— Чем занимаешься, Уилов? Мне рассказали, что ты забросил астрономию. Зря, ребята любили хвастаться перед девушками, что один из их друзей — настоящий астроном. Представитель романтической профессии.
— Ерунда. Какая там романтика! Компьютеры, цифры и формулы.
— Ты, Уилов, всегда старался держаться подальше от народа, никогда не любил людей.
— Наверное. Тебе виднее.
Прохор тяжело вздохнул, мне не понравились его глаза: были они ясными и пронзительными. Показалось на миг, что он был непозволительно трезв.
— Ты не ответил на мой вопрос. Чем занимаешься?
— На встречах одноклассников это самый дурацкий вопрос, — сказал я, не смог промолчать.
— Если дурацкий, так ответь.
— Исследую будущее.
— Не смеши, — сказал Прохор. — Предсказатель из тебя не получится. Нет в тебе достаточной наглости, да и врать ты не умеешь.
— Я не предсказываю будущее, его нельзя предсказать или построить, его можно только изучать.
— Политика? Поменял астрономию на политику? Ну, знаешь ли…
— К будущему политика отношения не имеет. Есть тактика, есть стратегия, а есть реальность. Эти штуки редко пересекаются.
— Ты — политтехнолог?
— Нет. Я уже сказал, что политика меня не интересует. Только будущее.
К нам присоединилась одноклассница Ольга. Она мне подмигнула, потом подумала и подмигнула Прохору.
— Можно я немного помолчу рядом с вами, послушаю умных людей.
— Можно, — разрешил я.
— И меня политика не интересует, — грустно сказал Прохор. — Знаешь, я долгое время был либералом. Меня всегда интуитивно привлекала свобода. Не только своя, но и чужая. Мне кажется, что люди должны быть свободны.
— Согласен, — сказал я.
— Но потусоваться с либералами не удалось, они меня выставили за дверь. Оказалось, что их интересует только экономическая свобода. Чтобы экономика эффективно развивалась, частные предприниматели должны получать максимальную прибыль, а государство не должно им мешать обирать лохов. К остальным проявлениям свободы либералы относятся весьма оригинально — им наплевать на любые личные или общественные фантазии, но при условии, что они не ограничивают возможности частных предпринимателей и не мешают получать прибыль.
— Да, конечно. Это не секрет.
— Понимаешь, стремление к свободе и безразличие к поступкам соседа — это разные вещи. Как в будущем будет решен этот вопрос? Ты, Уилов, наверняка знаешь правильный ответ. Победит ли добро, свет и все хорошее тьму, зло и все плохое?
Мелькнула в голове правильная мысль: «Промолчи!» Но я уже был пьян, а в таком состоянии могу говорить о будущем часами.
— Обычное дело. Характерная претензия к будущему. Если бы плохие ребята захотели уничтожить мир, они бы действовали именно так — призывали бороться за все хорошее против всего плохого. А плохое, как известно, все вокруг. Без исключения.
— И я? — спросил Прохор.
— Безусловно, — ответил я. — Доказать это не составит труда. Нет ничего проще. Если, конечно, это кому-то понадобится. Личная заинтересованность, Прохор, очень тонкая штука. Она способна творить чудеса. Но в каждом конкретном случае надо разбираться отдельно. Особенно, когда речь заходит о жадинах. Ты ведь жадина, Прохор?
— Наговариваешь. Я — человек доброй воли.
— А в детстве был жадиной.
— Но я действительно за все хорошее против всего плохого.
— Это должно настораживать.
— Кого?
— Прежде всего, тебя самого. Это же первый симптом деформации мозга.
— Получается, нужно быть за все плохое против всего хорошего?
— О, это второй симптом деформации мозга.
— Ты утверждаешь, что у всех людей проблемы с головой?
— Только у тех, кому повезло иметь развитый мозг.
Потом Прохор куда-то пропал. Наверное, нашел другую жертву для бессмысленной болтовни. Нет, в самом деле, что может быть глупее выяснения достигнутого за время нашей разлуки жизненного успеха. Я представил, как он задает свой дурацкий вопрос кому-то еще: «Чем ты сейчас занимаешься»? Это было смешно. Мне было приятно, что свой экзамен я уже сдал.
Ольга схватила меня за руку и потащила танцевать. На встречах одноклассников принято заниматься всякой ерундой. Я знал куда направляюсь, и был готов к любым безрассудствам. Все равно день пропал.
А пиршество, между тем, продолжалось своим чередом. Народ здорово набрался. Это важно отметить, потому что объясняет, почему я беспрестанно трепался о взаимосвязи прошлого и будущего. Это было неправильно, потому что есть темы, о которых следует говорить, только оставаясь сосредоточенным и трезвым. Неудивительно, что внятно сформулировать, в чем она конкретно проявляется, эта самая связь, мне не удалось. По понятным причинам: мысли в голове скользили то слева направо, то справа налево, как курсанты во время морской качки. Потом из-под ног стала самым предательским образом ускользать земля, и стало не до философских обобщений. До конца дня я стал ходячим гироскопом: задача поддержания равновесия поглощала все без исключения помыслы и силы. Но болтал я безостановочно. Как потом выяснилось, исключительно о будущем. Кроме Прохора, вновь откуда-то материализовавшегося, мои слова пытались понять еще двое: Захар и Ольга, чему я был искренне рад. Они были хорошими слушателями, и мне хотелось объяснить им, что будущее к нам равнодушно и даже враждебно, но это совсем не трагедия, а повод разузнать о нем больше. Если ты предупрежден о планах врага, значит, вооружен. Захара мое выступление заинтересовало по-настоящему. Он раскраснелся и кивал головой в такт моим словам, создавалось впечатление, что я не веду научную беседу, а декламирую стихотворение. Ритм подсказывал, что я пользуюсь пятистопным ямбом. Ольга слушала меня, закрыв глаза, наверное, так ей было легче воспринимать информацию, которой я делился.
Дома меня встретила Лида.
— Однако, — сказала она. — Представляю, чему вы там учились, в вашей школе! Не удивлюсь, если все были пятерочниками.
Утром я вспомнил, что выглядел глупо. Но чувствовал себя на удивление удовлетворительно. Душ и кофе сделали свое благое дело — голова немного побаливала, но на это не стоило обращать внимания, работать я все равно был не расположен. В голове мелькали странные философские вопросы, связанные с прошлым и будущим. В том смысле, что для нормального человека важнее? Хорошая идея для научной статьи или монографии, только очень скучная. Лида наверняка могла сочинить на эту тему интересную историю, без академической сухости. У меня так не получится. Не могу сказать, что, занимаясь своим делом, я стремлюсь развлечь или позабавить кого-либо. Наука о будущем — занятие не из веселых. Все дело в том, что будущее нам враждебно, точнее, абсолютно равнодушно к человеческим устремлениям, оно наступит, хотим мы этого или нет. И ему наплевать на то, что наши мечты и надежды будут отброшены за ненадобностью. Мы ему совсем не интересны. Так что правильнее говорить, что не будущее враждебно нам, а мы враждебны будущему, потому что люди никогда не прощают презрения и равнодушия. Как написать об этом научную статью, чтобы заинтересовать читателя? Для меня это абсолютно непосильная задача. Я и не берусь за нее. Мое дело писать о будущем правду. А найдутся ли люди, которые захотят выслушать меня — вопрос десятый. Плоховатенько было бы, если бы я зависел от мнения людей. Мы, мизантропы, давно это поняли и приняли, как данность. Однажды до нас дошло, что рассчитывать на народную любовь глупо, нам она не светит. Но это не повод бросать работу. Даже если она кому-то кажется скучной.
— Кто сказал, что в литературе хороши все жанры кроме скучного? — спросил я у Лиды.
— Кто-то из великих.
— Ты тоже так думаешь?
— Отстань, я работаю, мне до конца недели нужно два листа написать.
Будни футуронома
Забавную я выбрал себе профессию. Как правило, люди, нанимающие меня на работу, почему-то упорно считают, что я занимаюсь тупым толкованием будущего, чуть ли не предсказаниями. Это, конечно, не так. Будущее нельзя предсказать или контролировать. Нельзя. Увы! Я говорю об этом каждый раз, подписывая новый договор, однако работодатели пропускают мои слова мимо ушей, думают, что это шутка.
Их смех меня раздражает. Но ведь в моем утверждении нет ничего смешного. Понимаю, что настаивать глупо, ведь работу мне предлагают только потому, что считают, будто я кокетничаю, а на самом деле…
«У вас хорошие рекомендации. Вы, Уилов, один из лучших», — говорят заказчики.
«А это потому, что я никогда ничего не предсказываю и не собираюсь этого делать и впредь», — говорю я правду, а они смеются.
Приходится каждый раз вписывать в договоры пункт о невозможности предсказания будущего. Выглядит это, как каприз, или попытка заранее снять с себя ответственность за неизбежные ошибки. Но я просто хочу предупредить работодателей о том, чего они не смогут получить от меня. Стараюсь быть честным.
И все равно люди ждут точных прогнозов и считают меня человеком с отвратительным чувством юмора, когда я говорю, что это невозможно. Даже Лида уверена, что я разбираюсь в будущем лучше футурологов. Верит мне и радуется, когда мне предлагают новую работу.