— Завтра утром Букреев идёт на разбор к председателю, — сообщил мне он, — скорее всего выгонят его из нашего отряда и в город ушлют.
— Так разве это плохо? — поинтересовался я, присаживаясь рядом, — от сельхоз-работ освободится.
— Так-то оно так, — вздохнул Али-Баба, — только ведь они вдогонку сопроводительную бумагу пошлют, что тут случилось, как и почему… из комсомола запросто могут вышибить в нашем ИППАНе. А это сам понимаешь, что за собой потянет…
— Да, нехорошо…, — ответил я, подумав, — а где он сам-то сейчас, Букреев?
— В бане своей, где ж ещё, — усмехнулся Али-Баба.
— А почему сегодня разборок у председателя не было? — продолжил вопросы я, — его ж с пастбища прямо туда повезли.
— А он выпрыгнул по дороге, — просветил меня начальник, — прямо на ходу открыл дверь УАЗика и вывалился на обочину. Щофёр остановился, хотел его назад запихнуть, а его уже и след простыл — в лесок убежал.
— Даааа, — почесал я в затылке, — дела… ну я пойду поговорю с ним что ли, — и я отправился по лесной тропинке прямиком к нашей бане.
Аскольд сидел на лавочке возле неё, раскачивался из стороны в сторону и мычал что-то невнятное.
— Допрыгался ты, Вульф, — сообщил я ему, — завтра сам председатель будет над тобой суд делать.
— Уаааа, — ответил он с пьяной улыбкой, из-под столика выкатилась бутыль из-под спирта.
— Всё вылакал, — констатировал я, — тут же поллитра оставалось.
Но ответа я совсем никакого не получил, плюнул и отправился к речке смывать с себя трудовой пот и успокаивать укусы слепней. А в спину мне прозвучало довольно отчётливое:
— Я сегодня в жопу пьян, как заморский обезьян.
Глава 12
83 год, Камчатка, посадка боинга
— Тебя нам сам бог послал, — выдал начальник неполиткорректную фразу, после чего мы загрузились во внутренности зелёного армейского УАЗика, он вперёд, а я сзади… и к нам ещё давешний капитан присоединился.
— Семёныч, — полковник поднёс ко рту переносную рацию, — вы как там, готовы?
— Всегда готовы, — донёсся из рации простуженный голос, — куда он там прилетит-то?
— На главную полосу, — уточнил начальник, — с юга заходит, значит ловить его надо на северной оконечности… ну где наши Тушки стоят.
А потом он оглянулся на меня и добавил: — По сторонам не смотреть… ааа, потом всё равно бумагу о неразглашении подпишешь.
— Садится, — негромко напомнил капитан, — что-то не нравится мне его заход…
Возле здания аэровокзала сиротливо жались два ИЛа-62, на одном из них, подумал я, мы бы сейчас с Серёгой уже в Москву летели, да видно не судьба. А боинг тем временем в первый раз промахнулся по полосе и делал круг, чтобы зайти по новой.
— А полоса-то выдержит такую тушу? — спросил я между делом, — 747-е же весят немало.
— У нас тут 114е и 95е тушки садятся, — меланхолично ответил капитан, — а они весят не меньше.
Далее мы все сидели молча, наблюдая за эволюциями корейца… левый крайний двигатель у него отчаянно чадил, даже и пламя видно было временами.
— На этот раз точно идёт, — полковник отложил бинокль в сторону, — ну пусть ему помогут его корейские боги… вот ты, Петя, в курсе должен быть — какие у них там местные боги-то?
— Кхм, — закашлялся я от неожиданного вопроса, — наверно Будда, они ж там буддисты в основном. И еще может быть Конфуций такой, из Китая к ним такое дело пришло.
— Ну пусть они на пару им тогда подсобят, всем этим пассажирам боинга, и Будда, и Конфуций, — не стал спорить начальник. — Классно зашёл, — прокомментировал он посадку, — сейчас касание будет.
Боинг плюхнулся на нашу посадочную полосу достаточно сильно, подскочил пару раз, поднял все закрылки и врубил реверс… на мой взгляд всё по плану шло.
— Едем, — толкнул водителя полковник, — жми, Вася.
Одновременно с нами от вокзала стартовали пожарники на красном ЗИЛе и врачи на беленьком РАФике. А еще и трап выехал откуда-то сбоку. И мы все вчетвером, подпрыгивая на стыках бетонки, погнали на край аэродрома, куда катился тем временем корейский боинг, быстро замедляя свой бег … окрашен он, кстати, был совсем не так, как описал летчик-истребитель — круглая эмблема на хвосте у него имелась, а вот верх был совсем даже не голубой, а ярко-оранжевый.
Остановился самолёт почти в самом конце полосы, до решётчатого забора, означавшего край аэродрома, осталось всего сотня метров. Передняя дверь у него распахнулась и оттуда начал надуваясь, опускаться на землю, временный трап.
— Вы тушите двигатель, — начал распоряжаться полковник, — а вы, — перешёл он к врачам, но закончить не успел, его перебил старший пожарный.
— А если они электричество не вырубили? Нам всем жить ещё хочется, — сказал он в окно машины.
— Петя, спроси у этих ребят, обесточили они там всё или как?
Я молча вылез из УАЗика и подошёл к нижнему концу надувного трапа — наверху там копошились две стюардессы, судя по форме, и один лётчик.
— Эй, ты Чон? — спросил я по-корейски у лётчика.
— Нет, я Ким, — ответил он, — Чон ранен.
— Тогда к тебе вопрос, Ким — вы электричество отключили? Двигатель можно потушить только когда все обесточено…
Ким крикнул что-то вправо, видимо продублировал вопрос, потом ответил:
— Да, всё выключено, — и сразу вслед за этим по трапу скатился первый пассажир, точнее пассажирка — явно кореянка весьма преклонных годов.
— Всё выключено, — перевёл я пожарному, — можно тушить.
Тот кивнул головой, пожарная машина развернулась, подкатила к чадящему мотору и начался процесс тушения. А я продолжил переговоры с Кимом.
— Раненые есть? Кроме Чона.
— Ещё пятеро… или шестеро, — ответил он, — их надо будет на носилках перемещать.
— Пять человек ранено, — сказал я врачу со скорой, — сами передвигаться не могут, надо переносить.
А потом продолжил уже гнать отсебятину, потому что полковник с капитаном что-то мышей не ловили:
— Мы подгоним к заднему входу свой трап? — спросил я у Кима, — так проще будет людей эвакуировать.
Тот на секунду задумался и ответил:
— Да, конечно подгоняйте — сейчас я его открою, — а по надувному трапу уже скатилось два десятка пассажиров.
Я пояснил ситуацию полковнику, тот дал отмашку водителю трапа и тот начал выруливать к заднему люку… высоты у трапа немного не хватало, всё-таки в Америке другие стандарты, поэтому между полом салона и верхней площадкой трапа получился разрыв чуть ли не в метр.
— Ничего, перепрыгнут, — бодро заметил капитан, — если жить захотят.
— А можно я туда поднимусь? — осторожно спросил я у полковника, — на месте проще будет разобраться в ситуации.
— Делай, что хочешь, — махнул рукой тот, — хуже уже всё равно не будет.
Спустившихся пассажиров тем временем сажали в аэропортовский автобус, почти половина салона была уже забита, а я быстренько добежал по заднему трапу до люка — там меня встретил давешний Ким.
— Я Пётр, — сказал я ему, — это я вёл переговоры по радио.
— Я уже понял, — ответил тот, — Чон про тебя всем рассказал.
— Где раненые? — спросил я.
— Четверо во втором салоне, один в бизнес-классе… и плюс сам Чон.
— Тяжёлые ранения-то?
— Переломы в основном, все должны выжить.
— Можно, я с Чоном поговорю?
— Проходи, только аккуратнее, — и он посторонился, пропуская меня, а я с большим трудом миновал ряды кресел и добрался до пилотской кабины.
— Привет, Чон, — автоматически определил я нужного человека — он полулежал на своём кресле, поддерживая левой рукой безвольно свисавшую правую. — Я Пётр.
— Всё-так встретился я раньше времени с апостолом Петром, — выдавил из себя он и отключился.
Заморский обезьян
Аскольд и в самом деле немного походил на этого мифического обезьяна из-за моря — хвоста только не хватало для полного счастья. Отвечать ему я ничего не стал, потому что бестолку, а просто взял из рюкзака более чистую одежду и отчалил на берега Ветлуги. Там уже лежало на песке и плавало в воде немалое количество наших сельхоз-отрядовцев. Среди них я сразу выделил Нину с Олей — они слегка в сторонке загорали.
— Привет, — я приземлился рядом с ними, — а чего ужин не готовим? Бойцы устали и хотят жрать.
— Ужин готов и подогревается на медленном огне. А бойцам следовало бы вести себя поприличнее, — ответила Нина, — а то наехали, понимаешь — и суп им горький, и компот несладкий.
— Это не я, — сделал я попытку отбиться, — это другие бойцы, мне всё понравилось, и суп, и особенно компот.
— Какая муха там твоего Аскольда укусила в голову? — продолжила расспросы она, — я слышала, что завтра его из отряда выгонять будут.
— Не муха, а слепень, — слабо возразил я, — и не в голову, а в задницу… а если серьёзно, не знаю, что там ему стукнуло. Пусть теперь сам со своими проблемами разбирается, не маленький. Пошли лучше поплаваем, — предложил я.
— Я уже наплавалась, — холодно ответила Нина, а Оля напротив, взяла и согласилась.
И мы окунулись в коричневатые воды Белуги… Оля сделала вид, что тонет, и мне пришлось её спасать… ролевая игра так себе, но ей кажется понравилось.
— Ты в детстве на речку что ли никогда не ходила? — спросил я, придерживая её за лямку купальника. — У нас во дворе все ребята худо-бедно умеют плавать.
— А меня мама не отпускала на речку, — призналась она, — так что все научились, а я нет.
— Понятно, — пробубнил я, — мамина дочка значит…
— Ага, — вздохнула она, — мамина. Папы-то у нас давно нет, так что деваться некуда.
Да что ж такое, подумал я в сердцах, куда ни плюнь, попадёшь в неполную семью. А Нина с берега тем временем подала сигнал:
— Оля, пора на кухню идти, вылезай.
Оля и вылезла, а я за ней.
— Через полчаса подтягивайся, — строго сказала мне Нина, — так и быть, тебе двойную порцию выдам. А Аскольд твой пусть даже не подходит — шиш ему, а не макароны с сыром.
— Где ж вы в этом колхозе сыр-то раздобыли? — удивился я.