Младшая сестра — страница 32 из 38

— Для тебя я бы ничего не сделал, — ответил Френч.

Я промолчал. Он с холодной злобой смотрел на меня.

— Ты был здесь, когда застрелили Стилгрейва? — хрипло спросил он.

— Нет.

— А кто здесь был?

— Он. — Я указал пальцем на мертвеца.

— А кто еще?

— Лгать я вам не буду, — ответил я, — а правду скажу только на предложенных мной условиях. Я не знаю, кто здесь был, когда его застрелили.

— А кто здесь был, когда ты приехал сюда?

Я не ответил. Френч повернулся к Бейфусу и приказал:

— Надень на него наручники. Руки назад.

Бейфус был в нерешительности, потом вынул из кармана наручники и подошел ко мне.

— Заложи руки назад, — приказал он, чувствуя себя неловко.

Я повиновался, он защелкнул наручники. Френч медленно подошел и встал передо мной. Глаза его были полуоткрыты, кожа под ними была серая от усталости.

— Теперь моя очередь произнести небольшую речь, но она тебе не понравится.

Я молчал.

— Вот как мы живем, беби, — начал Френч. — Мы копы, и все ненавидят нас. А в придачу ко всем неприятностям мы получили тебя. Как будто нам мало того, что на нас нажимают парни, из Сити-холла, шеф полиции и мэр, кабинет которого в четыре раза больше всего отдела по расследованию убийств. Как будто нам не пришлось расследовать сто четырнадцать убийств за прошлый год, сидя в трех жалких комнатушках, где для всех работников не хватает стульев. Мы проводим жизнь, копаясь в грязном белье и нюхая гнилые зубы. Карабкаемся в темноте по лестницам, где нас поджидают пули, а наши жены ждут нас к обеду. Но мы почти не бываем дома, а если и бываем, то настолько уставшие, что не можем ни есть, ни спать, ни даже читать ту ахинею, которую пишут про нас в газетах. Так мы лежим без сна в дешевом доме на дешевой улице и слушаем, как развлекаются пьяные по соседству. Но в тот момент, когда мы начинаем проваливаться в сон, звонит телефон, и мы должны вставать и начинать все с начала. Что бы мы ни делали — все плохо. Если нам удастся заставить парня признаться, то говорят, что мы выбили из него признание, а какой-то адвокат на суде называет нас гестаповцами и ухмыляется, когда мы неправильно произносим слова. Если мы ошибаемся в работе, то на нас снова напяливают старую форму и отправляют на Скид Роуд, где мы проводим прохладные летние вечера, подбирая на улицах пьяных, разгоняя шлюх и отнимая ножи у хулиганов. Однако для нашего счастья всего этого мало, и Бог посылает нам тебя.

Он замолчал и перевел дух. Его лицо заблестело от пота.

— Бог послал на нашу голову тебя, — продолжал Френч. — Нам только не хватало ищеек с лицензиями частных детективов, утаивающих информацию и подглядывающих из-за угла. Нам не хватало тебя, устраивающего такие инсценировки убийств, которыми не одурачишь и ребенка. Надеюсь, беби, ты не возмутишься, если я назову тебя дешевой ищейкой, подглядывающей в чужие замочные скважины?

— Вы хотите, чтобы я возразил? — спросил я.

Френч выпрямился.

— Интересно было бы послушать.

— Кое-что из сказанного вами верно, — начал я. — Но не все. Любой частный детектив хочет сотрудничать с полицией. Но иногда трудно определить, кто устанавливает правила игры. Иногда он не доверяет полиции, и не без причины. Порой он попадает в затруднительное положение и вынужден разыграть карты так, как они ему выпали, хотя он предпочел бы новую сдачу. Ему хочется продолжать зарабатывать себе на жизнь.

— Ну, твоя-то лицензия аннулирована, — заметил Френч. — С этого момента. Так что пусть эта проблема больше не волнует тебя.

— Она будет аннулирована только после постановления комиссии, выдавшей ее. Не раньше.

— Кристи, давай оставим это, — спокойно сказал Бейфус. — С этим можно подождать.

— Я и кончаю, — ответил Френч. — Своим собственным методом. Этот тип еще не раскололся, и я жду, когда это произойдет. Не уверяй меня, Марлоу, что ты совсем непричастен к этому делу.

— Что вы хотите услышать от меня?

— Угадай.

— У вас сегодня кровожадное настроение, — ответил я. — Вы хотите расколоть меня пополам. Но вам и этого мало: вы хотите, чтобы я извинился перед вами.

— Это не помешает, — заметил он сквозь зубы.

— А как бы вы поступили на моем месте? — спросил я.

— Не могу представить себя упавшим так низко.

Кристи облизал губы. Он непроизвольно стал сжимать и разжимать правую руку.

— Успокойся, Кристи. Брось! — сказал Бейфус.

Френч не двинулся с места. Бейфус подошел и встал между нами.

— Отойди, Фред, — сказал Френч.

— Нет.

Френч сжал кулак и ударил Бейфуса в челюсть. Тот пошатнулся, согнулся и закашлялся. Он долго тряс головой, потом выпрямился и подмигнул мне.

— Новый вариант допроса третьей степени, — сказал он. — Копы вышибают друг у друга мозги, а допрашиваемый раскалывается от страха перед этим зрелищем.

Он потрогал челюсть, она уже начала опухать. Френч стоял молча.

Бейфус достал сигареты, вытряхнул одну и протянул пачку Френчу. Тот посмотрел на сигареты, потом на Бейфуса.

— Семнадцать лет такой жизни! — сказал Френч. — Даже жена ненавидит меня.

Он потрепал Бейфуса по щеке. Тот улыбнулся.

— Я ударил тебя, Фред? — спросил Френч.

— С чего ты взял, Кристи? — ответил тот.

— Сними с Марлоу наручники и отведи в машину, — приказал Френч. — Он арестован.

— О'кей.

Бейфус зашел ко мне сзади и снял наручники.

— Пошли, беби! — скомандовал он.

Я взглянул на Френча. Тот смотрел на меня, как на пустое место. Казалось, он совсем не видел меня. Я вышел из комнаты.

Глава 27

Я так никогда и не узнал имени этого полицейского. Он был низковат и худощав для копа, но все же был копом. Он служил в полицейском управлении и носил пистолет в кобуре на поясе.

Говорил он мало, но у него был приятный голос и теплая улыбка.

— Вы артистически играете, — заметил я.

Мы играли в двойной «конфильд», вернее, он играл. Я просто сидел за столом и наблюдал за движениями его маленьких изящных рук. Я смотрел, как он берет карту, как кладет ее, — все это он делал точно и красиво. Во время игры он задумчиво поджимал губы или насвистывал.

Улыбнувшись, он положил девять красных карт на десять черных.

— Чем вы занимаетесь в свободное время? — спросил я.

— Играю на рояле, — ответил он. — У меня есть концертный «Стейнвей». Играю в основном Моцарта и Баха. У меня немного старомодные вкусы. Большинство людей считают такую музыку скучной, я же нет.

— Блестящая игра, — повторил я.

— Вы не представляете себе, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, — сказал он. — На слух они кажутся простыми, особенно в хорошем исполнении.

— Кто хорошо играет Моцарта? — спросил я.

— Шнабель.

— А Рубинштейн?

Он покачал головой.

— Слишком эмоциональное исполнение, а Моцарта не следует играть, вкладывая что-то от себя.

— Держу пари, что вам удается добиться от многих признания, — сказал я. — Вам нравится ваша работа?

Он улыбнулся и переложил еще одну карту. Было видно, что человек с удовольствием проделывает эти незначительные движения, легкие, как лебяжий пух.

Моцарт? Да, мне было понятно его пристрастие.

Было около шести утра, и небо за окном начало светлеть. Я сидел в той же комнате, что и днем. Конторка в углу была закрыта. На краю длинного стола лежал кем-то поднятый карандаш Мэглашена. Стол, за которым днем сидел Кристи Френч, был засыпан пеплом. Из пепельницы торчал сигаретный окурок. Мотылек кружился над лампочкой в стеклянном колпачке.

— Устали? — спросил мой партнер.

— Одурел.

— Не надо ввязываться в такие запутанные дела. Нет в этом смысла.

— Нет смысла в том, что убит человек?

— Вы никогда никого не убивали.

— Почему вы в этом уверены?

— Так подсказывает мне здравый смысл и большой опыт общения с людьми.

— Наверно, вы любите свою работу, — сказал я.

— Она позволяет мне днем играть на рояле. Я работаю ночами, вижу много любопытного.

Он взял туза.

— Получаете много признаний?

— Я не получаю признаний, — ответил он. — Мое дело — создать настроение.

— Почему вы так откровенны со мной?

Он улыбнулся и постучал по столу краем карты:

— Мы уже давно составили о вас мнение.

— Зачем же тогда меня задержали?

Он не ответил, а повернулся и посмотрел на стенные часы.

— Думаю, сейчас нам дадут поесть.

Он встал, подошел к двери, приоткрыл ее и что-то тихо проговорил. Потом вернулся, сел и посмотрел на карты.

— Бесполезно, — сказал он. — Еще три карты, и мы блокированы. Хотите сыграть вторую партию?

— Нет, я не люблю карт. Предпочитаю шахматы.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Что же вы сразу не сказали? Я тоже предпочел бы сыграть в шахматы.

— Еще больше я предпочел бы выпить горячего кофе.

— Сейчас выпьете. Правда, я не обещаю, что это будет такой кофе, к которому вы привыкли.

— Это неважно… Ну, а если не я застрелил Стилгрейва, тогда кто?

— Думаю, что именно этот вопрос и беспокоит моих коллег.

— Они должны радоваться, что кто-то отправил его на тот свет.

— Вероятно, они рады, — сказал он. — Но им не нравится способ, которым это сделано.

— Лично я считаю, что работа была очень чистая.

Он смотрел на меня, держа в руке колоду карт, потом пустил их веером в другую руку. Карты летели с легким треском, казалось, одной струей.

— Вот если бы вы так же ловко управлялись с пистолетом… — начал я.

Поток карт остановился. Вместо них в его руке оказался пистолет, причем я не заметил, как он достал его. Столь же быстро оружие исчезло, и его место снова заняли карты.

— Вам бы работать в Лас-Вегасе, — заметил я.

Он перетасовал колоду, подрезал ее и сдал мне королевский флеш пиками.

— Со «Стейнвеем» работать спокойнее, — ответил он.

Открылась дверь, и вошел сотрудник в форме с подносом.

Мы съели консервированное мясо и запили его горячим, но слабым кофе. К тому времени, когда мы кончили есть, совсем рассвело.