- Не знаю...
- Вот, пусть он сначала попробует... И если у него получится, то и я сменяю на прямолезвенный...
Кряхтя и охая, Греймс залез на трактор, завел его и покатил со двора. Дарри посмотрел ему вслед, громко пукнул и, чтобы ритуально "очистится от скверны", хлопнул себя по лбу ладонью.
- Да поможет тебе Князь Света!.. - сказал он. И добавил: - Если он есть...
Свет медленно вставал над горизонтом - звезда становилась все ярче, из бурой превращаясь в ослепительно алую. На Западном полушарии Зеленой начался новый день...
Шли годы...
Жизнь на планете становилась лучше с каждым днем. Люди, продолжая верить в Князя Света - спасителя со звезды - сами строили свой быт, свою культуру, поднимали науку, создавали новые технологии. Вот уже и Дарри открыл свой Эликсир - и теперь жители Зеленой перестали стареть, болеть и умирать. Высокий уровень жизни и культуры, как-то, сам собой, свел на нет желание людей иметь много детей. Теперь уже 90% семей вообще не заводило потомства, благо современные средства контрацепции были безопасны и доступны всем. Благодаря этому рост населения на планете почти прекратился, достигнув 10 миллиардов человек. Планета была велика и вполне справлялась с такой нагрузкой - ресурсов хватило бы на много больше народу. Теперь повсюду трудились роботы, вся жизнь зеленцев была компьютеризирована. Стихийные бедствия тоже прекратились - умные космические спутники управляли погодой на планете, орошая пустыни и высушивая болота, гася ураганы и песчаные бури. Греймс уж давно не работал в поле - за него это делал автоматический комбайн. Старик все время проводил за мольбертом - прожив 158 лет, он вдруг обнаружил в себе талант художника. Да и стариком его теперь трудно было назвать: густая шевелюра черных волос, без седины и лысины, ясный взгляд, чистая, здоровая кожа, прямая осанка, крепкие мускулы - никто бы ему не дал его возраста. А ведь еще каких-то триста лет тому назад средняя продолжительность жизни на Зеленой была меньше сорока лет!
- Доброе утро, дед! - в сенях стоял Дарри и весь, аж, сиял от счастья!
- А, привет, внучок! Ну, какие новости на этот раз? - Греймс отошел от мольберта, чтобы издалека посмотреть на почти законченную картину.
- Прибыл Князь Света!!
- Что-ооо?!
- Ты "ящик" смотришь, вообще, когда-нибудь?..
- Давно уже не смотрю...
- Включи скорее! С Главного Космодрома идет прямая трансляция!
- Хех... Чудеса какие-то... - пробормотал старик и пошел включать телевизор.
Загорелся стереоэкран, и на нем появилось объемное изображение: перед громадой инопланетного космического корабля стояло странное существо, очень похожее на человека, но с оранжевой кожей и шестью конечностями - четырьмя нижними и двумя верхними. Вокруг него толпились репортеры с видеокамерами, а напротив - стоял Президент Зеленой и "толкал речь":
- Мы ждали этого события многие сотни лет! И вот, оно свершилось! Князь Света пришел! Мы дождались его! Спаситель среди нас! Поприветствуем же нашего Творца!
Раздались аплодисменты и возгласы ликования.
Тут инопланетянин заговорил. Вернее, он запел! Его речь была довольно музыкальна и походила на песню, совершенно непонятную, но очень красивую. Вскоре, внизу экрана телевизора пошли титры компьютерного перевода:
- Приветствую жителей это замечательной планеты! Я прилетел к вам издалека - из системы Голубой Звезды - чтобы протянуть вам руку дружбы! Мы давно уже наблюдаем за вашей цивилизацией с помощью микроспутников. Мы долго не решались вступить с вами в контакт, так как вы были еще не готовы для него: у вас шли войны, вы были неразвиты и агрессивны. Но теперь все изменилось! Вы, наконец, преодолели все "болезни роста" и вошли в "Эру Благоденствия". Я знаю, меня тут принимают за Князя Света - Бога с вашей звезды. Смею вас заверить: я - не Князь Света. Меня зовут Оранжевый Глим. И я являюсь дипломатическим представителем своей планеты Дрюм.
Вы ждали чуда в виде Спасителя, но сами построили прекрасное общество, сотворив чудо собственными руками. Этого мы и хотели. Теперь вы стали достойны Контакта! Добро пожаловать в Галактический Союз Разумных Цивилизаций!..
- Что за ерунда?.. - удивился Греймс.
- Ты разве еще не понял? - улыбнулся Дарри.
У него было прекрасное настроение.
Александра Птухина
РЕПЛИКА
- И каков ваш вердикт, мистер Брискет? - сухой седовласый мужчина поправил очки в тонкой позолоченной оправе, словно пытался разглядеть что-то в камере дезинфекции.
Автоматические двери раскрылись, и из камеры вышел человек в защитном костюме. Он неспешно снял перчатки и маску.
- К сожалению, мистер Руссель, картина гибнет. Плесень поразила уже глубокие слои краски, а грибок разрушает холст. Препараты, которые мы применяли ранее, оказались бесполезны. Обработка в газовой камере опасна, так мы можем повредить красочный слой. Словом, прогноз мой неутешителен. Еще несколько лет и полотно будет утрачено безвозвратно.
Мужчина снял очки и потер переносицу.
- Вы можете сделать что-нибудь, мистер Брискет?
- Реплика. К сожалению, репликация - это все, что я могу предложить вам, мистер Руссель.
- К сожалению? - переспросил Руссель и вопросительно поднял глаза.
- К сожалению, - улыбнувшись повторил Брискет, - поскольку по закону, вы обязаны сделать это вне зависимости от своего желания. Мне приходилось уже сталкиваться с теми, кто пытается избежать репликации. Владельцы часто рассчитывают выждать несколько десятилетий, чтобы потом сбыть произведение по более выгодной цене.
- И вы полагаете, что я также захочу провернуть эту аферу? - серые глаза смотрели холодно и строго.
- Прошу прощения, мистер Руссель, если мои слова обидели вас, но ваша картина входит в перечень произведений искусства ХХ века, а все полотна, созданные более двухсот лет назад, автоматически становятся объектами культурного наследия, так что...
- ...Выбора у меня нет, - прервал его Руссель. - Хотя вы отчасти правы. Я против репликации.
- Если вы стеснены в средствах, наше агентство может предоставить вам кредит с пожизненной гарантией владения. Мы делаем репликацию и оставляем вам полотно и саму реплику до момента вашей кончины. После этого полотно и реплика перейдут в распоряжение агентства. А кроме того...
- Сколько вам лет, мистер Брискет? - неожиданно спросил Руссель. - Простите мне подобную вольность, но даже с учетом развития современной медицины и геронтологии, я точно могу сказать, что гожусь вам в отцы, если не в деды.
- Не извиняйтесь, мистер Руссель. Мне тридцать два года. - По лицу мужчины можно было безошибочно прочесть усталую снисходительность. Он был готов к предстоящему назидательному разговору.
- Так вот, мистер Брискет, - старик никак не отреагировал на гримасу. - Вы когда-нибудь обладали чем-то уникальным? Чем-то, чего нет ни у кого и что невозможно повторить?
- Простите, мистер Руссель, но зарплата эксперта не позволяет...
- Я говорю не о картине. И даже не об искусстве. Вы никогда не задумывались о том, почему мы ценим что-либо? Что делает обычную вещь уникальной?
- Признаться не задумывался...
- Мы сами. Именно мы наполняем любой предмет своей индивидуальностью, своими чувствами и мыслями, своим опытом и жизненными ассоциациями. А это воспроизвести невозможно.
Эндрю посмотрел на Русселя.
- Это я понять способен, но мы ведь говорим об искусстве. Как можно лишать других возможности наслаждаться им? Как можно...
- Вы не поняли, мистер Брискет. Для меня, это, прежде всего картина, которую подарила мне миссис Руссель на нашу шестидесятую годовщину свадьбы. Детей у нас не было, так что картина, то немногое, что осталось мне после ее кончины.
- Простите, я не знал...
- Не извиняйтесь. Это случилось больше сорока лет назад... - Старик потер увлажнившиеся глаза. - Она умерла от сердечной недостаточности, а всего через пять лет наши врачи стали проводить успешные трансплантации реплицированных органов... Ей не хватило совсем немного времени...
- Мне очень жаль, мистер Руссель, но я все еще не вижу связи.
Старик словно не слышал его.
- Хотя я думаю, она и тогда отказалась бы от репликации. Знаете, она всегда говорила, что нет ничего прекраснее естественности, того, что создано самой природой. Вот эта марина. Вы знаете, ведь берег, на ней изображенный, теперь изменился до неузнаваемости. На этой картине то, чего уже нет в жизни. Это своего рода воспоминание, реквием...
- Но что может быть прекрасного в смерти? - не удержался от вопроса молодой человек.
- Сама смерть. Она открывает нам глаза, показывает все в истинном свете. Только благодаря ей мы так ценим жизнь.
Старик умолк и долго всматривался в морской пейзаж на старом холсте. Брискет не решился бы потревожить его, но за полупрозрачной дверью лаборатории уже мелькала кудрявая головка секретарши.
- Простите меня, мистер Руссель, но как же насчет реплики картины?
- Ах да... - словно проснулся старик. - Конечно. Реплику я закажу. И средствами я тоже располагаю. Не волнуйтесь, мы сделаем все, как того требует закон. Но у меня будет к вам не совсем обычная просьба.
- Слушаю вас.
- Я оплачу репликацию, передам права вашей компании, но хочу, чтобы после моей смерти картина была уничтожена.
- То есть?
- Сожжена, растворена в кислоте, выжжена лазером, переработана... Не знаю, как сейчас утилизируют органику... Это возможно?
- Это очень необычная просьба, - растерялся эксперт. - Вам надо будет проконсультироваться с нашим юристом...
- Отлично, - старик застегнул старомодный двубортный пиджак. - Назначьте мне встречу с ним. Полагаю, мы все уладим. А теперь, позвольте откланяться, мистер Брискет.
- Ну же, Мими... Ты можешь, еще немного, давай, старушка...
Лохматая собачонка ворчала утробно, но покорно глотала тягучую зеленовато-коричневую жижу. - Да-да, моя хорошая, ругай меня, ругай... Но ты проглотишь эту дрянь сейчас, чтобы проснуться завтра.