ня втравливаете?» – «Ни в какую. Я никуда вас не втравливаю. Вы идете со мной сами, по доброй воле и по собственной надобности… Разве нет?»
Еще не поздно отказаться, подумала Доминика. Сжала ключ в кулаке – стальная бородка впилась в ладонь.
Они вышли в путь на рассвете, как это делают все бродяги. Нижа и Сыр остались ждать в гостинице, но если Сыр до последнего момента пытался удержать госпожу от безрассудного поступка, то служанка рвения не проявляла – спала и видела, как без помех займется рукодельем, а денег, оставленных Доминикой на прокорм, должно было хватить надолго…
Они вышли в путь на рассвете. В молчании миновали последние дома поселка; перешли мост (сквозь широкие щели Доминика видела, как несется под ногами бесшумная быстрая вода) и углубились в лес.
На вырубке у дороги уже стучали топорами чьи-то работники; их лица представляли собой сплошную бороду с тремя дырами – для рта и глаз. При виде пеших путников лесорубы призадумались было, но, встретившись взглядом с колдуном (а Лив шел впереди, капюшон надвинут на лоб, край плаща явственно оттопырен ножнами), поспешно вернулись к работе. Доминика прошла мимо, держа голову высоко и неподвижно, будто лебедь, мучимый мигренью.
Ключ покачивался на груди в такт шагам. Поскрипывал под ногами песок, из которого торчали, как жала, опавшие хвоинки. Впереди – в пяти шагах – маячила спина колдуна.
Почему я ему поверила, смятенно думала Доминика. Как случилось, что я иду по дороге пешком, как сроду не ходила, тащу на плече узелок с пожитками, будто нищенка или погорелец… Он взял меня на простую приманку – немножко помощи, немножко сочувствия, немножко страха… Святая добродетель, неужели я и сейчас не поверну назад?
Она сделала еще шаг и остановилась. Лив, слышавший ее шаги, оглянулся:
– Вы устали?
– Да.
– Это самая утомительная часть пути… Хотя и не самая неприятная – все же прогулка по лесу, солнце, птицы…
– Вот что, – сказала Доминика. – Я не сделаю больше ни шага, пока вы не объясните мне, что вам за выгода – помогать мне.
Колдун, помедлив, откинул капюшон на спину. На хищном его лице Доминика увидела кислое, почти брезгливое выражение:
– То есть вы останетесь тут стоять навеки? Или пойдете назад одна, мимо тех лесорубов?
Доминикино сердце прыгнуло раненой жабой:
– Вы признаете, что завели меня в ловушку?
– Я веду вас к Рерту. Остановившись на полдороге, вы можете попасть в ловушку – просто потому, что мир жесток, моя госпожа…
Он вытер лоб тыльной стороной ладони. Вдруг зевнул, небрежно прикрывая рот:
– Ладно, слушайте. У меня в самом деле есть свой интерес в этом деле; помогая вам, я помогаю себе… Искусство превращения человека в вещь интересует меня с давних пор. Никто из магов, владеющих этим искусством, не преподаст мне урока по доброй воле. Но если я стану свидетелем обратной метаморфозы вашего друга – я получу ценнейшую информацию и смогу самостоятельно превращать людей в ключи и обратно. Или в книги, например. Да хоть в подставки для обуви… Не пугайтесь, вас это не касается. Но вот портного, по договору с ведьмой продающего людям плащи-жизнесосы, я с удовольствием превратил бы в швейную иголку. Нет?
– По договору с ведьмой?!
– Это я так. К примеру…
Доминика молчала. Лив покосился на высокое уже солнце и снова накинул капюшон:
– Госпожа Доминика, не смешите мои сапоги. Если бы я хотел зачем-то погубить вас – вы бы уже были надежно погублены… Мы идем к Рерту или нет?
Доминика кивнула. Лив, ни слова не говоря, повернулся и зашагал вперед. Доминика потащилась следом.
Она не привыкла ходить пешком. Узелок натирал плечо, тянул к земле; Доминика совсем выбилась из сил, когда идущий впереди колдун вдруг свернул направо – с дороги, в лес.
Доминика споткнулась:
– Лив!
– Там поляна, видите?
Доминика ничего не видела. Лес казался совершенно непроходимым; исцарапав руки и надорвав подол, она все-таки выбралась вслед за Ливом на круглую, как блюдце, полянку.
– Привал, – колдун уселся на обломок пня.
– Я далеко не уйду…
Доминика огляделась, выбирая место. Трава на затененной поляне росла кое-как, ствол давно упавшего дерева был трухляв и изъеден червями. Доминика потрогала пальцем склизкую кору, вздохнула и села, подобрав юбку.
– Не очень-то вы устали, – сказал колдун. – Иначе плюхнулись бы, где стояли, прямо на землю.
– Сколько нам еще идти?
– Нисколько. Уже пришли.
Доминика содрогнулась. Огляделась вокруг; глухой лес, дубы и елки, высокие пни, покрытые мхом, никто не придет на помощь… Колдун наблюдал за ней со скептической ухмылкой:
– Я имею в виду, что дальше мы поедем, а не пойдем… Вы странный человек, Доминика. Это сколько же вам наследства причитается от батюшки?
– Много, – сказала она еле слышно.
– Земли? Замки?
– Все. Земли, озеро… Деньги, золото… Дом… Много. Все.
– А без него вы никак не можете?
Доминика молчала.
– Мне просто жалко смотреть, как ради завещания вашего батюшки вы готовы подвергаться немыслимым опасностям – все равно, настоящим или воображаемым. Я-то вас не съем… но вы ведь верите, что вполне могу съесть. И все равно идете. Чудеса.
Доминика молчала.
– Еще не поздно вернуться, – сказал колдун совсем другим, жестким, деловым тоном. – Впрочем, вернуться не поздно никогда. Если у самых ворот Рерта вы скажете, что передумали…
– Нет, – сказала Доминика.
Колдун потянулся, как кот:
– Хорошо…
Он поднялся. Небрежно отряхнул плащ. Нашел в траве суковатую палку. Вышел на середину поляны, наклонился, разгреб палкой слой прошлогодних листьев и хвои. Присев на корточки, забормотал, и Доминикины ноздри дернулись: в стоячем воздухе леса возник резкий, неприятный запах.
– Доминика, – позвал Лив. – Вы в погреб спускаться не боитесь?
– В погреб?
– Идите сюда…
Она остановилась в пяти шагах. Колдун взялся за железное кольцо, невесть как появившееся в земле, с усилием потянул; открылась, как крышка кастрюли, черная дыра в земле.
Доминика отшатнулась.
– Был такой человек, – сказал Лив, обрывая свесившийся в подземный ход пучок бурой травы. – Как его звали, никто не помнит, а прозвище было Крот… Понимаете почему?
– Я туда не пойду, – сказала Доминика, отступая на шаг.
– Это не то, что вы подумали… Это самый скорый путь в любой конец света. Ну, почти в любой. Только так мы доберемся до Рерта и сможем расколдовать вашего братца…
Доминика отступила еще. Она была близка к тому, чтобы бежать без оглядки.
– Я спущусь первым, – сказал Лив мягко. – Зажгу огонь. Если вам не понравится – останетесь наверху. Но это значит, что бедный Гастон будет ключом до конца дней своих… и ваших. Решайте.
– Наверняка есть другой путь, – сказала Доминика.
– Есть. Обратно в гостиницу. Через неделю вам починят, я надеюсь, рессору.
Доминика отступила снова, запнулась пяткой о корень и грянулась навзничь.
Шахта вела прямо вниз, как печная труба. И была, как труба, узкой – двоим здесь не разминуться; Ливу приходилось прижимать локти к бокам и придерживать ножны. Доминика мучилась с юбкой, которая топорщилась и задиралась, и это было особенно неприятно, потому что внизу был Лив и у него в ладони был огонек – тусклый, единственный свет в давящей темноте.
А над головой у Доминики была светлая точка – вход в шахту. Теперь она казалась далекой, будто звезда.
– Доминика, как поживаете? Мы прошли больше половины…
Она молчала. Перехватывала ржавые перекладины железной лестницы. С каждым шагом, с каждым перехватом опускалась все ниже и ниже, к ведьмам, к подземным тварям, в преисподнюю…
– Доминика, я спустился. Жду вас. Уже близко. Не спешите.
Легко сказать «не спешите»; чем глубже опускалась Доминика, тем страшнее ей было находиться на лестнице, тем сильнее хотелось выбраться из колодца, и движения, поначалу дававшиеся с трудом, приобретали сбивчивую, лихорадочную поспешность.
Лестница закончилась. Доминику осторожно взяли за талию и втянули… куда-то, она поняла только, что здесь есть воздух – совсем свежий, по сравнению с духотой, царившей в «трубе». Она огляделась; ее окружала пещера с низким ровным потолком, со множеством нор-тоннелей, ведущих во все стороны. Под ногами поблескивала толстая ледяная корка (странно, Доминика вовсе не чувствовала холода), в углах смутно белели глыбы оплывшего льда.
– Этот самый Крот, – сказал колдун, все еще придерживая Доминику за локоть, – владел редким искусством подземных путешествий, но совершенно не умел постоять за себя. Еще в юности он стал пленником некоего, гм… вы все равно его не знаете. И этот некто заставил Крота работать всю жизнь – для того, чтобы его жадный хозяин мог появляться, как из-под земли… ха-ха. Как из-под земли – всюду, где его не ждут.
– Значит, – сказала Доминика, цепляясь за руку Лива, – значит, мы влезли в чужое владение. И хозяин, этот самый некто, вполне может…
– Нет, что вы. Дороги Крота давно перестали быть собственностью его зловещего хозяина. Теперь любой, кто сумеет открыть дверь, может войти сюда и прокатиться… Злоупотреблять не следует, да. Но я не был здесь давно, ой как давно…
Огонек на его ладони дрогнул и раздвоился. Одна искорка поднялась под потолок, другая поплыла к дальнему ходу-норе и остановилась над ним, как бы приглашая войти.
– А… у вас никогда не было знакомых магов, да, Доминика? – тихо спросил Лив.
– Никогда, – призналась она, наконец-то выпуская его руку. – Лив… Если вы меня обманете, это будет… очень нехорошо с вашей стороны.
– Дорогая госпожа Доминика. – Колдун меланхолично вздохнул. – Вы и сами не верите в то, что говорите. Жизнь – это война, а на войне нет хороших и плохих… есть только сильные и слабые. Мы с вами заключили сделку – и будем выполнять ее условия по мере возможности… Идемте.