Марина влетела в комнату дочери довольная, как кот на масленицу:
– Анечка, я записала тебя в группу подготовки к школе, завтра идем на первое занятие. Познакомишься с будущими одноклассниками. Может, даже удастся с кем-нибудь подружиться.
– Здорово, – кивнула девочка, не отрываясь от альбома для рисования.
Марина заглянула через Анино плечо:
– Что это?
Лист бумаги испещряли формулы, непонятные схемы.
– Доказательства моей гипотезы о происхождении вселенной, – пояснила дочь, не переставая писать. – Почти закончила.
– Я надеюсь, ты никому этого не показывала? – в голосе Марины зазвенела тревога.
– Конечно, нет, мамочка, – девочка вздохнула, бросила альбом и ручку на кровать. – Не волнуйся! Я помню, чему ты учила: надо казаться такой же, как все.
Марина притянула дочь к себе, обняла – девочка обрадовалась ее нежности, доверчиво прижалась теплой щечкой к щеке матери, прошептала:
– Мам, я тебя люблю.
– А я – тебя.
Леонид ШИФМАН
КОВЧЕГ ЗАВЕТА
Не сделав ни одного лишнего движения, я втиснул свой «форд» между новенькой серебристой «тойотой» гинеколога из квартиры под нами и видавшим виды «ситроеном» соседа по лестничной площадке. Полюбовавшись виртуозно проделанной работой, я включил сигнализацию и направился к дому. Мне оставалось преодолеть пару шагов до подъезда, но тут у меня на шее повисла какая-то девушка. Когда такое случилось со мной последний раз? Пьянящая волна «Шанель №19» захлестнула меня. Только проблем с Сарит мне сегодня не доставало! В сумерках я не успел разглядеть лицо девушки и мягко, но настойчиво, попытался отлепить ее от себя.
– Да это же я, Тали, – заявила девушка, и я узнал ее звонкий голос. – Привет, Дов! Как здорово, что я тебя встретила!
– Привет, Талька! – Мы расцеловались. Талька, моя школьная подружка, не менялась, сохраняя за нас всех волшебные ароматы нашей юности.
– Представляешь, неделю назад встретила Шмулика Бар-Она. Помнишь его? Я засмотрелась на его «понтиак» и долбанула его в зад.
– Шмулика?
– Ну да. У меня вмятина, а с него чуть краска сошла.
– Со Шмулика?
– Ну да. Он вылез из машины злой-презлой и наверняка убил бы меня, но вовремя узнал, – тараторила Тали. – Представляешь, он работает шофером в американском посольстве! А я сегодня машину в гараж поставила, пешком с работы возвращаюсь. Ой, меня же дома муж ждет. – Она порылась в сумочке и протянула мне помятую визитку. И зачем-то добавила, будто это было столь важно: – Я теперь Геллер.
Я повертел карточку и сунул ее в карман. «Будет, что предъявить Сарит!» – решил я.
Тали чмокнула меня в щеку и исчезла столь же стремительно, сколь и появилась. Я же стоял, словно китайский болванчик, разучившийся кланяться. Нет, дело тут совсем не в балаболке Тальке, а в нашем бывшем однокласснике Шмулике Бар-Оне, носившем кличку Барон вовсе не в честь своей фамилии, по крайней мере, не только, а в честь барона Мюнхгаузена. Последний раз я виделся с ним месяца три назад.
Я возвращался с резервистских сборов. Приближался полдень, и по «четверке» все более-менее двигалось. На перекрестке Мураша я поймал красный свет и остановился справа от шикарного «понтиака» – глаз отвести было невозможно. Но пришлось, потому что его боковое стекло опустилось, и я разглядел сияющую физиономию Шмулика, выкрикивающего мое имя. Но тут светофор переключился на желтый, и Шмулик крикнул: «Двигай за мной» и растворился в чреве своего красавца «понтиака».
Он съехал с «четверки» на перекрестке Гея, но не свернул в Бней-Брак, а миновав Жаботинского, проехал еще метров пятьдесят и остановился возле автобусной остановки. Как ни странно, место оказалось удачным. На остановке никого не было, лишь какая-то девушка безуспешно ловила попутку.
Я извлек из бардачка чистые стаканы и прихватил бутылку музыкальной колы. У Шмулика весьма кстати нашлась почти нетронутая коробка пиццы, и мы по израильскому обычаю расположились прямо на зеленом газоне, прилегающем к тротуару. Несмотря на декабрь, солнце жарило немилосердно, и я снял гимнастерку, оставшись в футболке. Мой друг, сбросивший пиджак в машине, лишь немного ослабил галстук.
– Когда ты успел выучиться на преуспевающего адвоката? – начал я допрос.
– Похож? – Шмулик расхохотался. Его круглая румяная физиономия хорошо смотрелась на фоне моей четырехдневной небритости.
– Как тебе сказать…
– Нет, брат, у меня другой источник богатства, честнее… – Пришла моя очередь хохотать.
Отсмеявшись, я спросил:
– Может, поделишься?
– Богатством? – хмыкнул Шмулик.
– Нет, источником.
– Без проблем. Слушай.
Я не ел со вчерашнего дня, и предложение Шмулика начать первым пришлось мне по душе. Я помнил, что он не умеет рассказывать кратко, так что мне удастся без спешки умять половину пиццы с грибами и оливками. Глотая слюнки, я надорвал пакетик со специями…
– После дембеля мы с Гилем решили проветриться в Южной Америке. Гиль очень хотел побывать в своей родной Аргентине, а я мечтал о Чили. После долгих споров мы остановились на компромиссе – начнем с Чили, а затем переберемся в Аргентину. Но наше совместное путешествие закончилось очень быстро: мы успели лишь пару раз выбраться в горы, когда Гиль повстречал Синтию, навооброжав в ней девушку своей мечты, тьфу. Так или иначе, я почувствовал себя лишним и, сославшись на неотложные дела в Патагонии, оставил его на растерзание этой жгучей красотке. Ты слышал что-нибудь о Патагонии?
Набитый рот не позволял мне дать развернутый ответ, и я просто кивнул. Меня ничуть не удивило, что Барон забрался в такую таракань. С его-то авантюризмом и не добраться до Огненной Земли? Если, конечно, в его рассказе есть хоть доля правды…
– Не стану утомлять тебя рассказом, как я добрался до Консепсьона, перевалил через Анды и оказался в аргентинской части Патагонии. Как-то вечером я поставил палатку на берегу озера, а утром не мог пошевелить ни рукой, ни ногой – так плотно меня запеленали. Вокруг суетились какие-то люди, с виду индейцы, рылись в моем рюкзаке, примеряли мои шмотки и весело гоготали. Между собой они переговаривались на птичьем языке, больше похожем на писк. Даже больше, чем вьетнамский. Среди них я выделил одного парня, смахивавшего на европейца, и почти не ошибся.
– Hi, – сказал я. Индейцы оставили свои занятия и напряженно уставились на меня, а «европеец» подошел ко мне.
– Кто ты? – спросил он по-английски.
– Меня зовут Самуэль, и я просто путешествую. Я не знаю, где нахожусь: мой GPS упал в расщелину при переходе через Анды.
– Рафаэль, – представился он. – Я уже двенадцать лет живу в племени.
Он обернулся к индейцам и пропищал им что-то успокаивающее. Они закивали головами и распаковали меня. Уже потом, когда мы подружились с Рафаэлем, он объяснил, что племя опасается зависти других народов, что их обнаружат и сгонят с привычного места, где всегда так тепло и сытно. Легенды времен Конкисты. Действительно, здесь рай – озеро кишит рыбой, а в лесу полно ягод и плодов. Неожиданно выяснилось, что Рафаэль родился в Израиле. Когда ему было девять, родители перебрались в Калифорнию. Отец сделал деньги на какой-то стартаповской фирме. Не знал, как их потратить, но помогать сыну категорически отказался: он должен сам найти свою дорогу. «Только через мой труп», – говорил он сыну, намекая на возможность получения наследства. Как и я, Рафаэль заблудился и оказался в племени. Ему здесь понравилось, и он решил дожидаться наследства среди индейцев. Вождь выделил ему свою племянницу в качестве жены, породнив Рафаэля с собой.
– А как называется это племя? – полюбопытствовал я, влив в себя стакан колы.
– Никак. Они называют себя просто люди.
– Племя простолюдинов, – пошутил я.
– Если тебе угодно.
Шмулик откусил от последнего треугольника пиццы, прожевал, запил колой и продолжил рассказ:
– Рафаэль помнил иврит и с удовольствием разговаривал со мной на нем. Он предлагал замолвить слово перед Элом, так звали вождя, чтобы он выделил и мне племянницу – спасибо многодетной сестре Эла. Но, ты знаешь, мои родители бедны и им нечего мне оставить, кроме задрипанной квартирки в южном Тель-Авиве. Так что пережидать в этом раю мне было нечего, но я решил пока не раскрывать карт. Так я женился в первый раз.
– Поздравляю! – не удержался я. Шмулик хмыкнул. – Надеюсь, не в последний!
– Спасибо, брат, – сказал он и еще больше ослабил узел серого галстука с рассыпанными по нему поблескивающими зелеными ромбами. – Слушай дальше. Так прошло несколько месяцев. А потом у них был праздник – что-то вроде посвящения мальчиков в мужчины.
– Бар-мицва, – вставил я.
– Что-то вроде. Помнишь, мы играли в футбол с командой Раананы на их поле? А на обратном пути на улице Керен Айасод обнаружили скульптуру золотого тельца, и ты, как сейчас помню, предложил ее разбить? Как они вообще додумались выставить такое?
– Говорят, ее уже нет там, но я не проверял.
– Так вот, Эл приволок откуда-то точь-в-точь такого же тельца и установил на берегу озера. Оказалось, что они поклоняются этому идолу.
– Я уже догадался, откуда твое богатство!
– Тебя, как всегда, подводит спешка. Я понимаю ход твоих мыслей… Но то, с какой легкостью тщедушный Эл тащил тельца, не оставляло никакой надежды, но… идеи носятся в воздухе! В этот момент у меня созрел план, и я поделился им с Рафаэлем: ведь, не зная птичьего языка, я не мог обойтись без своего нового друга. Отбросив ложную скромность, скажу, что проделанное мною можно считать моим вкладом в науку. По сути, я поставил научный эксперимент, увенчавшийся полным успехом.
– А, так ты схлопотал Нобелевку?
– Я не размениваюсь на мелочи. Эти простолюдины конфисковали все мое имущество, за ненадобностью оставив мне лишь карманный томик Торы.
– И именно он является источником твоего богатства?
– Представь себе, да!
– Я всегда преклонялся перед твоим искусством делать деньги из ничего!