– ГОВОРИТ ДЕПАРТАМЕНТ ВНУТРЕННЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ! ПРИКАЗЫВАЕМ НЕМЕДЛЕННО РАЗОЙТИСЬ! НЕМЕДЛЕННО РАЗОЙДИТЕСЬ!
От этого гласа божьего у меня свело болью все внутренности. Заныли зубы, отозвались ломотой кости.
Служащие окончательно перепугались и бросились бежать врассыпную, не разбирая дороги. Где бы ты ни стоял – казалось, вертолеты зависли прямо у тебя над головой. Полицейские в шлемах пробивались сквозь толпу. У некоторых были щиты. У других – противогазы. Я захрипел еще усерднее.
Потом служащие бросились бежать. Я бы на их месте, наверно, тоже побежал. У меня на глазах какой-то тип скинул куртку ценой долларов в пятьсот, замотал ею лицо и рванулся на юг, к Мишен-стрит, но споткнулся и растянулся во весь рост. Его ругань влилась в общих хор придушенных воплей.
На такой исход мы не рассчитывали. Своими корчами и хрипами мы предполагали всего лишь напугать прохожих, ну, ввергнуть их в замешательство, однако они приняли нашу комедию за чистую монету и ударились в панику.
Началось что-то невообразимое. Отовсюду слышались душераздирающие вопли, слишком хорошо знакомые мне с той ночи в парке. Так кричат люди, напуганные до беспамятства, удирающие сломя голову неведомо куда, лишь бы уйти подальше, они бегут, сталкиваясь и опрокидывая друг друга, падая, ломая руки и ноги.
И тут взвыли сирены воздушной тревоги.
Я не слышал их с той ночи, когда взорвали мост, однако этот звук мне не забыть никогда. Он обрушился на меня, пронзил до самого нутра, ноги стали как ватные. Меня обуял ужас, и в панике я чуть не бросился бежать. Вскочил на ноги, и в голове под красной кепкой билась только одна мысль: Энджи, Энджи ждет меня у статуи Основателей.
Все повскакивали на ноги, с воплями бросились врассыпную. Я проталкивался сквозь толпу к статуе Основателей, старался не потерять рюкзак и кепку. Где-то тут Маша, она меня ищет, а я должен найти Энджи. Она где-то там, у статуи.
Я, чертыхаясь, проталкивался сквозь толпу. Отпихнул кого-то локтем. Мне наступили на ногу так, что хрустнули кости, я оттолкнул этого типа, но перестарался, и он упал. Попытался подняться, но тут наступили уже на него. А я, не оглядываясь, пробирался вперед.
Потом я протянул руку, чтобы оттолкнуть с пути еще кого-то, и в этот миг сильные пальцы сомкнулись у меня на запястье и на локте и одним плавным движением заломили руку за спину, чуть не вывернув плечо. Я согнулся пополам, взревел во все горло, но крик потонул в неразборчивом гаме толпы, стрекоте вертолетов, вое сирен.
Те же сильные руки за спиной распрямили меня, словно марионетку. Хватка была такая умелая, что я даже не пытался вывернуться. Лишь покорно брел, куда вели меня эти железные тиски, шагал, стиснув зубы от боли, не слыша криков толпы, позабыв и о вертолетах, и об Энджи. Потом меня развернули, и я очутился лицом к лицу со своим пленителем.
Им оказалась девчонка с худеньким крысиным лицом, наполовину скрытым за стеклами огромных солнечных очков. Над очками торчала взъерошенная копна розовых волос.
– Ты, что ли! – изумленно вскричал я. Наши пути уже пересекались. Она сфотографировала меня и пригрозила выложить фотку в систему отслеживания прогульщиков. Это было за пять минут до того, как взвыла сирена, предупреждая о взрывах. И сейчас передо мной стояла та самая девчонка, хитрая и безжалостная. Она и ее подруги первыми сбежали с того места в Тендерлойне, и обе наши компании попали в лапы полиции. Вот только я отказался подчиняться копам, и меня назначили врагом.
А она, Маша, перешла на сторону ДВБ.
– Привет, M1k3y, – интимно прошептала она мне на ухо, склонившись поближе. У меня по спине пробежала дрожь. Маша разжала хватку, и я тряхнул рукой, возвращая подвижность.
– О господи, – простонал я. – Откуда ты взялась?
– Оттуда, – неопределенно пояснила она. – Сматываем удочки. Через пару минут начнется газовая атака.
– Меня ждут. Энджи, моя девушка. У статуи Основателей.
Маша окинула взглядом колышущуюся толпу.
– Забудь. Ничего не выйдет. Пока будем пробиваться, нам крышка. Ты что, не расслышал? Через две минуты здесь все зальют газом.
Я уперся как вкопанный.
– Без Энджи не уйду.
– Да ради бога! – заорала она прямо мне в ухо. – Хочешь в гроб – ложись! Дело твое!
Она стала проталкиваться сквозь толпу, медленно продвигаясь на север, к центру города. А я продолжил пробираться к статуе Основателей. Через мгновение мне опять заломили руку чудовищным захватом, развернули и потащили вперед.
– Ты слишком много знаешь, – прошипела Маша. – Ты видел мое лицо. Пойдешь со мной.
Я заорал на нее, стал вырываться, но она, чуть не выкрутив мне руку из сустава, безжалостно толкала меня перед собой. При каждом шаге ушибленная нога отдавалась дикой болью, и от этих мук я уже не помнил себя.
Она толкала меня сквозь толпу, как таран, и продвижение стало гораздо быстрее. Стрекот вертолетов над головой внезапно изменил тональность, и Маша толкнула меня еще сильнее.
– БЕЖИМ! – завопила она. – Газ!
Толпа тоже заголосила по-другому. Сдавленные хрипы, кашель, пронзительные вопли. Я уже слышал это многоголосье. В тот раз. В парке. С неба хлынули потоки газа. Я задержал дыхание и бросился бежать что есть сил.
Мы выбрались из столпотворения, и Маша ослабила хватку. Я выдернул руку. Захромал как можно проворнее по тротуару. Толпа вокруг нас постепенно редела. Впереди шеренгой выстроились копы из ДВБ со щитами для разгона беспорядков, в шлемах с лицевыми масками. Когда мы приблизились, они преградили нам дорогу, но стоило Маше показать им свой бейджик, и они покорно расступились, будто имперские штурмовики, которым Оби-Ван Кеноби сказал: «Это не те дроиды, которых вы ищете».
– Слушай, ты, стерва! – прорычал я, ковыляя за ней по Маркет-стрит. – Я без Энджи не пойду. Возвращаемся за ней.
Она поджала губы и покачала головой.
– Сочувствую, приятель. Я своего парня уже несколько месяцев не видела. Он, наверно, считает, что меня нет в живых. Гримасы войны. Если вернемся за твоей Энджи, нам конец. А будем двигаться вперед – может, и выкарабкаемся. А пока у нас есть шанс выкарабкаться, значит, у нее тоже. Не всех этих ребят потащат в Гуантанамо. Несколько сотен заберут для допросов, остальных отпустят по домам.
Мы брели мимо злачных заведений, вокруг которых кучковались наркоманы и вонючие бомжи. Маша толкнула меня в подворотню возле закрытой двери какого-то стриптиз-бара. Скинула куртку, вывернула наизнанку, надела опять. Подкладка была в неяркую полоску, и куртка стала выглядеть совсем по-другому. Потом Маша достала из рюкзака шерстяную шапочку, натянула на голову, скрыв приметную шевелюру, и остроконечная верхушка игриво съехала набекрень. Влажными салфетками стерла макияж и лак с ногтей. Всего за минуту она преобразилась до неузнаваемости.
– Смена гардероба, – сказала она. – Теперь твоя очередь. Снимай ботинки, куртку, кепку.
Я прекрасно понимал, куда она клонит. Полицейские будут внимательно высматривать всех, кто похож на участника вампирских игрищ. Бейсболку я с наслаждением выбросил – терпеть их не могу. Куртку запихнул в рюкзак, достал джемпер с портретом Розы Люксембург и натянул поверх черной футболки. Маша стерла мне грим с лица и лак, и через минуту меня тоже было не узнать.
– Выключи телефон, – посоветовала она. – У тебя есть что-нибудь с радиомаячками?
У меня был школьный пропуск, банковская карточка, проездной. Маша убрала все это в серебристый футляр, в котором я узнал непроницаемую для радиоволн сумку Фарадея. Как только она сунула его к себе в карман, до меня дошло, что я отдал ей все свои документы. И если она играет на чужой стороне…
До меня медленно доходила чудовищность сделанной ошибки. Жаль, что рядом со мной нет Энджи. Нас было бы уже двое против одной. Энджи помогла бы заметить, не упустил ли я чего-нибудь важного. И если Маша не та, за кого себя выдает, от Энджи это не укрылось бы.
– Подсыпь камушков в ботинки.
– Нет нужды. Я ногу потянул. Мою походку сейчас никакая программа не распознает.
Она кивнула мне, как профессионал профессионалу, и закинула рюкзак за спину. Я тоже подхватил свой, и мы двинулись в путь. Переодевание отняло меньше минуты. По улице шагали два совершенно других человека.
Маша бросила взгляд на часы и покачала головой.
– Быстрей. Нас ждут важные встречи. И не вздумай сбежать. У тебя теперь два пути – либо со мной, либо в тюрьму. Они будут еще много дней анализировать сегодняшние записи с видеокамер, а когда закончат, все лица до единого попадут в базу данных. И наше бегство не останется незамеченным. Считай, что мы оба теперь объявлены в розыск.
Еще через квартал Маша свернула в переулок, и мы очутились в Тендерлойне. Эти места были мне знакомы. В тот самый день я со своей командой, играя в «Харадзюку Фан Мэднесс», бродил вокруг этих домов в поисках открытой точки доступа в сеть Wi-Fi.
– Куда мы идем? – спросил я.
– Нас подвезут, – ответила Маша. – Заткнись, дай подумать.
Мы шагали очень быстро, и я весь взмок. Пот струился по лицу, стекал по спине, проникал между ягодицами и сползал на бедра. Нога разболелась по-черному, и я думал, что долго не протяну и, возможно, вижу пролетающие мимо улицы родного Сан-Франциско в последний раз.
Как назло, мы все время поднимались в гору. Захудалый Тендерлойн постепенно сменился роскошными особняками Ноб-Хилла. Я запыхался, в груди хрипело и булькало. А Маша тащила меня все выше по узким улочкам, выходя на большие проспекты лишь для того, чтобы сразу нырнуть в следующий переулок.
Едва мы вступили в один из таких переулков – он назывался Сэбин-Плейс, – как сзади нас кто-то окликнул:
– А ну стоять! Не двигаться!
В голосе слышалось откровенное злорадство. Мы замерли и развернулись.
В начале переулка стоял Чарльз в состряпанном на скорую руку наряде вампмобера: черная футболка и джинсы, белая краска на лице.
– Привет, Маркус, – гадко ухмыльнулся он во весь рот. – Куда торопишься? А это что у тебя за подружка?