– Отец и мать говорили на вашем языке, – напоминаю, если он забыл. – Каким образом вы приняли от них вопросы на туркане? И зачем, если не секрет?
– Вопросы были на двух языках, ваш и наш. Ответы на некоторые из них включают собственные имена, – весело просвещает меня китаец. – И я не уверен, что они воспроизводятся без искажений…
– Давайте вы вначале зададите ваши вопросы?! – искренне удивляюсь непонятному затыку на ровном месте. – А потом будем обсуждать. Господин Ван, сидящий рядом с вами, отлично говорит на туркане, дикий акцент не в счёт…
Лим начинает жизнерадостно ржать в этом месте:
– Господин Ван порой говорит достаточно невнятно даже на нашем языке. У него очень специфическая дикция, мне его приходится переспрашивать даже по-нашему. На всякий случай, – лицо Лима становится серьёзным. – Если какие-то из вопросов вам не понравятся, пожалуйста, имейте виду: они составлены исключительно вашими же родителями.
Хань смотрит на меня ясными глазами, давая понять: «Если вы – тот, за кого себе выдаёте».
– Да без проблем, – ворчу. – Спрашивайте уже.
– Как звали того члена вашей Семьи, пепельница из головы которого хранится в музее одной из северных стран?
– Он не член семьи, – качаю головой. – Пра-род один, это да. Если смотреть до самого первого известного общего предка… Но вы этого не поймёте. Видимо, этот вопрос был на туркане, если вы не различаете понятий РОД и СЕМЬЯ. Видимо, на вашем языке это записывается одним и тем же иероглифом.
Лим молча смотрит на меня, потому продолжаю:
– Самого человека звали Кенесары Қасымұлы[4]. Тоже из төре, если вам это о чём-то скажет. Ақсүйек, или «Белая кость», если на этом языке. Из деталей, которые идентифицируют личность: у него и деда, и деда его деда звали одинаково. Он внук и праправнук двух ханов по имени Аблай[5]. Потому что его деда назвали в честь своего деда. Видимо, в Федерациях были бы Аблай Первый и Аблай Второй.
– Кто из вас выбрал ойратам лучшего коня, но остался героем своего народа? – с нечитаемым выражением лица продолжает хань.
– Төле би[6], – пожимаю плечами, ещё раз удивляясь изворотливости мышления отца либо матери (не знаю, кто из них составлял этот дурацкий опросник). – Но только я не уверен, что это была правда. Сам эпизод был обыгран в художественном фильме, который не понятно как соотносится с реальностью. Меня учили, что наиболее детальные подробности той войны наиболее полно сохранились именно в ваших архивах, на вашем языке. У ЖонгГуо в ту пору была самая лучшая система сбора и архивирования любых сведений в регионе, включая архивы для истории. А у нас тогда даже грамотных было не особо много, не говоря уж о том, что нам было не до хроник. Стоял вопрос физического выживания народа.
– И последний вопрос, он очень личный, Ваше Величество. – Уже достаточно церемонно продолжает Лим, как будто затевая какой-то подвох.
Подвохом, вопреки моим ожиданиям, оказывается просто тема, о которой с чужими людьми не говорят.
– Что сказала ваша мать вашему отцу в день вашего восьмилетия, когда отец после встречи с иностранцами на ваше семейное торжество пришёл нетрезвым?
– На эти темы с чужаками не говорят, – непроизвольно злюсь, не зная, что сказать дальше в этой ситуации.
Сам-то случай я помню более чем хорошо. Там потом было что рассказать людям. Если желаешь, чтоб над тобой ржали во весь голос…
– Вы только что правильно обозначили первую часть ответа, Ваше Величество. – Более чем вежливо кланяется по комму китаец. – Но здесь в инструкции написано дальше: «Молодец. Но проговори весь эпизод до конца!»
– «Закрой свою пьяную глотку и иди спать, тупой ишак…» – бормочу, чуть сконфужено. – Рассказывать, что было дальше, после этих слов? Либо могу воспроизвести оригинальную фразу на туркане, у нас для обозначения животного «осёл» есть несколько разных слов.
– Нет необходимости, – качает головой Лим. – Всё верно, – на лице китайца нет и тени эмоций.
Он на какое-то время погружается в свой комм, а у меня возникает такое впечатление, что у них и не такие проверки в банке встречаются.
– Давайте по механике, – без какого-то перехода продолжает Лим, выныривая из своего комма через несколько секунд. – В тех местах, где вы сейчас, у нас есть устоявшийся и достаточно серьёзный контрагент, UNI GROUP.
– Видел такой банк на улице, когда гулял по городу. Даже более одного, – киваю.
– Я в курсе всех ваших проблем с удостоверениями личности и ID от господина Вана, потому, пожалуйста, скачайте прямо сейчас приложение нашего банка на свой комм и установите его. Оставаясь на связи всё это время, – вежливо продолжает инструкции хань.
– Есть, – говорю через три минуты после всех манипуляций. – Зажёгся вопрос: назовите себя.
– Не нужно ничего вводить, выберите внизу «Отпечаток пальца».
– Есть. Требует ввести цифровой код, – поднимаю глаза на него.
– Дата рождения вашей матери, в порядке год, месяц, день, по вашему календарю. – Лим вежливо смотрит на меня.
Ван сбоку от него продолжает изображать блаженного выражением лица, поскольку федеративного наверняка не знает.
– Есть. – Говорю в комм, и одновременно с этим банкиру приходит какое-то громкое уведомление.
– Я вижу, – отвечает он. – Теперь поместите любой палец в зону сканирования на экране комма.
– Сделал все пять пальцев на правой руке, – докладываю через минуту. – Вдруг какой-то из пальцев окажется повреждён в будущем…
– Тогда логичнее было бы добавить и пальцы левой руки, – ведёт бровью Лим. – Вдруг у вас всей руки не будет? Если руководствоваться этой логикой.
– Точно, а ведь и правда. – Повторяю манипуляции левой рукой.
– Не буду предлагать использовать пальцы ног на случай, если у вас не станет обеих рук, – спокойно и серьёзно говорит Лим, затем повторяет это на своём языке для Вана.
Что-то добавляя ещё.
Ван долго и громко смеётся, потом говорит мне на туркане:
– Он пошутил. Не слушай его.
– Понятное дело, – киваю в уже совсем другом настроении (которое стремительно улучшается). – Если у меня не будет обеих рук, деньги мне уже не понадобятся. И пальцы ног явно не помогут.
Через несколько минут в Сельскохозяйственном банке ЖонкГуо.
Кабинет одного из Членов Правления.
– Ни слова не понял из вашего разговора, – жизнерадостно веселится Ван за столом Лима, отпивая чай из кружки, принадлежащей Лиму. – Вы так бойко о чём-то болтали на этом странном языке!
– Разговаривали исключительно по делу, – вежливо отвечает Лим, бросая нечитаемые взгляды на свою чашку.
– Ты помог мальчику? – продолжает шуметь Ван, который разговаривает слишком громко.
– Разумеется, – коротко кивает Лим. – Все контрольные моменты в порядке. Теперь переводы денег он может делать через приложение, которое у него на комме. И доступ авторизован мной лично.
– А если ему понадобятся наличные? – неожиданно вспоминает что-то Ван, начиная беспокоиться. – А у него же никакого удостоверения личности?! И карты вашей тоже нет!
– Два варианта, – явно делая над собой какое-то усилие, отвечает Лим, глубоко вдыхая и выдыхая перед этим. – Первый вариант: находит кого-нибудь, кому он доверяет. Переводит на его счёт либо на карту требуемую сумму. Тот человек обналичивает и отдаёт нашему клиенту. Второй вариант: в любом банкомате либо отделении UNI GROUP, использует отпечаток своего пальца для идентификации и снимает деньги со своего счёта по отпечатку пальца. Все новые кэш-системы это давно позволяют. Конвертация в валюту снятия автоматическая.
– Фух, это здорово, – серьёзно качает головой Ван. – Вот последняя штука – это вы реально мощно придумали!
– Это придумали не мы. Это придумала международная ассоциация банков как раз для операций по обе стороны Статуса, в том числе между враждующими странами или регионами, – терпеливо объясняет Лим, прикидывая, не сказать ли в лоб о своей занятости. Или, шут с ним, дать Вану выпить ещё одну чашку чая: всё же он сейчас прилетел как представитель очень серьёзного клиента. Одного из.
Глава 6
Окончив общаться с ханьцами, полностью иду на поводу у своей недоверчивой паранойи: выхожу из банковского приложения, затем вхожу заново.
Отпечаток пальца действительно реально работает, как пароль. Приятно. Для чистоты эксперимента повторяю процедуру со всеми остальными пальцами обеих рук, хотя в этом и нет особой необходимости.
Приложение действительно загружается, давая доступ к счетам.
УРА.
Какое-то время просто сижу на стуле и таращусь в окно. Всё-таки это две большие разницы: когда ты должен считать монеты в кармане, чтоб купить жёнам мороженое; или когда ты можешь купить им по целому дому прямо сейчас, пусть и не дворцового типа…
Кто бы что ни говорил, но неограниченные финансы – это, практически, неограниченная свобода. Личная свобода, уточняю сам себе. И хотя имеющийся резервный семейный счёт по количеству денег не идёт ни в какое сравнение с понятием «неограниченного ресурса», он всё же намного больше, мне думается, чем активы средней семьи Федерации, накопленные пусть и за всю жизнь.
Понять всю степень моей текущей эйфории способен только тот, кому приходилось считать медяки и достаточно серьёзно за них напрягаться. Работая на чужих людей, хотя до этого привык быть хозяином себе сам. А потом вдруг случился в хорошем смысле прорыв – и ты резко разбогател.
Самая типичная ошибка в этих случаях, если верить теории, это та самая эмоциональная эйфория: человек расслабляется, а жизнь на месте не стоит. В итоге, владелец «неожиданного» богатства попадает в ещё более грустные ситуации, чем когда он всего лишь тяжело работал.