Хозяйка налила всем кофе и приступила к делу.
– Рада снова приветствовать вас в полном сборе. Маркус, мы с тобой в последний раз виделись, когда тебе было лет семь. Помнится, у тебя была новая видеоигра и ты ею с восторгом хвастался.
Я этого не помнил, однако что верно, то верно – лет в семь я уже увлекался видеоиграми. Наверно, мне как раз тогда подарили новенькую «Сегу Дримкаст».
Она достала магнитофон и желтый блокнот с ручкой.
– Я готова выслушать все, что вы мне расскажете, и даю слово сохранить все услышанное в тайне. Но не могу заранее обещать, что предприму какие-либо действия в связи с этой информацией или что она будет опубликована.
По ее тону я понял, что дружба дружбой, но тем не менее она оказывает маме великую услугу, позволив вытащить себя из постели. До чего, наверное, непросто быть известной журналисткой, специализирующейся на расследованиях. Миллионы людей сочли бы за счастье, если бы она взялась за их дело.
Мама кивнула мне – говори, мол. И, хотя я уже излагал свою историю три раза за вечер, все равно язык вдруг прилип к гортани. Одно дело – рассказывать родителям или отцу Дэррила, и совсем другое – сейчас. Ведь с этой минуты дело принимает совершенно иной оборот.
Я стал рассказывать – медленно, стараясь ничего не упускать. Барбара слушала и делала пометки в блокноте. Объясняя, что такое игры в альтернативной реальности и как мы с Дэррилом украдкой выбрались из школы, я выпил целую чашку кофе. Мама, папа и мистер Гловер выслушали эти подробности очень внимательно. Я налил еще, и вторая чашка ушла на рассказ о том, как нас арестовали. К финалу повествования я опустошил весь кофейник и зверски хотел в туалет.
Ванная у нее была столь же аскетична, как гостиная, коричневое органическое мыло пахло очищенной глиной. Когда я вернулся, взрослые встретили меня внимательными взглядами и не проронили ни слова.
Затем пришла очередь мистера Гловера. Он не мог добавить к моему рассказу никаких подробностей, однако подчеркнул, что сам является армейским ветераном и что его сын – хороший парень. Поведал, как это ужасно – поверить в смерть собственного ребенка, добавил, что его жена, мать Дэррила, получив страшное известие, потеряла сознание и попала в больницу. Заплакал, ничуть не стыдясь, и слезы катились по его морщинистому лицу и падали темными пятнами на воротник безупречного мундира.
Барбара ненадолго вышла и вернулась с бутылкой ирландского виски.
– «Бушмиллс», пятнадцать лет выдержки в бочках из-под рома. – Она поставила на стол четыре маленьких стаканчика. Меня, естественно, побоку. – Уже десять лет как нет в продаже. По-моему, сейчас самое время распечатать бутылку.
Она разлила виски, подняла свой стаканчик и отпила половину. Остальные сделали то же самое. Потом выпили еще, осушив стаканчики, и Барбара налила по новой порции.
– Вот что я вам скажу, – начала она. – Я вам верю. И не только потому что знаю тебя, Лилиан. История звучит правдоподобно и вполне согласуется с теми слухами, какие до меня доходили. Но я не могу просто поверить вам на слово. Я должна провести всестороннее расследование, изучить вашу жизнь до мельчайших подробностей. Мне надо убедиться, не скрываете ли вы что-нибудь, иначе это может всплыть уже после публикации и дискредитировать всю информацию. Мне нужно знать все как на исповеди! И возможно, ваша история попадет на страницы газет лишь через несколько недель.
Она перевела дух и продолжила:
– Важно также не навлечь лишних неприятностей на себя и на Дэррила. Если он действительно стал жертвой произвола ДВБ, то они, почуяв угрозу из-за преждевременной утечки информации, могут упрятать его к черту на кулички, например в Сирию. А то и сделают что-нибудь похуже.
Она дала нам время обдумать эти слова. Наверно, имела в виду, что его могут убить.
– Я отсканирую это письмо. Кроме того, мне понадобятся ваши фотографии. Позже я пришлю редакционного фотографа, но сейчас следует задокументировать как можно больше.
Я пошел в ее кабинет помочь со сканированием. Думал, увижу там стильный, но маломощный ноутбук под стать остальному декору, но бывшая спальня, переоборудованная в рабочую комнату, оказалась сверху донизу заставлена новейшими компьютерами и большими плоскими мониторами. В огромный сканер можно было запихнуть целый газетный лист. И она ловко управлялась со всей этой техникой. Я с удовлетворением заметил, что она пользуется операционной системой «Параноид-линукс». Журналистка подходила к делу со всей серьезностью.
Компьютерные вентиляторы давали неплохую шумовую завесу, но все равно я на всякий случай закрыл дверь и подошел поближе.
– Хм-м, Барбара!
– Что?
– Вы сказали, что мои слова могут быть обращены против меня, так?
– Да, верно.
– Мне нужно вам кое-что сказать… У вас ведь не могут силой выпытать это?
– Теоретически нет. Скажем так: я дважды побывала за решеткой, и оба раза – за то, что не выдала источник информации.
– Ладно. Хорошо. Гм. За решеткой. Да. Гм. В общем… – Я набрал полную грудь воздуха. – Вы ведь слышали об икснете? О M1k3y?
– Предположим.
– M1k3y – это я.
– Ого, – только смогла сказать она. Отвернулась к сканеру, перевернула листок на другую сторону. Разрешение было умопомрачительное – десять тысяч точек на дюйм, если не больше. Картинка на экране выглядела словно снимок, сделанный электронным микроскопом. – Твоя история приобретает совсем иное звучание.
– Да, – выдавил я. – Наверно, так.
– Родители не знают.
– Нет. И я не уверен, что хочу им рассказывать.
– Решение об этом должен принять ты сам. Мне нужно обдумать твои слова. Сможешь приехать ко мне в офис? Я бы хотела поговорить с тобой о том, как это отразится на твоей жизни. Чтобы ты в точности представлял, на что идешь.
– У вас есть иксбокс-универсал? Я мог бы принести установочный диск.
– Да, думаю, это можно устроить. Когда придешь в редакцию, скажи в приемной, что тебя зовут мистер Браун и что тебе назначена встреча со мной. Они поймут. Тебя не станут регистрировать ни в одной гостевой книге, видеокамеры отключат до твоего ухода, а все, что успело на них попасть, автоматически сотрут.
– Вот здорово! – восхитился я. – Как у вас хорошо все поставлено!
Она с улыбкой потрепала меня по плечу.
– Малыш, я играю в эти игры столько лет, сколько тебе и не снилось. И до сих пор мне удавалось провести на свободе гораздо больше времени, чем на нарах. Осторожность никогда не повредит.
На следующий день в школе я был как зомби. Поспать удалось в общей сложности часа три, и даже три чашки крепчайшего турецкого кофе не смогли расшевелить дремлющий мозг. В этом-то и беда с кофеином: к нему привыкаешь, и с каждым разом требуется все сильнее увеличивать дозу, чтобы просто почувствовать себя в форме.
Всю ночь я провел в размышлениях, что же делать. Словно бежишь по лабиринту узких извилистых коридоров, и все они на вид одинаковые, и каждый ведет к одному и тому же гибельному финалу. Когда я пойду к Барбаре, со мной все будет кончено. Сколько я ни размышлял, исход всегда получался один и тот же.
К концу уроков мне хотелось только одного: скорее вернуться домой и улечься в кровать. Но меня ждали в «Бэй Гардиан», редакция находилась недалеко от берега. Пошатываясь и не поднимая глаз с собственных ботинок, я побрел к воротам, а когда свернул на Двадцать четвертую улицу, вдруг заметил, что рядом с моими ногами вышагивают еще чьи-то. Туфли показались знакомыми, и я остановился.
– Энджи!
Выглядела она не лучше, чем я. Под глазами темные круги от недосыпания, в уголках губ печальные морщинки.
– Привет, – сказала она. – Что, не ожидал? Я слиняла из школы, никому ничего не сказав и даже не попрощавшись. Все равно никакая учеба в голову не лезет.
– Гм, – буркнул я.
– Заткнись и обними меня, балда.
Я так и сделал. Как же стало хорошо! Словно мне вернули на место когда-то ампутированную часть меня самого.
– Я люблю тебя, Маркус Яллоу.
– Я люблю тебя, Энджела Карвелли.
– Ну ладно. – Она выскользнула из моих объятий. – Мне понравился твой пост о том, почему ты больше не глушишь. Достойно уважения. Ты попытался что-нибудь придумать насчет того, как бороться с ними и не попасться?
– Как раз сейчас я иду на встречу с журналисткой, занимающейся расследованиями. Она хочет опубликовать сюжет о том, как меня швырнули за решетку и как я придумал икснет. Расскажет и о Дэрриле – о том, что ДВБ незаконно удерживает его в секретной тюрьме на Острове Сокровищ.
– Ого. – Энджи торопливо оглянулась по сторонам. – А чего-нибудь покруче придумать не мог?
– Хочешь со мной?
– Конечно. А по дороге будь добр, объясни все по порядку.
Я уже столько раз излагал свою историю, что сейчас это далось мне очень легко. Мы шагали по Потреро-авеню, потом спустились по Пятнадцатой. Энджи крепко держала меня за руку и то и дело пожимала.
Мы взбежали по лестнице в офис «Бэй Гардиан», прыгая через две ступеньки. С колотящимся сердцем я подошел к столу администратора и сказал скучающей де- вице:
– Я к Барбаре Стрэтфорд. Меня зовут мистер Грин.
– Может быть, мистер Браун?
– То есть да, – смутился я. – Мистер Браун.
Она постучала по клавиатуре и сказала:
– Присаживайтесь. Барбара выйдет к вам через минуту. Чего-нибудь желаете?
– Кофе, – в один голос сказали мы. Вот за что в том числе я люблю Энджи: у нас с ней одна и та же привязанность к кофеину.
Администратор – хорошенькая латиноамериканка всего на несколько лет старше нас, одетая очень просто, но настолько первозданно, что ее стиль можно было назвать хипстерским ретро, – кивнула и принесла нам пару чашек, украшенных логотипом газеты.
Мы молча потягивали кофе и смотрели, как в приемную то входят, то торопятся прочь посетители и репортеры. Наконец за нами пришла Барбара. Одета она была практически в то же самое, что накануне. Ей это очень шло. Увидев, что я не один, она вопросительно выгнула бровь.