– Ты дашь мне свой логин и пароль? – с удивлением переспросила она.
– Я верю тебе, Ван. Знаю, что могу на тебя положиться.
Она покачала головой.
– Маркус, ты никогда никому не давал своих паролей.
– Теперь они уже не имеют никакого значения. Либо у тебя все получится, либо я… Маркус Яллоу перестанет существовать. Может быть, я возьму другое имя и сделаю себе новые документы. Но, скорее всего, ДВБ до меня доберется. Я, наверно, с самого начала знал, что рано или поздно снова попаду им в лапы.
Тут уж Ван разозлилась не на шутку.
– Тогда для чего все это? Какой смысл в том, что ты до сих пор делал?
Я и сам понимал, что она права, и это было обиднее всего. Меня словно еще раз пнули в живот. Для чего все это? Какой смысл в моей борьбе? Я уже потерял Дэррила и Энджи. Возможно, никогда больше не увижу родителей. А Департамент внутренней безопасности по-прежнему держит мой город и мою страну в тисках животного страха и творит беззаконие, прикрываясь борьбой с терроризмом.
Ван долго смотрела на меня, как будто ждала какого-то вразумительного ответа, но мне нечего было ей сказать. Так ничего и не дождавшись, она ушла, оставив меня в одиночестве.
Вернувшись «домой» в Мишен, я обнаружил, что Зеб припас для меня пиццу. Ночевали мы под эстакадой, в походной палатке военного образца, списанной из армейских запасов за ненадобностью. Трафаретная надпись гласила: «Координационный совет Сан-Франциско по оказанию помощи бездомным».
Пицца была из «Доминос», холодная и чуть подкисшая, но тем не менее очень вкусная.
– Тебе нравится пицца с ананасами? – спросил я.
Зеб снисходительно улыбнулся.
– Нам, фриганам, выбирать не приходится.
– Каким еще фриганам?
– Ну это вроде веганов, только едим мы исключительно свободную еду.
– Что такое свободная еда?
Он опять ухмыльнулся.
– Из магазина, где торгуют бесплатной едой.
– Ты ее украл, что ли?
– Да нет же, балда. Это совсем другой магазин. С обратной стороны от входа. Черный такой, железный. И запах у него специфический. Видал такие?
– Ты вытащил эту пиццу из помойки?
Он расхохотался, откинув голову.
– А как же. Видел бы ты сейчас свое лицо. Не боись, старик, не помрешь. Она ничуть не испорченная. Нормальная свежая пицца, просто кто-то отменил свой заказ. Тогда ее выбрасывают прямо в коробке. Правда, после закрытия помойку посыпают крысиным ядом, но если быть порасторопнее, то успеешь. Видал бы ты, какую вкуснятину выбрасывают из бакалейных магазинов! Погоди, приготовлю тебе на завтрак фруктовый салат, пальчики оближешь. Стоит одной клубничинке чуть замохнатиться, выкидывают всю коробку.
Я перестал слушать его болтовню. Ну и что, в самом деле, пицца как пицца. От пребывания в помойке она ничем не заразилась. А если и невкусная, то только потому, что приготовлена в «Доминос» – худшей на свете пиццерии. Мне их стряпня никогда не нравилась, а потом я и вовсе перестал к ним ходить, когда узнал, что они перечисляют деньги кучке безумных политиканов, убежденных, что глобальное потепление и теория эволюции – это гнусные происки сатаны.
Однако избавиться от неприятного ощущения не удавалось.
Я решил посмотреть на дело с другой стороны. Зеб показал мне тайный, скрытый от посторонних глаз мир, обитатели которого ни в чем не соприкасаются с системой.
– Фриганы, говоришь?
– Ага, – с жаром кивнул Зеб. – А еще йогурт можно раздобыть. Для фруктового салата. Его выбрасывают накануне того дня, когда истекает срок годности. Но ведь он же не позеленеет в одночасье ровно в полночь. Йогурт, он ведь, по сути дела, испорченное молоко.
Я чуть не поперхнулся. Пицца с подозрительным привкусом. Крысиный яд. Испорченный йогурт. Мохнатая клубника. Нет, к этому надо долго привыкать.
Я откусил еще немножко. Все-таки пицца «Доминос», доставшаяся бесплатно, на вкус не такая уж противная.
Окончательно вымотавшись за этот долгий, наполненный переживаниями день, я с наслаждением закутался в теплый спальный мешок, любезно выданный Лиамом. Ванесса, наверно, уже вышла на связь с Барбарой, передала ей фотографию и видеозапись. Утром позвоню журналистке, спрошу совета насчет моих дальнейших действий. Когда материалы будут опубликованы, мне, наверное, следует объявиться и лично засвидетельствовать их подлинность.
Размышляя над этим, я закрыл глаза и представил себе, как под прицелами бесчисленных видеокамер, стремящихся уловить каждый шаг знаменитого M1k3y, вступаю под своды одного из роскошных, с колоннадой при входе, зданий в Сивик-сентре.
Я задремал. Шум машин, пролетающих над головой, сливался в равномерный гул, похожий на рокот океанских волн. Неподалеку от нашей стояли и другие палатки с бомжами. Днем я успел пообщаться с некоторыми из них, но с наступлением ночи каждый жался к своему убогому пристанищу. Все они были гораздо старше меня, на вид угрюмые и неприветливые, но ни на психов, ни на головорезов не походили. Просто неудачники, которым не повезло в жизни, а может быть, они в какой-то момент приняли неправильное решение, или и то и другое одновре- менно.
Должно быть, я крепко уснул. В памяти отпечаталась лишь пустота – а потом в лицо ударил ослепительный свет.
– Вот он, – произнес голос по ту сторону световой пелены.
– Взять его, – скомандовал другой голос. Он был мне слишком хорошо знаком, снова и снова возвращался в мучительных снах, наставительно требуя назвать пароли. Голос коротко стриженной тетки.
Мне на голову проворно накинули мешок и стянули у горла так сильно, что я поперхнулся и исторг из желудка полупереваренную фриганскую пиццу. Пока я задыхался и корчился в судорогах, меня скрутили по рукам и ногам, закатили, как бревно, на носилки, оттащили к машине, подняли в фургон – под ногами копов лязгнули две железные ступеньки. Бесцеремонно скинули с носилок на обитый чем-то мягким пол и закрыли дверь. Внутри стояла тишина. Звуконепроницаемая обивка гасила любые шорохи, и я слышал только свое сдавленное дыхание.
– Итак, вот мы и встретились опять, – раздался тот же голос. Фургон покачнулся – она поднялась внутрь следом за мной. Я по-прежнему беспомощно хватал ртом воздух, силясь загнать хоть немного в обожженные легкие. Едкая блевотина заполнила рот и тонкой струйкой потекла в дыхательное горло.
– Не бойся, – сказала дама. – Мы не дадим тебе умереть. Если задохнешься, откачаем и начнем заново.
Я закашлялся, с силой втянул воздух, и малая толика его просочилась-таки в легкие. Меня скрутил приступ жестокого, мучительного кашля, дыхательные пути слегка прочистились, и я вдохнул еще.
– Вот видишь, у тебя получается, – промолвила она. – Не все так плохо. Добро пожаловать, M1k3y. Мы приготовили тебе особое местечко.
Я действительно кое-как приспособился, немного расслабился под плавное покачивание движущейся машины. Поначалу вонь исторгнутой пиццы была невыносима, но, как бывает с любыми сильными раздражителями, мозг мало-помалу привык и почти перестал ее воспринимать. Лежать на мягко качающихся носилках стало почти приятно.
И в этот миг произошло чудо. Меня захлестнуло глубокое, невыразимое спокойствие. Казалось, я лежу на песчаном пляже, и на меня тихо накатывает океанская волна, поднимает ласково и бережно, словно ребенка, уносит на просторы бескрайнего моря, и я нежусь в теплой воде под теплым солнышком. Я все-таки попался, но это уже не имеет значения. Я сделал очень много: передал информацию Барбаре, организовал икснет. И победил. А если даже не победил, мне не в чем себя упрекнуть – я сделал все, что в моих силах. Гораздо больше, чем сам от себя ожидал. Лежа в полицейской машине, я мысленно перебирал и раскладывал по полочкам свои достижения – наши общие достижения. В городе, в стране, во всем мире появилось много несогласных с образом жизни, который уготовил нам ДВБ. И мы будем сражаться. Всегда. Нашу борьбу не задушить – тюрем на всех не хватит.
Я вздохнул и улыбнулся.
Только сейчас заметил, что стриженая все говорит и говорит. А я так глубоко погрузился в свое мирное блаженство, что и думать о ней забыл.
– …Такому сообразительному мальчику, как ты. Казалось бы, уж кто-кто, а ты-то поостережешься вставать у нас на пути. Мы за тобой присматривали с того самого дня, как выпустили на свободу. И все равно поймали бы, даже если бы ты не отправился рыдать на плече у той журналистки – предательницы и лесбиянки. У меня это в голове не укладывается – мне казалось, мы с тобой достигли взаимопонимания…
Под колесами громыхнул металлический настил, амортизаторы машины просели, снова выправились, и пол начал колыхаться иначе – размашисто, на морской волне. Мы шли к Острову Сокровищ. Но ведь там держат и Энджи! И возможно, Дэррила!
Мешок с головы не снимали, пока не принесли меня в камеру. Развязать руки и ноги поленились – просто скатили меня с носилок прямо на пол. Было темно, но в тусклых лучах луны, пробивавшихся через единственное крохотное окошко высоко под потолком, я разглядел койку без матраса. В камере были только я, голая койка, унитаз и умывальник, и больше никого и ничего.
Я закрыл глаза и отдался на волю океанских волн. Они подхватили меня, и я поплыл, а где-то далеко внизу осталось мое тело. Я хорошо понимал, для чего меня бросили вот так и что случится дальше. Я написаю под себя. Опять. Но мне уже доводилось писаться, и я знал, что при этом происходит. Я буду вонять и чесаться. Будет противно и стыдно, словно я превратился в беспомощного младенца.
Но я это уже пережил. Переживу и сейчас.
Я засмеялся. Это прозвучало так странно и неожиданно, что я вернулся к действительности, обратно в свое тело. Я хохотал и хохотал. Они издевались надо мной как могли, но я все выдержал, вышел на свободу и трепал им нервы много месяцев, показал всем, какие они мерзавцы и деспоты. Я их победил.
Мочевой пузырь давно был переполнен. Все равно рано или поздно я обмочусь. Так чего тянуть? Я перестал сдерживаться.