— Мне очень не хватает отца, — сдавленно произнесла она. — Без него и замок стал совсем другим.
— Верно, — с легким вздохом ответила Джозефина. — До сих пор я и не подозревала, что здесь может быть так одиноко.
Доминик подняла на мать смущенный взгляд.
— Мама, — нерешительно заговорила она, — я никогда раньше тебя не спрашивала... пожалуйста, не думай, что я лезу не в свое дело...
Удивленно подняв брови, Джозефина повернулась к дочери, чтобы видеть ее лицо.
— Что такое, дорогая? О чем ты хочешь спросить?
Доминик сделала глубокий вдох. Почему ей так трудно говорить с матерью? Вот с отцом всегда было легко: он бывал суров и раздражителен, но никогда не скрывал своих мыслей и чувств. Джозефина же совсем другая: глядя на нее, невозможно понять, о чем она думает.
— Мне часто хотелось узнать... что ты чувствовала много лет назад, когда тебе объявили, что ты должна выйти замуж за папу?
Глаза Джозефины блеснули удивлением, и на миг Доминик показалось, что сейчас мать, по своему обыкновению, мягко сменит тему. Но вслед за тем выражение лица королевы смягчилось, на нем появилась нежность и мечтательность, которой принцесса никогда прежде не видела.
— Буду с тобой откровенна, Доминик: я была вне себя от ярости. Просто рвала и метала. Готова была скорее сбежать из дому, чем выйти замуж за незнакомца. Но я была принцессой и с детства знала, что мой долг — повиноваться родителям и заботиться о нуждах своей страны. Королевство Винборо очень нуждалось в укреплении связей с Эдембургом — вот почему мне пришлось наступить на горло собственным чувствам и идти под венец с гордо поднятой головой.
Наступить на горло собственным чувствам... Едва ли не впервые в жизни Доминик могла сказать, что понимает свою мать.
Тридцать лет назад женщине — особенно женщине из королевской семьи — не позволялось самой выбирать свою судьбу. Долг, честь, достоинство — вот что было священно. Чувства отступали на второй план. Так была воспитана Джозефина; теперь Доминик понимала, что те же установки разделял и Маркус. Должно быть, он был потрясен, когда понял, насколько юная принцесса непохожа на свою мать. Но Доминик росла в иное время, и сама она — иной человек; для нее нет ничего важнее любви и счастья. А любила ли Джозефина, была ли счастлива? Этого Доминик не знала.
— Когда ты в первый раз увиделась с отцом?
Слабая усмешка тронула губы королевы.
— В день свадьбы.
Потрясенная, Доминик не отводила глаз от бледного, классически прекрасного лица матери.
— Представить не могу! — пробормотала она. — Отдать свою руку незнакомцу и знать, что с ним тебе суждено прожить до конца жизни!
— Да, мне было нелегко, — согласилась Джозефина. — В то время твой отец был очень красив, но вид у него был свирепый. Мне казалось, что меня отдают в жены какому-то викингу! Первое время я страшно его боялась.
Доминик смотрела на мать с уважением и интересом. Только теперь она поняла, что пришлось пережить Джозефине — покинуть родину, отправиться в далекую страну и ради блага своего народа вступить в брак с незнакомцем... Как она все это выдержала? Доминик полагала, что у нее самой не хватило бы силы духа.
— Тебе было трудно? — тихо спросила она.
Джозефина улыбнулась, и Доминик поразилась тому, каким мягким и теплым светом засияли ее глаза.
— Поначалу — да, — ответила она. — Я была робка и застенчива, а твой отец резок и нетерпелив. Но постепенно мы узнали друг друга и поладили — так хорошо поладили, что, как ты знаешь, зачали и вырастили троих детей.
Упоминание о детях едва не заставило Доминик выдать собственную тайну, но, вспомнив о предостережениях Маркуса, она прикусила язык.
— Выходит, ваш брак оказался лучше, чем ты ожидала?
Джозефина взглянула на дочь так, словно не понимала, о чем тут спрашивать.
— Разумеется. Ведь я, когда услышала о помолвке, готова была бежать из дому, даже смерть казалась мне лучше брака неизвестно с кем! Я не сомневалась, что жизнь моя будет навеки погублена. Я ведь мечтала об одном — встретить свою любовь и выйти замуж за того, кого полюблю всем сердцем и душой. Мне казалось, что родители отнимают у меня заветную мечту.
Как же ей было больно! — с ужасом и состраданием думала Доминик. Как, должно быть, тосковало и рвалось ее бедное сердце, когда она плыла по бурному Северному морю навстречу своей судьбе!
Оставался главный вопрос: полюбила ли Джозефина Майкла Стэнбери? Доминик не знала, как спросить об этом, но спрашивать ей и не пришлось, ибо королева заговорила сама.
— На самом деле, — мягко и задумчиво произнесла она, — вышло так, что они исполнили мое заветное желание. Только тогда мне не хватало мудрости, чтобы это понять.
— Значит, ты... в конце концов ты полюбила отца?
Нежная улыбка тронула губы королевы.
— Я пыталась сопротивляться его обаянию, но в конце концов поняла, что не стоит бороться с собой. Да, я его полюбила. Полюбила его широкую улыбку, раскатистый хохот, огромные сильные руки — полюбила все в нем, даже вспышки ярости! — Глаза ее заволоклись слезами. — Никогда не думала, что мы так ужасно расстанемся. И не предполагала, что мне будет так страшно его не хватать.
Глубоко тронутая слезами матери, Доминик сжала обе ее руки в своих:
— Прости меня, мама! Но, верь мне, он обязательно найдется! Не знаю когда, не знаю как, но отец вернется к нам живой и невредимый!
— Ах, Доминик, день и ночь я только об этом и молюсь! — взволнованным полушепотом ответила мать. — Молюсь, чтобы Господь дал мне еще один шанс, позволил сказать твоему отцу, как я люблю его, как всегда его любила!
Слезы обожгли горло Доминик, она судорожно сглотнула:
— Где бы ни был сейчас отец, я уверена, он знает, что ты чувствуешь.
Джозефина печально покачала головой.
— Мне всегда было нелегко говорить о своих чувствах. Особенно с твоим отцом. Я так ни разу и не произнесла этих простых слов: «Я тебя люблю». Мне казалось, что ему это и так понятно. — Тяжело вздохнув, она подняла глаза на Доминик. — Ни о чем я теперь так не жалею, как об этом. И хочу дать тебе совет, доченька: не повторяй моих ошибок! Если полюбишь, не стыдись своих чувств, не прячь их от своего избранника — скажи прямо, что любишь его, скажи сразу, пока не станет слишком поздно!
Скажи прямо, что любишь его! От этих слов внутри у Доминик все словно заледенело. Что изменилось бы, признайся она Маркусу в своей любви? Скорее всего, ничего. Он не верит в любовь. Ему это не нужно. Но по крайней мере она знала бы, что сделала все возможное.
— Спасибо тебе, мама! — воскликнула она, сжав руки матери. — Спасибо, что поделилась со мной. Ты не представляешь, как мне помогла!
Джозефина нежно улыбнулась.
— Рада за тебя, доченька. А теперь объясни, к чему все это? Ты встретила человека, за которого хочешь выйти замуж?
В груди у Доминик всколыхнулась безумная надежда, но тут же рухнула под тяжестью горьких воспоминаний. Она сама сказала Маркусу, что не хочет его видеть. А он очень гордый человек. Едва ли он готов ее простить.
— Не знаю... пока. — Поспешно поднявшись на ноги, она поцеловала мать в щеку: — Мамочка, прости, что убегаю, но мне надо срочно кое-что сделать!
Джозефина помахала ей рукой на прощание, и Доминик помчалась по пустынным коридорам назад, к себе. Прюденс уже вернулась; услышав торопливые шаги принцессы, она выглянула из кухни.
— Боже мой, что за спешка? — воскликнула она, увидев, как Доминик, задыхаясь, падает на кушетку. — Что-то стряслось?
«Да, я узнала правду о себе, — мысленно ответила Доминик. — Узнала, что я очень похожа на мать — как и она, прячу от всех, даже от самой себя, свои истинные чувства. Но ее совет пойдет мне на пользу: я не буду ждать, пока не станет слишком поздно!»
— Еще нет, — ответила она и, вскочив с дивана, села за письменный стол.
Вырвав из блокнота розовый листок, она начала писать записку.
— Что значит «еще нет»? — подбежала к ней взволнованная Прюденс. — Ты ждешь новостей о короле?
Доминик молча свернула записку, положила в конверт, запечатала и отдала фрейлине.
— Нет, с отцом это никак не связано, — ответила она. — Пожалуйста, отнеси эту записку Маркусу и отдай лично в руки. Он сейчас либо у себя в апартаментах, либо в рабочем кабинете — не знаю, где, но, пожалуйста, найди его и отдай записку как можно скорее!
Прюденс уже открыла рот, чтобы разразиться градом вопросов, но, видно, что-то в лице Доминик ее остановило. Схватив конверт, она побежала к выходу.
— Не вернусь, пока его не разыщу! — пообещала фрейлина, выбегая за дверь.
Работа на трудной и ответственной должности научила Маркуса тщательно продумывать все последствия своих действий. Ни разу еще ему не приходилось сомневаться в принятом решении — касалось ли оно страны, короля или даже злосчастного брака с Лизой.
До тех пор, пока он не принял решение порвать с Доминик.
Запустив обе руки в густую шевелюру, словно готов был рвать на себе волосы, Маркус расхаживал взад-вперед по своим апартаментам. Сейчас он напоминал тигра в клетке. Почему, ну почему ему так тяжело, почему так ноет сердце? Любой разумный человек только обрадовался бы, что Доминик отвергла его предложение!
Расставшись с Лизой, он дал себе клятву, что никогда больше не женится. Иметь жену и ребенка — дорогое удовольствие: слишком страшно их потерять.
И все же не стоит обманывать себя: в глубине души ничего он так не желает, как женитьбы на Доминик.
Бессмыслица какая-то! — мысленно возражал он себе. Откуда это безумное желание?
Рухнув в мягкое кресло и уставившись в окно, выходящее в дворцовый сад, он надолго задумался над этим вопросом.
Да, он всей душой предан королю, но никакой долг, никакая верность не требуют, чтобы он женился на беременной королевской дочери, спасал ее репутацию, обеспечивал будущее ее ребенка. Такое самопожертвование не входит в его обязанности. Но кто говорит о самопожертвовании, если Маркус изнывает от желания назвать Доминик своей женой, а ее малыша — своим сыном или дочерью?