишься — начнешь думать.
— Если понравится в ресторане, я останусь там жить навсегда.
Лида не ответила. Не поняла, что я пошутил.
Самому мне шутка показалась смешной, но потом я задумался, и забавная сторона ситуации перестала быть очевидной. Что может быть смешного в существовании в подвешенном состоянии, когда злодеи готовы прервать твою жизнь в любой момент? Неизвестно кто, неизвестно как, неизвестно почему. Лида была права, пора задуматься о том, как выбраться из этой истории. Ничего разумного в голову, впрочем, не приходило.
Говорят, что интеллектуальная мощь усиливается, если как следует надуть щеки. Попробовал, — не подтвердилось. Мои умственные способности не возросли.
На мое счастье, пришел Куропатов. Он был красив и доволен собой.
— Вот и я! — заявил он с порога. — Соскучились?
— Привет! По какому поводу пир? — спросил я.
— Не твое дело. Ответь лучше, ты готов к приему пищи или будешь, как всегда, ломаться?
Если случится чудо, и Куропатов научится отвечать на поставленные вопросы, ему цены не будет. Но, увы. Впрочем, он набирает очки другими способами. Мой друг талантлив и остроумен. А еще он умеет быть ироничным. Часто этот свой талант (способность подбирать наиболее язвительные слова, о чем бы ни заходил разговор) он проявляет в самых неуместных ситуациях, люди, мало его знающие, обычно обижаются. Но я, давний почитатель его самобытного интеллекта, отдаю должное и посмеиваюсь при необходимости. Например, как сейчас, когда услышал: «Соскучились?» Для меня, мизантропа, предположение оскорбительное, но Куропатов — законченный эгоист и таких тонкостей не понимает. Пришлось сделать вид, что я не заметил его бестактности.