И вот тут-то наступил момент, когда лишняя секретность идет во вред криптографии. В шифре, применяемом «Энигмой», был серьезный изъян. Присмотревшись к этому шифру, Тьюринг понял, что нацистские криптографы совершили математическую ошибку. А получив в свои руки машину «Энигма», Тьюринг нашел способ расшифровывать любое сообщение нацистов, какие бы ключи в нем ни использовались.
Его открытие обернулось для нацистов поражением в войне. Не поймите меня превратно. Это очень хорошо, что их разгромили. Поверьте ветерану «Замка Вольфенштайн», нельзя допускать нацистов к власти.
После войны криптографы много размышляли над случившимся. Проблема была в том, что Тьюринг оказался умнее человека, который изобрел «Энигму». Придумывая новый шифр, вы всегда будете беззащитны перед человеком, который окажется умнее вас и придумает способ его взломать.
И чем больше они размышляли, тем сильнее убеждались: каждый в силах разработать систему безопасности, которую, на его взгляд, взломать невозможно. Но никто не в состоянии предвидеть, какие контрмеры придумает более сообразительный противник.
Хотите убедиться, что шифр работает? Для этого надо его опубликовать. Рассказать о том, как он работает, максимально возможному кругу пользователей, и пусть они колошматят ваш шифр всем, что попадется под руку, проверяя его на прочность. Чем дольше продержится ваша система, тем она защищеннее.
Вот как это делается в наши дни. Если хотите сохранить свои данные в безопасности, не надо использовать шифр, изобретенный неким гением на прошлой неделе. Возьмите тот, который находится в ходу уже очень давно и до сих пор никто еще не придумал, как его взломать. Банки, террористы, правительственные органы, обычные подростки – все они пользуются одним и тем же шифром.
Если попытаетесь придумать свой персональный шифр, то наверняка на вас найдется собственный Тьюринг, который обратит внимание на не замеченную вами трещинку и будет, посмеиваясь, читать ваши «секретные» записи, в которых вы перемываете косточки своим друзьям, проводите финансовые операции, раскрываете военные тайны.
Так что я знал, что криптография убережет меня от прослушки, однако не был готов иметь дело с гистограммами.
В метро я вышел из вагона, махнул проездной карточкой перед турникетом и поднялся к выходу на Двадцать четвертую улицу. Как обычно, на станции болталось много диковинного люда. Пьянчуги, святоши, хмурые мексиканцы с суровым взглядом под ноги, несколько гопников. Не обращая на них внимания, я бегом поднялся по лестнице и вынырнул на поверхность. Вся сегодняшняя партия дисков с «Параноид-иксбоксом» была роздана, опустевший рюкзак больше не оттягивал плечи, и от чувства исполненного долга на душе стало легче. Я пружинистой походкой зашагал по улице, оставив позади бродячих проповедников, несущих благую весть по-испански и по-английски.
Продавцы поддельных солнечных очков куда-то подевались, их место заняли другие проходимцы. Они продавали электрических собачек-роботов, которые могли протявкать мелодию государственного гимна и задирали лапку, если показать им портрет Усамы бен Ладена. Мне стало интересно, на каких принципах работают электронные мозги этих собачонок, и я мысленно пометил себе в будущем прикупить парочку и разобрать. Технология распознавания лиц уже шагнула из военной области в казино, где с ее помощью вычисляли жуликов, однако я не знал, что она успела добраться до сферы игрушек.
Расправив плечи, я зашагал по Двадцать четвертой домой, к Потреро-Хилл. Из ресторанов, навевая мечты об обеде, доносились пряные ароматы буррито.
Не знаю, что заставило меня вдруг оглянуться через плечо. Наверно, пресловутое подсознательное шестое чувство. И я понял, что за мной следят.
Их было двое. Здоровенные белые парни с тонкими усиками, то ли полицейские, то ли байкеры-гомосексуалы, обычно рассекавшие по Кастро, но у геев прически поаккуратнее. На них были ветровки цвета старого цемента, прикрывавшие пояс, и синие джинсы. Мне сразу вспомнился весь арсенал, который копы носят на поясах, вспомнился и пояс Бэтмена у того безопасника в грузовике. На головах у обоих красовались беспроводные наушники.
Я продолжил путь, не сбавляя шага, хотя сердце заколотилось от страха. Я с самого начала ожидал чего-то подобного. Так и знал, что рано или поздно ДВБ вычислит, чем я занимаюсь. Я предпринимал все мыслимые меры предосторожности, но та стриженая дама предупреждала, что за мной будут следить. Что отныне я у них под колпаком. Я поймал себя на том, что вроде как ждал, что за мной придут, арестуют и бросят за решетку. А что? Почему в тюрьме должен сидеть Дэррил, а не я? Чем я лучше него? У меня даже не хватило духу рассказать родителям – ни своим, ни тем более его, – о том, что с нами стряслось на самом деле.
Я ускорил шаг и перебрал в уме все, что у меня с собой. В рюкзаке ничего криминального. Ну, по крайней мере, ничего чрезмерно криминального. Взломанный скулбук с мессенджером и другим софтом, но с такими ходит половина школы. Данные, хранившиеся на телефоне, я зашифровал иначе. Разделил память на две части, открываемые разными паролями. Одна, на всякий случай, предназначалась для посторонних, а в другой хранилось все самое ценное. На первый взгляд эти данные казались бессвязной чепухой – такими их делала шифровальная программа. Так что никто даже не догадается о существовании скрытого раздела.
Дисков в рюкзаке не осталось. На ноутбуке нет никаких опасных улик. Но, конечно, если они повнимательнее присмотрятся к иксбоксу, игре конец. Фигурально выражаясь.
Итак, я сделал все, что мог, чтобы обезопасить себя. Пришло время встретить свою судьбу. Я остановился, зашел в ближайшую закусочную и заказал буррито с карнитас – полосками ветчины – и двойной сальсой. Если уж пропадать, так хоть на сытый желудок. Взял еще большой стакан орчаты – холодного рисового напитка, похожего на сладковатый водянистый пудинг. На вкус гораздо лучше, чем на слух.
Сел за стол, и на меня снизошло глубокое спокойствие. Либо я отправлюсь за решетку за свои «преступления», либо нет. Все равно мне дали свободу лишь временно, отпустили погулять на длинном поводке. Моя родная страна уже не была мне другом, мы с ней очутились по разные стороны баррикад, и я понимал, что в этой битве мне не победить.
Когда я дожевывал буррито и хотел заказать на десерт чуррос – жареные пончики с корицей, те двое громил вошли в ресторан. Видимо, им надоело торчать снаружи и смотреть, как я тяну время.
Они встали возле стойки у меня за спиной, отрезав путь к отступлению. Я взял свой чурро у симпатичной пожилой официантки, расплатился, торопливо откусил пару раз. Хотелось успеть насладиться десертом, может быть, он будет последним за долгий-долгий срок.
И только потом я обернулся. Они стояли так близко, что я разглядел прыщ на щеке у того, что слева, и соплю под носом у другого.
– Прошу прощения. – Я попытался протолкнуться между ними. Тот, что с соплей, преградил мне путь.
– Сэр, – сказал он, – будьте добры, пройдите с нами. – И указал на выход из ресторана.
– Простите, я занят. Я ем. – Я снова попытался сделать шаг. На этот раз он положил руку мне на плечо. Он тяжело засопел носом, отчего сопля покачнулась. Я, наверно, тоже запыхтел, сам того не замечая из-за бешено колотящегося сердца.
Другой приподнял клапан на ветровке и показал полицейский значок.
– Полиция, – сказал он. – Пройдемте с нами.
– Дайте хоть вещи забрать, – отозвался я.
– Ничего, мы о них позаботимся, – ответил он. Сопливый придвинулся ближе и приставил ногу к моей ступне с внутренней стороны. Такой прием используется в некоторых боевых искусствах. Он дает почувствовать, когда противник начинает движение, собираясь бежать.
Но я-то бежать не собирался. Понимал: от судьбы не уйдешь.
Глава 7
Меня вывели на улицу. За углом стояла полицейская машина. Никакой символики на ней не было, однако любой местный житель мгновенно понял бы, что эта тачка полицейская. Ибо кто же еще может ездить на огромной «краун-виктории» в наше время, когда цена на бензин взлетела до семи долларов за галлон. Мало того, только полиция может позволить себе припарковаться вторым рядом на перегруженной улице Ван-Несс в нарушение всех хитроумных городских правил парковки, не опасаясь, что ее заберут хищные эвакуаторы, которые стаями кружат по улицам, утаскивают машины нарушителей и потом требуют с владельцев умопомрачительную мзду.
Сопливый высморкался. Я сидел сзади, он рядом со мной. Его напарник уселся впереди и стал тыкать пальцем в древний ноутбук, такой потрепанный, словно его первыми владельцами была семейка Флинтстоунов из каменного века.
Сопливый снова внимательно изучил мои водительские права.
– Мы хотим задать вам несколько рутинных вопросов.
– Можно мне взглянуть на ваши значки?
Эти типы явно полицейские, однако не помешает дать им понять, что я знаю свои права.
Сопливый сверкнул бляхой так быстро, что я ничего не успел разглядеть, однако прыщавый с переднего сиденья дал мне хорошенько всмотреться в свою. Я прочитал номер подразделения и запомнил четырехзначный личный номер. Это было легко: 1337 у хакеров означало leet, или язык элиты, – способ записывать слова, заменяя некоторые буквы цифрами.
Оба были очень вежливы, не пытались меня запугать, как делали в ДВБ, когда я томился у них в плену.
– Я арестован?
– Вы временно задержаны ради обеспечения вашей собственной и общественной безопасности, – ответил сопливый.
Он передал мои права прыщавому, и тот медленно ввел их номер в компьютер. Я заметил опечатку и сгоряча чуть было не поправил его, потом решил, что лучше не соваться попусту.
– Вы хотите что-нибудь сообщить нам, Маркус? Или предпочитаете, чтобы вас называли Марк?
– Сойдет и Маркус, – отозвался я. Прыщавый вроде бы казался неплохим парнем. Если, конечно, не считать, что они меня силой усадили в машину.