Иерусалим
Ложится спать Иерусалим,
не запирая на ночь двери.
Край редких и волшебных зим,
непредсказуемых метелей.
Очаг негаснущих страстей,
он низко пал и был возвышен,
Земля смеющихся детей
и привозных неспелых вишен.
Места Голгоф и вечных стен,
Надежд, идей и откровений.
И чтоб он делал без Елен,
Без храмов и всенощных бдений...
Как его таинство корит,
Его величье возвышает.
Вне прокураторских обид
Почил во сне Ерушалаим.
июль, 1991
Галлилейский вечер
Мне очень хочется волшебный этот свод,
назвать своим без тени беспокойства
и не считать умеренным геройством
простое путешествие в Ашдод.
Прийти в Иерусалим – к себе домой,
не на два дня, в туристском онеменье,
и не болеть виной и сожаленьем
тем выбором, что сделан не тобой.
И в проклятой Кейсарии стихи
читать любимой женщине со сцены.
Порой проклятье города – бесценно...
Сны здесь почивших – призрачно легки.
Мне очень хочется вернуться насовсем,
а не на считанные дни американцем,
и вне россий, голландий или франций,
остаться и задуматься над всем...
июль, 1991
Верхняя Галилея, Израиль
Пока Америка спала
Пока Америка спала,
еще не ведая открытия угара...
Здесь, в Галилее, мысль уже жила,
благословенна светом и нектаром.
Здесь, в глинобитных маленьких домах,
перебивая и не слушая друг друга,
пророки отдавали на словах
все истины тревожного досуга
краеугольным камнем бытия
кроились здесь моральные устои,
и в терпком горном воздухе витал
целебный дух оливковых настоев.
Вершились судьбы всех, родящихся потом,
И не было еще давящей догмы.
Здесь, скромный ужин свой напутствуя вином,
Мессия все услышал и запомнил.
И опускались сумерки, не мгла,
в своих прaвах после полуденного жара...
Америка тогда еще спала,
Не ведая открытия угара.
июль, 1991
Верхняя Галилея
«В ДРУГУЮ СТОРОНУ ОТ МОСТА...»
В другую сторону от моста,
глаза закрой, сосчитай до ста,
а может и вовсе забудь про счет,
размеренным шагом, как звездочет
мимо означенной пустоты,
в которой знакомые канут черты.
С Масады ли все это началось,
и сколько веков прошагали врозь?
В Лодзи подставленное плечо,
забылось и будто бы ни о чем,
с тех самых времен стечение строк,
Город. Печерск. – Вам нравится Блок?
– Мне более пом сердцу Гумилев,
и, знаете, вовсе не Киев, – Львов.
На венском вокзале – выбор прост:
– У нас на всех один Холокост...
В другую стороны от стены,
на столько в другую, что даже сны,
совсем не про общий контур страны.
Внегранный языковой барьер,
дети, которых не ставят в пример,
уже ни матери, ни отцы,
и камень в стене не взять в образцы.
Так, стало быть, поднимай воротник,
молчи, не смей – прикуси язык,
давно Ариадна утратила нить,
ей стало не нужно учиться шить...
В другую сторону от окна,
из под горизонта – идет волна...
Сомненья извечно ведут в тупик,
любовь чревата срывом на крик,
эхо которое столько лет,
словно признание, или обет.
Закономерен выбор сторон,
порою – невосполнимый урон.
И если в начале, слово – как есть,
суть лапидарна – оказана честь,
оставить свой ненавязчивый след,
на этом плато, не лишенном бед,
как выпало – кто и на что горазд
в другую сторону – всякий раз,
но круг не замкнут, всему вопреки,
и снова берег этой реки...
В другую сторону от моста..
29 декабря, 2015
О НЕВОЗМОЖНОСТИ ВЫБОРАНесколько слов по прочтении стихотворения Гари Лайта «В другую сторону от моста»
***
В другую сторону от моста,
глаза закрой, сосчитай до ста,
а может, и вовсе забудь про счет,
размеренным шагом, как звездочет
мимо означенной пустоты,
в которой знакомые канут черты...
Так начинается это стихотворение Гари Лайта, и заданный поэтом чуть торопливый ритм немедленно создает ощущение внутреннего дискомфорта – поначалу легкого. Легкий дискомфорт, будто что-то слегка царапает кожу.
На самом-то деле, дискомфорт не случаен, и к концу стихотворения он не уходит, а, напротив, усиливается.
…На венском вокзале – выбор прост:
– У нас на всех один Холокост...
И – стоп! Так вот откуда дискомфорт. От того, что необходимо выбирать, необходимо сделать выбор.
Это стихотворение – о выборе. О том, что каждому из нас постоянно приходится делать выбор. Мы ведь даже не замечаем того, что и сколько раз в течение одно дня (да что там дня – часа!) нам приходится выбирать. От пустяков (выпить чаю или кофе?), от житейских мелочей (надеть нынче джинсы или шорты, платье или брюки, шубу или куртку?) – и до, казалось бы, более серьезных вещей (куда пойти работать, куда учиться?).
Нет человека, который бы хоть раз в жизни, после какого-то выбора, не задумался – «А что, если бы я свернул не налево, а направо? Вдруг вся жизнь пошла бы иначе?» Вот, скажем, подошли к стене – ее можно обойти справа и слева, мы не знаем, что за ней.
…В другую сторону от стены,
на столько в другую, что даже сны,
совсем не про общий контур страны…
Мы ли, на самом деле выбираем, как поступить и куда пойти – или нечто вне нас диктует?
Закономерен выбор сторон,
порою – невосполнимый урон…
…Оставить свой ненавязчивый след,
на этом плато, не лишенном бед…
Есть замечательная теория, созданная физиком Эвереттом. Суть ее заключается в том, что ни одна возможность не исчезает. Иными словами: в тот самый момент, когда ты выбираешь утром кофе, рождается вселенная, в которой ты выбираешь чай. И та, в которой ты вообще ничего не пил. И даже та, где ты – увы! – не проснулся утром… Мне кажется, что постоянная, неосознанная догадка о существовании «где-то там» еще одного мира, отличающегося от нашего осуществлением другого выбора, догадка о том, что вселенных множество – именно такая смутная догадка является источником сплина, присущего Поэзии.
Я читал немало литературных произведений, основанных на таком вот фантастическом «эвереттовском» устройстве мира. Прозаические произведения, обычно научно-фантастические.
Но вот стихотворение, которое я только что попытался понять и проанализировать (не очень удачно, наверное), первая известная мне попытка выразить ощущение от «Мультиверсума», от бесконечной тоски о бесконечных нереализованных здесь, но реализованных где-то возможностях, – попытка выразить это ощущение с помощью поэтических образов.
На мой взгляд, очень удачная попытка. Почувствовать, каково это, стоя на этом берегу реки думать о другой стороне моста.
Даниэль Клугер
Кубок Мира по русской поэзии – 2016
ВАДИМ ЗАВАРУХИН
Посвящение Саше Черному
Под утро с ночи на субботу
изрядно выпало белил.
По свежевыпавшему кто-то
четвероногий наследил.
Густые снежные туманы –
примета длящегося сна.
И я, ленивый, кашеманный,
стоял у белого окна,
глядел на снег, тяжел и липок,
на крыши с небом без границ,
на урны в шапках взбитых сливок
под шоколадной крошкой птиц.
Вдруг, оживив стоп-кадр недолгий,
донесся пес из-за угла,
и птицы, брызнув как осколки
плашмя упавшего стекла,
взлетели к веткам с проводами.
И наконец – проснись, поэт! –
вдали возник какой-то дамы
недостающий силуэт.
За поводком своей собаки
она шагала не спеша,
как на мелованной бумаге
небрежный штрих карандаша.
Я шею вытянул и спину,
стал недвусмысленно упруг,
и верных слов сырую глину
размял и выложил на круг
идей, преданий и видений.
И убеждение пришло,
что наконец меня заденет
большое конское крыло.
Но хвост не сложенной эклоги
мелькнул прощально на углу.
Увел ее четвероногий
куда-то в сливочную мглу.
Исчезли зыбкие детали,
остановилась голова
на полпути, и снова стали
обыкновенными слова.
И да – моя собачья поза
вдруг стала выглядеть смешно.
Я будто вышел из наркоза.
Как будто кончилось кино.
Вернулась тихая суббота,
и мысль пришла исподтишка
о том, что, в сущности, свобода
есть бесконечность поводка.
АЛЕКСАНДР КРУПИНИН
Ты прости, Мухаббат
Ты прости, Мухаббат. Ты ведь сможешь. Прости.
Мы идем очень долго. На нашем пути
Раскаленный асфальт и песок светло-желтый и рыжий.