Я помнил этот текст слово в слово.
Он покачал головой.
– Вызубрить наизусть и понимать – это разные вещи, сынок.
Он склонился над компьютером и постучал по клавишам. Зажужжал принтер. Мистер Бенсон протянул мне еще теплый бланк учебной части, в котором говорилось, что я отстранен от занятий на две недели.
– Я немедленно напишу твоим родителям. Если через тридцать минут ты еще будешь находиться на территории школы, тебя арестуют за незаконное проникновение на закрытую территорию.
Я потерял дар речи.
– И не вздумай объявлять мне войну в моей собственной школе, – заявил он. – Тебе не победить. Прочь отсюда!
И я ушел.
Глава 14
В разгар учебного дня, когда все в школе, в икснете не происходит ничего интересного. В заднем кармане джинсов лежала свернутая записка, и, придя домой, я бросил ее на кухонный стол. А сам сел в гостиной и включил телевизор. Обычно я никогда не смотрел его, но знал, что родители не могут без него прожить. Телевизор, радио, газеты – вот откуда они черпают все свои представления об окружающем мире.
Новости были одна другой хуже. Как будто кто-то нарочно вознамерился всех запугать. По всему миру гибли американские солдаты. И не только солдаты. Добровольцев, вступивших в национальную гвардию, чтобы спасать жителей от ураганов и других стихийных бедствий, отправляли куда-то на край света и ввязывали в бесконечные войны.
Я прошелся по всем круглосуточным новостным каналам, и повсюду, как на параде, официальные лица, сменяя друг друга, рассказывали нам, чего и почему следует бояться. Сплошной вереницей транслировались кадры взрывов, прогремевших в разных уголках земного шара.
Внезапно на одном из каналов мелькнуло знакомое лицо. Тот самый тип, который зашел в фургон, когда я стоял на коленях, прикованный наручниками в глубине, и разговаривал с коротко стриженной теткой. На нем была военная форма. Субтитры на экране поясняли: генерал-майор Грэм Сазерленд, командующий северокалифорнийским подразделением ДВБ.
– У меня в руках та самая литература, которую раздавали на так называемом концерте в Долорес-парке в прошлые выходные.
Он показал стопку бумаг. Да, припомнилось мне, там было много всяких распространителей. В Сан-Франциско всегда так: стоит народу собраться в кучку, и тут же найдутся желающие всучить им какую-нибудь рекламу.
– Вы только посмотрите, что это за литература. Давайте прочитаем заголовки. «Без согласия управляемых: инструкция о том, как свергнуть правительство». А вот еще: «Случились ли на самом деле теракты 11 сентября?». Или, например, вот: «Как обратить меры безопасности против властей». Подрывной характер этой литературы проливает свет на истинные цели противозаконного сборища, состоявшегося в субботу вечером. И эти цели далеко не такие безобидные, как пытаются доказать нам организаторы, которые не только не приняли мер для спокойствия и комфорта тысяч зрителей, собравшихся в одном месте, но и не позаботились даже об установке туалетов. На этом мероприятии происходила вербовка в ряды вражеской армии. У нас на глазах враги нации вкладывали в головы нашим детям мысль о том, что Америка не должна защищаться.
Генерал гневно потряс листовками и продолжил пафосную речь:
– Вдумайтесь, например, в провозглашавшийся там лозунг – «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ ДВАДЦАТИ ПЯТИ». Конечно, гораздо легче вкладывать свои протеррористические идеи в головы впечатлительным подросткам, если оградить их от влияния взрослых и лишить возможности серьезно и взвешенно разобраться в происходящем… Когда полиция прибыла на место событий, там полным ходом шла вербовка молодых людей во вражескую армию. Кроме того, оглушительная музыка нарушила покой сотен жителей окрестных улиц, которых и не подумали спросить, хотят ли они видеть у себя под окнами обезумевшую толпу беснующихся подростков.
Генерал с показным сочувствием вздохнул.
– Полиция велела нарушителям разойтись, и это хорошо видно на записях с камер наблюдения. Но в ответ бесчинствующие молодчики, подстрекаемые со сцены музыкантами, набросились на правоохранителей, и те были вынуждены применить специальные нелетальные средства для усмирения толпы. Под арест попали зачинщики и провокаторы, под влиянием которых тысячи впечатлительных молодых людей пошли в атаку на полицейские шеренги. Под стражу были заключены восемьсот двадцать семь арестованных, многие из которых уже имели проблемы с законом, а более сотни числятся в розыске. Они до сих пор находятся под стражей.
Сазерленд отложил листовки и подытожил:
– Леди и джентльмены, Америка ведет войну на многих фронтах, но самая большая опасность грозит ей здесь, дома, где над нами постоянно нависает угроза нападения террористов и тех, кто им сочувствует.
Один из репортеров поднял руку.
– Генерал Сазерленд, неужели вы обвиняете этих детей в терроризме только потому, что они пришли в парк послушать концерт?
– Нет-нет, ни в коем случае. Но если молодые люди попадут под влияние врагов нашей страны, они легко могут запутаться. Террористам только того и надо. Они охотно наберут из них пятую колонну, чтобы те открыли войну в своем же собственном доме. Если бы речь шла о моих детях, я бы серьезно задумался.
Вставил свое слово и другой репортер:
– Генерал, но ведь это был всего лишь концерт под открытым небом. Ребята ведь не маршировали с винтовками.
Генерал извлек пачку фотографий и стал показывать.
– Полицейские сделали эти снимки на инфракрасные камеры перед тем, как были вынуждены принять решительные меры.
Генерал принялся демонстрировать снимки один за другим. На кадрах действительно происходило нечто невообразимое. Было видно, как слушатели бесятся под музыку, толкаются. Кого-то сбили с ног. Потом пошли фото со сценами совокупления под деревьями – вот девушка перепихивается с тремя парнями, вот двое парней обнимаются и целуются.
– На этом концерте присутствовали не только подростки, но и десятилетние дети. Для десятков слушателей этот смертоносный коктейль из наркотиков, пропаганды и музыки привел к тяжелым травмам. Хорошо еще, обошлось без смертельных исходов…
Я выключил телевизор. Они повернули дело так, словно там и вправду происходили одни бесчинства. Если предки заподозрят, что я был на этом концерте, меня на месяц привяжут к кровати, а потом будут выводить гулять на поводке.
Кстати, когда они узнают, что я отстранен от занятий, меня ждут нехилые разборки.
Родители и впрямь не обрадовались. Отец грозился посадить меня под замок, но мы с мамой отговорили его от этой идеи.
– Ты же знаешь, этот замдиректора уже много лет точит зуб на Маркуса, – сказала мама. – После нашей прошлой встречи с ним ты целый час костерил его на все лады. И «мерзавец» было еще самым мягким словом.
Отец покачал головой.
– Но сорвать урок, поливая грязью Департамент внутренней безопасности…
– Папа, это был урок обществознания, – возразил я. Мне, если честно, было уже все равно, но, раз мама пытается меня отстоять, надо ей помочь. – Мы обсуждали ДВБ. В нормальной полемике должны присутствовать хотя бы две разные точки зрения.
– Послушай меня, сын, – начал папа.
В последнее время он взял манеру называть меня «сын». Из-за этого мне казалось, что он перестал видеть во мне полноценную личность и я для него всего лишь несформированный зародыш, который надо с мучительным трудом выращивать до взрослого состояния. Меня это бесило.
– Придется тебе смириться с фактом, что с недавних пор наш мир стал совсем другим. Ты, конечно, имеешь полное право высказывать свое мнение, но при этом будь готов отвечать за последствия таких дискуссий. Ты обязан учитывать, что вокруг тебя есть люди, которым очень больно и они не желают обсуждать тонкости конституционного законодательства, когда под угрозой находится их жизнь. Мы все сейчас в одной лодке, и, пока не закончится шторм, никого не интересует, добрый у нас капитан или злой.
Ну и бред! Я с трудом сдержал рвущийся из груди горький вздох.
– Папа, мне на две недели заданы целых четыре сочинения на темы моего родного города. Одно по истории, другое по обществознанию, третье по литературе, четвертое по физике. Так что проторчать в четырех стенах перед телевизором мне вряд ли удастся.
Отец окинул меня суровым взглядом, словно подозревал в чем-то нехорошем, потом кивнул. Я пожелал родителям спокойной ночи и поднялся к себе. Включил иксбокс, открыл текстовый редактор и принялся набрасывать основные идеи для сочинений. Почему бы и нет? Все лучше, чем сидеть без дела.
Потом мы допоздна переписывались с Энджи. Она всей душой сочувствовала мне и вызвалась помочь с сочинениями, если завтра вечером я встречу ее после уроков. Энджи училась в одной школе с Ванессой, поэтому я знал, куда ехать, – далеко, в Ист-Бэй, там я не бывал с тех пор, как прогремели взрывы.
Я искренне радовался, что снова увижу Энджи. Каждый вечер после той злополучной тусовки меня перед сном мучили два воспоминания о том, что случилось, когда мы стояли у колонны возле входа в церковь: видение толпы, напирающей на полицейские шеренги, и ощущение ее теплой, упругой груди в моих ладонях под ее футболкой. Она была потрясающая. Ни одна из моих прежних знакомых не была такой инициативной. Обычно бывало так: я распускал руки, а меня отталкивали. А с Энджи я чувствовал, что она хочет того же, что и я. Эта мысль дразнила и терзала.
Той ночью я спал как убитый, и мне снилось, что могло бы произойти между мной и Энджи, очутись мы в каком-нибудь уединенном местечке.
На следующий день я засел за работу над сочинениями. Сан-Франциско – город многогранный, здесь есть о чем писать. История? Вот она как на ладони – от золотой лихорадки и верфей времен Второй мировой войны до лагерей для интернированных японцев и первого персонального компьютера. Физика? В Эксплораториуме выставлены такие богатые коллекции, каких не найдешь ни в каком другом музее. Я с извращенным удовольствием рассматривал экспозицию о том, как при сильных землетрясениях почва приобретает свойства жидкости. Литература? Пожалуйста: Джек Лондон, поэты бит-поколения, научные фантасты – Пэт Мерфи, Руди Рюкер. Обществознание? Движение за свободу слова, Сезар Чавес, права сексуальных меньшинств, феминизм, антивоенное движение…