— С какой стати? Похоже, у вас не слишком… широкие взгляды, инспектор.
— Как по-вашему, Гетц жил двойной жизнью?
— Вы имеет в виду его гомосексуализм?
— Или что-нибудь еще. Извращенные вкусы, сексуальные отклонения…
Касдан ожидал возмущенной вспышки — он нарочно перегнул палку. Но ответом ему было только молчание. Казалось, священник задумался.
— Вы что-то за ним замечали? — настаивал армянин.
— Не совсем так…
— Вам что-то известно?
— Возможно, здесь нет никакой связи… Но у нас кое-что произошло.
— Что именно?
— Пропал певчий. Из нашего хора.
— Ребенок?
— Да, ребенок. Два года назад.
— Как это случилось?
— Мальчик исчез, вот и все. Словно испарился. Бесследно. Сначала думали, он сбежал из дома. Следствие выяснило, что он собирал вещи. Но от такого ребенка, как он, никто не ожидал ничего подобного.
— Погодите, я припаркуюсь.
Касдан подъехал к надземному метро на бульваре Шапель. Он поставил машину в тени металлических конструкций, выключил мотор и вынул блокнот.
— Имя мальчика, — процедил он, снимая колпачок с фломастера.
— Танги Визель.
— Еврей?
— Нет. Католик. Возможно, у него еврейские корни, я не знаю. Фамилия пишется как слышится.
— Сколько ему было лет?
Судя по голосу, у священника перехватило горло:
— Вы говорите о нем в прошедшем времени. Но мы не знаем наверняка…
— Сколько лет ему было тогда?
— Одиннадцать.
— При каких обстоятельствах он исчез?
— После репетиции. Он покинул приход, как и другие дети, в шесть часов вечера во вторник. Но домой так и не вернулся.
— Какого числа?
— В начале учебного года. В октябре две тысячи четвертого.
— Расследование проводили?
— Ну конечно. Но оно ничего не дало.
— Не помните, какой отдел занимался этим делом?
— Нет.
— А фамилию полицейского?
— Не припомню.
— Вы когда-нибудь слышали об ОЗПН?
— Нет.
— А почему вы вдруг заговорили об этой истории? Вильгельма Гетца в чем-то подозревали?
— Нет, конечно! Куда вы клоните?
— Его допрашивали?
— Всех нас допрашивали.
Короткая пауза. Касдан чувствовал, что вот-вот узнает нечто важное.
— Святой отец, если вам что-то известно, самое время сказать об этом.
— Мне нечего добавить. Просто Вильгельм был последним, кто видел Танги в тот вечер.
Священник был в смятении. Армянин продолжал:
— Потому что он был регентом?
— Не только. После репетиции Вильгельм тоже уходил. Так что часть пути он шел вместе с детьми. Полицейские спросили, не провожал ли он Танги…
— И что же?
— Вильгельм Гетц сказал «нет». Им было не по дороге.
— Где жил мальчик?
— Это важно для вашего расследования?
— Все важно.
— Визели живут в Четырнадцатом округе. На улице Булар, пятьдесят шесть, неподалеку от улицы Дагер.
Записав адрес, Касдан спросил:
— Это все, что вы можете сообщить мне о Гетце?
— Да. И повторяю: в деле Визеля его никогда ни в чем не подозревали. Сожалею, что рассказал вам об этом.
— Не переживайте. Я все понял правильно. Я зайду к вам завтра.
— Зачем?
У Касдана едва не вырвалось: «Чтобы прочитать по глазам, что ты утаил», но вместо этого он ответил: «Простая формальность». Отключив телефон, он почувствовал, как по телу прокатился озноб. Не исключено, что исчезновение ребенка и убийство Гетца как-то связаны.
Он убрал блокнот и фломастер, вгляделся в высокие арки надземного метро. Подумал о том, что узнал от Мендеса. Подозрение в сексуальных извращениях. А теперь еще и пропавший ребенок… Касдан задумался, а был ли Гетц таким уж безобидным… Он с трудом подавлял желание сложить вместе три определения: гомосексуалист-извращенец-педофил.
А что, если Волокин прав?
Касдан боролся с сомнениями. Сам способ убийства противоречил предположению об убийце-ребенке. Неизвестное орудие убийства. Неведомый сплав. То, что мишенью послужили барабанные перепонки. Все это шло вразрез с версией о детской мести.
Касдан завел машину и поехал дальше по бульвару Рошешуар.
«Дети никогда не виновны».
Теперь реплика Ремю звучала фальшиво.
Она уже не казалась аксиомой.
17
Седрик Волокин принарядился.
Поношенный черный костюм. Грубая белая рубашка с торчащим воротником. Темный помятый галстук, вроде тех, что носят дети, с ложным узлом на резинке. Все тонуло под тяжелой военной курткой цвета хаки.
В этом наряде было что-то трогательное — неловкое, наивное. Не говоря уже о кроссовках, разом сводящих на нет все попытки выглядеть элегантным. Кроссовки «конверс». В этой детали Касдан усмотрел вещественное доказательство сходства Волокина с ребятишками из собора.
Русский ждал его у решетки «Сold Тurкеу», словно автостопщик. Едва заметив «вольво» Касдана, он подхватил сумку и побежал навстречу.
— Ну что, папаша? Передумал?
Касдан позвонил рано утром и предупредил, что заедет за ним ровно в десять. Условия сделки простые: он давал Волокину день, чтобы допросить детей и найти доказательства его теории. Одновременно он позвонил начальнику ОЗПН Греши и предупредил, что забирает парня из заключения. «На стажировку». Комиссар, похоже, удивился, но вопросов задавать не стал.
— Залезай.
Волокин обошел машину. Касдан заметил у него на плече армейскую сумку. В таких в Первую мировую солдаты таскали гранаты.
Русский сел на пассажирское сиденье. Армянин тронулся. Первые километры прошли в молчании. Минут через десять парень взялся за вчерашнее. Папиросная бумага. Светлый табак…
— Ты что делаешь?
— А вы как думаете? Сам директор центра раздает нам гашиш. Говорит, это природный продукт. В столовой висит табличка: «Да здравствует конопля!» Представляете?
— А тебе никогда не говорили, что это вредно для мозгов?
Волокин провел языком по клейкому краю папиросной бумаги и склеил два листочка.
— Там у нас это наименьшее из зол.
— В Камеруне говорили: «Пуля в заднице лучше пули в сердце».
— Вот-вот. А какой он, Камерун?
— Далекий.
— От Франции?
— И от нынешних времен. Иногда мне не верится, что я там был.
— Я и не знал, что там была война…
— Ты не один такой. И слава богу.
Волокин осторожно извлек из фольги палочку конопли. Поджег зажигалкой уголок и раскрошил его над табаком. Пьянящий запах наркотика заполонил салон. Касдан опустил стекло, подумав, что денек уже принимает странный оборот.
Он решил перейти прямо к делу:
— Как ты прознал про Танги Визеля?
— Кого-кого?
— Танги Визеля. Пропавшего мальчишку из хора Нотр-Дам-дю-Розер.
— Какой мальчишка? Какой еще хор?
Касдан оглянулся на Волокина — тот скручивал косяк.
— Так ты не в курсе?
— Клянусь, ваша честь, — ответил тот, поднимая правую руку с косяком.
Касдан сдал назад и свернул на подъездной путь к автомагистрали. Ночью он выяснил, какая следственная группа занималась исчезновением маленького Танги: ребята из третьего подразделения судебной полиции на проспекте Мен, а вовсе не отдел по защите прав несовершеннолетних. Так что русский вполне мог и не знать.
Он вкратце изложил ему суть дела:
— Два года назад пропал мальчишка. Он пел в одном из хоров, где Гетц был регентом. В церкви Нотр-Дам-дю-Розер.
— Я не знал даже, что Гетц руководил не одним хором. А при каких обстоятельствах он пропал?
— Вечером мальчик вышел из прихода, а домой так и не вернулся.
— Может, пустился в бега?
— Говорят, он и правда собрал вещи. Следствие ни к чему не привело. Танги Визель испарился.
— Возможно, это подтверждает мое предположение о педофилии. Но не стоит забегать вперед.
— Ты прав. Нет никаких доказательств, что Гетц причастен к исчезновению мальчишки. Совершенно никаких.
Волокин закурил косяк. Запах гашиша в салоне усилился. Касдану он всегда нравился. Он напоминал ему об Африке. Он отметил контраст между этим жарким экзотическим ароматом и унылым видом, открывавшимся из машины: черные поля, грязные домишки, размалеванная в кричащие цвета торговая зона.
— Я всю ночь копался в разных базах данных, — продолжал он. — Хотел выяснить, был ли Гетц раньше замечен в чем-то подобном. Но ничего не нашел. — Он щелкнул по зубам ногтем большого пальца. — Я перерыл всю базу данных на лиц, замеченных в сексуальных правонарушениях. Заглянул в архивы твоего отдела, отдела по борьбе с преступлениями против личности. Но фамилия Гетца мне не попадалась ни разу. Он белее снега.
Волокин медленно выдохнул дым через нос.
— Раз вы приехали за мной, вы не так уж в этом уверены. — Он старательно выдохнул еще одну длинную струю. — Вообще-то с педофилами нельзя полагаться на базы данных. Я знавал многих, которые годами ускользали из сетей. Педофил — зверь сверхосторожный. И хитрый. Уж точно не из тех отморозков, с которыми вы привыкли иметь дело. Он опасается не только легавых, но и всех вообще. Даже самого Бога. Он противостоит всему миру. Ему известно, что он чудовище. Что никто его не понимает. Что в тюрьме другие подонки его прикончат. Это придает ему изворотливости и умения стать невидимым.
Касдан дернул плечом и продолжил свой рассказ:
— На Насера я тоже ничего не нарыл.
— На кого?
— На дружка Гетца. Ты хоть знаешь, что чилиец был педиком?
— Нет.
Армянин вздохнул:
— Насер — маврикиец индийского происхождения. Он уже несколько лет сожительствовал с Гетцем и потихоньку приторговывал собой. Я даже удивился, что у вас в отделе не заведено на него дела. Я-то думал, парня уже задерживали где-нибудь на площади Дофин, в квартале Маре, в общем, там, где тусуются такие, как он. И он был несовершеннолетним.
— А я ничего не знал.
— По-моему, ты вообще ничего не знаешь.
Хотя вслух Касдан этого не произнес, но даже неведение Волокина усиливало его восхищение. Не располагая никакими уликами, парень, возможно, угадал насчет Гетца. Русский предложил ему косяк, но армянин лишь покачал головой.