— Он часто писал домой? До того, как вообще перестал писать.
— Каждую неделю, иногда даже чаще. Он присылал письма по очереди: то маме, то мне. Конечно, они предназначались для нас обеих.
— О чем он писал?
— О работе, о знакомых, о фильмах, которые он смотрел. Или о Калифорнии. О церкви он тоже писал.
— О девушках тоже?
— Не думаю, чтобы Оррина интересовали девушки.
— И он все время жил по тому же адресу?
Девушка озадаченно кивнула.
— Как давно он перестал писать?
Она задумалась, прижав палец к губам.
— Месяца три-четыре назад.
— Каким числом было датировано его последнее письмо?
— Точно не помню.
— Было ли в нем что-либо необычное?
— Нет.
— У вас есть какие-нибудь родственники или знакомые в Калифорнии?
Девушка как-то странно взглянула на меня, начала было что-то говорить, потом покачала головой.
— Нет.
— О'кей. Теперь я скажу вам, что настораживает меня во всей этой истории. Настораживает, что ни вы, ни ваша мать по-настоящему не обеспокоены происходящим. А по логике вы должны быть чертовски напуганы.
Девушка прижала к груди сумку.
— Вы хотите сказать, что с Оррином что-то произошло? — испуганно спросила она.
— Не знаю. Но на вашем месте, зная характер вашего брата, я не стал бы дожидаться летнего отпуска, чтобы приехать сюда и навести справки. Мне непонятно, почему вы не обратились в полицию с ее мощной организацией для розыска пропавших, а пришли к частному сыщику. И мне непонятно, как ваша старая добрая матушка может день за днем сидеть в Манхэттене, штат Канзас, и спокойно штопать теплое белье священника. От Оррина нет писем, вообще нет никаких известий, а она только вздыхает и принимается за новую пару кальсон.
Девушка резко вскочила.
— Вы грязный, отвратительный тип! — в негодовании воскликнула она. — Не смейте так говорить. Мы с мамой волнуемся.
— Вы беспокоитесь о двадцати баксах, — сказал я. — А насчет Оррина я не знаю, и это меня не интересует. Возьмите ваши деньги, спрячьте их в свою переметную суму и забудьте о том, что мы с вами встречались. Завтра можете предложить эти деньги другому детективу.
Она сунула деньги в сумку и со злостью щелкнула замком.
— Я не прощу вам этого, — прошипела она сквозь зубы. — Так грубо со мной никто не разговаривал.
Я встал и вышел из-за стола.
— Не переживайте. Может быть, вам это еще понравится.
Я подошел к Орфамей и снял с нее очки. Она отступила на полшага, споткнулась, и я чисто инстинктивно обнял ее, чтобы она не упала. Широко раскрыв глаза, она уперлась руками в мою грудь и попыталась оттолкнуть меня. Я усмехнулся: с таким же успехом мог оттолкнуть меня котенок.
— Без очков ваши глаза выглядят совсем иначе, — заметил я.
Девушка склонила голову и слегка приоткрыла губы.
— Вы так себя ведете со всеми своими клиентками? — нежно произнесла она.
— Я просто не хотел, чтобы вы упали, — объяснил я.
Безвольно опустив руки, она откинулась на мою руку.
— Вы очень внимательны.
Она еще больше расслабилась в моих объятиях. Голова ее была запрокинута назад, веки опущены, подрагивая, а на губах появилась зовущая улыбка, которой ее наверняка никто не учил.
— Вы решили, что я сделала это нарочно? — проронила она.
— Что сделали?
— Оступилась.
Она обняла меня за шею и прижала к себе. Мне ничего другого не оставалось, как поцеловать ее. Сначала ее губы были неподатливые, потом уступили мне. Орфамей удобно устроилась в моих объятиях и удовлетворенно вздохнула.
— В Манхэттене, штат Канзас, вас арестовали бы за это, — сказала она.
— Меня бы арестовали за одно появление там, — уточнил я.
Она хихикнула и прижала пальцем кончик моего носа.
— Мне кажется, вам нравятся легкомысленные девушки, — проговорила она, искоса глядя на меня. — Правда, сейчас вам, по крайней мере, не надо вытирать с губ помаду. Но в следующий раз я, может быть, накрашусь.
— Может, вы сядете на пол? — предложил я. — У меня руки затекли.
Она снова хихикнула и высвободилась из моих объятий.
— Вы, верно, подумали, что я уже не раз целовалась, — сказала она.
— А разве нет? По-моему, девушки только этим и занимаются.
Она кивнула:
— Даже на церковных собраниях они играют в игры с поцелуями.
— Они играют в них и без церковных собраний, — добавил я.
Мы смотрели друг на друга без особого выражения.
— Итак… — наконец сказала Орфамей.
Я вернул ей очки, она надела их. Открыв сумку, она погляделась в зеркальце, затем достала что-то и зажала в руке.
— Простите меня за упрямство. — Она сунула что-то под бювар на моем столе. Потом улыбнулась, подошла к двери и открыла ее.
— Я позвоню вам, — произнесла она интимным тоном и вышла.
Ее каблучки простучали по коридору.
Я поднял бювар и достал из-под него скомканные двадцать баксов.
Не успел я вернуться в мыслях к Лестеру Клаузену, как зазвонил телефон. Я рассеянно взял трубку. Раздался мужской голос, громкий, но приглушенный, словно говорили через носовой платок.
— Вы Марлоу? — спросил мужчина.
— Да. Слушаю.
— У вас есть сейф?
Мои запасы вежливости на сегодня уже были исчерпаны.
— Хватит задавать вопросы! — рявкнул я. — Переходите к делу.
— Я задал вам вопрос, Марлоу.
— Ну так я не отвечу на него, — сказал я и положил трубку.
Я потянулся за сигаретой, зная, что этот человек позвонит еще раз. Люди всегда так поступают. Телефон зазвонил, и я снял трубку.
— Если у вас есть для меня предложение, — прорычал я, — то изложите его. И называйте меня «мистер» до тех пор, пока не начнете мне платить.
— Не горячитесь так, приятель. Я попал в трудное положение и нуждаюсь в помощи. Мне нужно кое-что спрятать в сейф на несколько дней. Всего на несколько дней. И на этом вы заработаете немного денег.
— Сколько?
— Сотню.
— Что ж, я согласен, — ответил я, пытаясь узнать голос. — Где вас найти?
— В отеле «Ван-Найз», номер триста двадцать второй. Два коротких удара и два длинных.
— Что нужно спрятать?
— Узнаете, когда приедете.
— Как ваше имя?
— Не важно. Просто номер триста двадцать второй.
— Так дело не пойдет, — заявил я. — Извините, что заставил вас потратить зря время. Всего хорошего.
— Эй, погодите, приятель. Я не предлагаю вам ничего противозаконного. Ни бриллиантов, ни изумрудных подвесок. Просто вещь, ценную для меня, но не представляющую интереса ни для кого другого.
— В отеле есть сейф.
— Вам хочется умереть в бедности, Марлоу?
— Какая разница? Богачи тоже умирают. Рокфеллер ведь умер. Еще раз прощайте.
Приглушенность голоса исчезла. Мужчина сказал коротко и резко:
— Умер, как и мелкий управляющий в Бэй-сити?
Я молчал. В трубке послышался кудахтающий смешок.
— Полагаю, это заинтересует вас, Марлоу. Комната триста двадцать вторая. И поторопитесь, приятель.
Послышался щелчок, и мы разъединились. Со стола скатился карандаш и упал возле ножки стула. Я поднял его и стал чинить на машинке, прикрепленной к подоконнику, стараясь заточить его ровно и аккуратно. Закончив, я положил его на стол и сдул графитовую пыль. В моем распоряжении была уйма времени.
Внезапно, без всякой причины, в моем воображении возникло лицо Орфамей Куэст без очков — лицо, над которым поработали массажистки и косметички, с волной белокурых волос на лбу и глазами, в которых написано «спальня». У всех голливудских киноактрис такие глаза. Я попытался представить это лицо крупным планом на экране рядом с героем-любовником, завсегдатаем бара-ресторана «Романов».
Дорога до Бей-сити заняла у меня двадцать пять минут.
Глава 6
Должно быть, некогда отель «Ван-Найз» имел элегантный вид, но это было очень давно. Теперь же на потолке вестибюля виднелась копоть от выкуренных сигар, пружины кожаных кресел продавились, а мраморные столики пожелтели от времени. Правда, ковер на полу выглядел как новый, но казался жестким, как и портье. Я прошел мимо него к прилавку с сигаретами и протянул деньги за пачку «Кэмела». Продавщица — соломенная блондинка с длинной шеей и равнодушными глазами — положила передо мной сигареты, добавила коробку спичек, а причитающуюся сдачу смахнула в ящик с прорезью и надписью: «Благотворительный фонд благодарит вас».
— Ведь вы не возражаете, правда? — спросила она, улыбаясь. — Вы согласны отдать несколько центов бедным больным детям?
— А что, если я не согласен? — спросил я.
— Я верну вам семь центов, но это будет нелегко, — ответила блондинка.
У нее был низкий протяжный голос с какой-то влажной ласковостью, напоминающий мокрое махровое полотенце. Я опустил в щель ящика еще двадцать пять центов. Девушка наградила меня улыбкой.
— Вы славный — это сразу видно, — добавила она. — Не то что большинство нахалов, которые приходят сюда, чтобы заигрывать с девушкой за свои семь центов.
— Кто у вас здесь сыщик? — спросил я, пропуская намек мимо ушей.
— Их двое.
Блондинка стала поправлять прическу, демонстрируя при этом кроваво-красный маникюр.
— Ночью дежурит мистер Хейди, а днем — мистер Флэк. Значит, сейчас должен дежурить мистер Флэк.
— Где мне найти его?
Она нагнулась над прилавком и указала в сторону лифта, дав мне возможность почувствовать запах ее волос.
— Дальше по коридору, сразу за комнатой портье.
— О'кей, — сказал я. — Как выглядит этот Флэк?
— Ну, коренастый мужчина с усиками.
Рука продавщицы томно подобралась к краю прилавка, где я без труда мог прикоснуться к ней.
— Он совсем неинтересный мужчина. Зачем он вам?
— По делу, — ответил я и отошел от прилавка, пока девушка не захватила меня в двойной нельсон.
Дойдя до лифта, я обернулся на нее. Она стояла, уставившись вслед с выражением лица, которое, вероятно, назвала бы задумчивым.
Я прошел по коридору мимо комнаты портье. Следующая за ней дверь была приоткрыта. Оглядевшись, я переступил порог.