У каждого городского жителя, ездящего хоть на своей машине, хоть на арендованной у местного агентства, есть такой транспондер. И, как выяснилось, пункты оплаты у въездов на мост – не единственные места, где ваши транспондеры проявляют себя. ДВБ установила считыватели по всему городу. Когда вы проезжаете мимо них, они регистрируют время проезда и номер вашего удостоверения личности, создавая полнейшую базу данных о том, кто, куда и когда проехал. Эта база дополняется радарами контроля скорости, камерами, регистрирующими проезд на красный свет, и множеством других датчиков, способных считывать номер машины. В последние годы эти устройства разрастаются по всему городу как грибы после дождя.
Никто над этим сильно не задумывается. А теперь люди наконец стали обращать внимание на подобные детали и подметили, например, что транспондеры невозможно отключить – это не предусмотрено их конструкцией.
Так что, если вы сидите за рулем, будьте готовы к тому, что вас остановит полиция и начнет допытываться, почему вы в последнее время так часто заглядываете в магазин стройматериалов и для чего на прошлой неделе глубокой ночью ездили в Соному.
Мелкие демонстрации, то и дело вспыхивавшие по всему городу, в выходные стали разрастаться. Через неделю после начала слежки по Маркет-стрит промаршировало пятьдесят тысяч человек. Да что толку? Людям, захватившим мой город, нет дела до желаний туземцев. Армии завоевателей плевать на то, чего хочет и что о них думает местное население.
Однажды утром, спустившись к завтраку, я услышал, как папа рассказывает маме о том, что два самых больших таксопарка вводят специальные карты для оплаты их услуг. Тем, кто платит этими картами, будет даваться скидка. По замыслу эта мера должна обезопасить водителей, снизив объем наличных денег у них в кармане. Мне стало интересно, куда попадет информация о поездках – кто, куда и на каком такси отправился.
Так что наши идеи родились очень вовремя – как раз когда обстановка стала накаляться. Новый клиент индинета устанавливался на компьютеры в виде автоматического обновления, и, по словам Джолу, трафик, который он наблюдает в «Пигсплине», уже зашифрован на 80 процентов. Икснет был спасен.
Однако отец доводил меня до белого каления.
Однажды утром за завтраком я рассказал ему, как вчера в метро полицейские останавливали и обыскивали прохожих.
– Маркус, у тебя паранойя, – ответил мне отец.
– Пап, все, что они делают, это чистейшая глупость. Никаких террористов они не ловят. Только запугивают людей.
– Да, террористов они еще не поймали. Ну и что? Зато на улицах стало гораздо меньше подонков. Наркоторговцев, например, – говорят, с тех пор как это началось, их упаковали несколько десятков. Помнишь, как тебя ограбили наркоманы? Если не убрать тех, кто продает им дурь, с каждым днем положение будет становиться все хуже и хуже.
Да, в прошлом году мне обчистили карманы. Вообще-то обошлись со мной вполне цивилизованно. Их было двое. Один, тощий и вонючий, сказал, что у него пушка, а другой вежливо попросил отдать ему мой кошелек. Мне даже оставили удостоверение личности, однако забрали дебетовую карту и проездной. Я перепугался до чертиков и потом еще много недель ходил по городу с оглядкой.
– Пап, но ведь почти все, кого они задержали, не сделали ничего плохого, – доказывал я. И кому – родному отцу! Это начинало меня доставать. – Это безумие. За каждого задержанного правонарушителя страдают тысячи ни в чем не повинных людей. Так не должно быть.
– Ни в чем не повинные? Мужья, которые обманывают своих жен? Наркоторговцы? Ты их защищаешь? А как же быть с теми, кто погиб? Если тебе нечего скрывать…
– Значит, если завтра остановят и обыщут тебя, ты не станешь возражать? – Папина гистограмма на данный момент выглядела удручающе нормальной.
– Сочту это своим долгом, – сказал он. – И буду гордиться. Благодаря этим мерам я чувствую себя в большей безопасности.
Легко ему говорить.
Разговоры об этом Ванессе не нравились, однако мы с ней вместе пережили слишком многое, поэтому мне не удавалось долго вести беседу на отвлеченные темы. Всякий раз при встречах мы начинали болтать о школе, о погоде и тому подобной ерунде, но потом я все равно возвращался к наболевшему. В таких случаях Ванесса хранила спокойствие, больше не наезжала, как тогда в кафе, но я видел, что она сердится.
И все равно не мог удержаться.
– Нет, ты представляешь? Батя сказал: «Сочту это своим долгом». Черт возьми, язык чесался рассказать ему, как меня держали в тюрьме, и спросить: это тоже он сочтет нашим долгом?
Уроки закончились, мы сидели на траве в Долорес-парке и смотрели, как хозяева играют с собаками, бросая им тарелки фрисби.
Ван успела забежать домой и переодеться в старую футболку со своей любимой бразильской группой, работающей в жанре техно-брега. Группа называлась Carioca Proibidao – «Запретный парень из Рио». Она раздобыла ее пару лет назад на большом концерте в Кау-Паласе, куда мы все вместе смылись с уроков. С тех пор Ван подросла на пару дюймов, футболка стала тесновата и открывала живот с маленьким плоским пупком.
Она лежала под неярким солнышком, закрыв глаза под темными очками, и пошевеливала ногами в шлепанцах. Я знаю Ван с раннего детства, и при мысли о ней перед глазами всегда возникает привычный образ: озорная девчонка с десятками звонких браслетов, вырезанных из банок из-под газировки. Она уже тогда хорошо играла на пианино и решительно не умела танцевать. А сейчас, в Долорес-парке, я вдруг взглянул на Ванессу новыми глазами и увидел, какой она стала.
Она была хороша. Чертовски хороша. Примерно так же бывает, когда смотришь на картинку с вазой и вдруг различаешь на ней два профиля. Передо мной была Ван, прежняя Ван, но при этом я вдруг увидел, до чего же она привлекательна. А ведь я этого никогда раньше не замечал.
А еще я понял, что Дэррил всегда видел ее именно такой, и эта догадка ошарашила меня еще сильнее.
– Нельзя рассказывать об этом отцу, сам знаешь, – сказала она. – Иначе подставишь под удар нас всех.
Ее глаза были закрыты, грудь плавно вздымалась в ритме дыхания. Я не мог отвести взгляда, и это сильно сбивало с мысли.
– Да, – мрачно ответил я. – Но знаешь, в чем беда? Я вижу, что ему самому все эти шпионские страсти надоели до чертиков. Представляешь, что будет, если его вдруг затащат в машину и потребуют доказать, что он не совратитель малолетних, не наркоторговец и не террорист. Да он с катушек слетит. Лопнет от злости. Он бесится, даже когда при звонках в банк приходится ждать на линии. А если его запрут в машине и будут целый час допрашивать, его вообще кондратий хватит.
– Им это сходит с рук только потому, что нормальные люди сравнивают себя с ненормальными и ощущают свое превосходство. Считают, что уж им-то ничего не грозит. А если хватать начнут всех и каждого, начнется катастрофа. Никто никуда не сможет поехать, все только и будут ждать своей очереди на допрос. Полный коллапс.
Ого.
– Ван, да ты гений!
– Сама знаю, – ухмыльнулась она и с ленивой улыбкой медленно, чуть ли не обольстительно покосилась на меня из-под ресниц.
– Нет, я серьезно. Это можно проделать. Перемешать профили разных людей. И тогда начнут хватать всех и каждого.
Она села, откинула волосы с лица, посмотрела на меня. При мысли о том, что мне удалось-таки ее поразить, внутри приятно екнуло.
– Для этого надо, чтобы все перемещались по городу с чужими карточками, – пояснил я. – Это сделать очень легко. Существуют устройства для клонирования радиомаячков. Соорудить их проще простого. Всего-то купить приемопередатчик долларов за десять и перепрошить. А потом ходить с этой штукой по улицам и менять карточки всем встречным. Перезаписывать данные проездных и транспондеров от одного человека к другому. И тогда получится, что все жители города перемещаются хаотичным образом, всех до единого надо брать и допрашивать. Вот тебе и коллапс.
Ван поджала губы, опустила темные очки, и я понял, что она от злости потеряла дар речи.
– Прощай, Маркус. – Она вскочила на ноги и, не успел я и рта раскрыть, зашагала прочь, чуть ли не переходя на бег.
– Ван! – окликнул я и помчался следом. – Ван, погоди!
Она набирала скорость, и я припустил бегом.
– Ван, ты чего? – Я наконец догнал ее и схватил под руку. Она вывернулась так резко, что я по инерции заехал сам себе кулаком в лицо.
– Маркус, ты рехнулся. Хочешь навлечь угрозу – смертельную угрозу – на всех, кто тебе поверил и потянулся в этот твой икснет, а заодно превратить всех жителей города в подозреваемых в терроризме. Тебе не жалко всех этих людей? Может, пора остановиться?
Я лишь беспомощно разевал рот.
– Ван, это не я начал, а они. Это не я арестовываю людей, бросаю в тюрьму, где они исчезают. Это творит Департамент внутренней безопасности. А я пытаюсь с ними бороться.
– Как? Делая всем только хуже?
– Может быть, сначала надо сделать хуже, чтобы потом стало лучше. Разве ты не об этом говорила? Если начнут хватать всех и каждого…
– Я говорила не об этом. Не хватало только, чтобы ты своими художествами подставил всех под арест. Если хочешь протестовать, вступи в протестное движение. Сделай что-нибудь полезное. Разве судьба Дэррила тебя ничему не научила? Ничему?
– Еще как научила! – взорвался я. – Научила, что безопасникам нельзя доверять. Что если не борешься с ними, значит, ты им помогаешь. Что, если дать им волю, они всю страну превратят в тюрьму. А ты, Ван, чему научилась? Сжаться в комочек, не высовываться, не поднимать головы и надеяться, что беда пройдет стороной? Думаешь, от этого станет лучше? Не станет. Если сидеть сложа руки, с каждым днем будет становиться только хуже и хуже. Хочешь помочь Дэррилу? Помоги мне одолеть ДВБ!
Вот я опять и заговорил об этом. О своей клятве. Не просто освободить Дэррила, но и разделаться со всем ДВБ. Да, затея безумная, я и сам это понимал. Но я твердо вознамерился сделать это. И не собирался отступать.