Веник встрепенулся. Из середины поднялись гляделки на длинных прутьях и уставились на нас. До сих пор он избегал зрительного контакта. Он явно понимал, какая сила в этих гляделках. Но сейчас мы его испугали.
Гробус до того пробовал с ним разговаривать. Он прикреплял к корнеплоду "фасолины", вроде тех, совсем старого образца, которые вы откопали неизвестно где и пытаетесь через них получать подсказки во время зачетов. Можно подумать, я не знаю, как выглядит ухо курсанта со вставленной в него "фасолиной"!
Мы отключили ток. Гляделки отвернулись. Веник явно понимал, что мы делаем что-то для него важное, но очень боялся.
Гробус приладил "фасолины" к корнеплоду и заговорил.
Я и не подозревал, что он такие слова знает! Матерый разведчик, давным-давно забывший, какие такие бывают нежные чувства, он мурлыкал и ворковал, обращаясь к сердцевине веника. Он говорил с корнеплодом, как с маленьким ребенком. Это нужно было слышать!
А потом он высвободил один из корней и осторожно положил его на переключатель.
Мы в соответствии с указаниями Аюшвили подготовили для веника целый спектакль. Экран уже был установлен перед ним. Правда, мы понятия не имели, как устроено зрение корнеплода; может, он видит мир черно-белым, может, воспринимает тепловые волны, может, реагирует только на объемные движущиеся предметы.
По знаку Гробуса я легонько кольнул током нашего собеседника. Он понял! Он сжал корешком переключатель, и на экране появилась цветная картинка - изображение другого корнеплода на фоне мертвого вулкана.
Дальше нам оставалось только смотреть и умиляться. Веник сам переключал картинки. Он их видел, понимаете? Так умиляются родители, глядя, как дитя осваивает погремушку.
Потом мы запустили другой набор картинок - мой портрет, портрет Гробуса, портрет самого веника, сидящего в горшке. Наконец дело дошло до высшей математики. Мы предложили ему сюжетку для средней группы детского комбината: человечек складывает на полу шарики, чтобы получилось столько же, сколько перед ним на полке.
Но веник спрятал гляделки. Видимо, это означало, что он устал.
Естественно, мы все это записали и переслали запись наверх, оттуда ее отправили к Гансу Аюшвили. Уж не знаю, как он додумался, но распоряжение поступило такое - показывать венику картинки, раскрасив их в полном противоречии с природой. Скажем, небо над Цезарианой лиловое, а у нас пусть будут картинки с голубым, красным и зеленым.
С этой задачей мы справились. И даже с трудом отобрали у веника переключатель. Ему понравилось!
- Значит ли это, что у корнеплода может быть абстрактное мышление? - спросил Гробус.
- Значит ли это, что у него есть чувство юмора? - вопросом ответил я.
Но пока что понятно было одно: мы имеем дело с созданием мыслящим, и оставлять его на произвол судьбы не имеем права. Забрать его на орбитальную тоже не можем - ему там нечем дышать и кормиться. Так что по распоряжению начальства мы стали няньками корнеплода.
А потом, воспользовавшись мигрирующим проколом, к нам примчался Аюшвили.
В челноке места хватало как раз для двоих, могла бы еще поместиться мартышка, а ксенопсихолог был мужчина огромный, так что я временно поднялся наверх. И об экспериментах, которые ставил Аюшвили, имею самое приблизительное понятие.
В конце концов ксенопсихолог сделал такой вывод: у цезарианского корнеплода может быть развито образное мышление, но с таблицей умножения у него будут большие проблемы. Кроме того, некоторые из корнеплодов - эмпаты. Именно наш - единственный сильный эмпат на все те заросли возле вулкана. А прочие веники ополчились на него потому, что он не такой, как они. У них не было слов, чтобы объяснить это, но, когда наш веник отбрасывал каракатицу, они улавливали его настроение. А он не желал губить зверюшку, потому что чувствовал ее предсмертный страх. Такая вот оказалась благородная натура.
- Я буду работать с их образной системой, - сказал Аюшвили.
Естественно, первым его учеником стал наш веник.
Как Аюшвили научил приборы принимать сообщения от корнеплода и передавать ему сообщения, вы можете прочитать в "Вестнике ксенопсихологии", номер и год не помню. Там же опубликованы первые стихи Первого Заговорившего - такое имя сам себе дал наш веник. В поэзии я не разбираюсь, но считаю, что для корнеплода, чей запас слов около тысячи, это просто гениально. Я сказал "слова", но на самом деле это понятия, в которые входит много составляющих.
Пришлось заводить на Цезариане литературную колонию, потому что прочие веники под присмотром ксенопсихологов стали расти и развиваться. Кстати, потом, когда на Цезариану прибыли серые корсары и спрятались в пещерах, корнеплоды в меру своих возможностей поставляли нам информацию.
Да, я переписываюсь с Первым Заговорившим. Есть знаки, которые я освоил. Они летят к нему за невесть сколько парсеков. Профессор Виленский тоже переписывается. В ответ мы получаем стихи - на наш взгляд, довольно странные, но мы же не поэты, мы всего лишь разведчики.
Я даже думаю на старости лет поселиться на Цезариане. Там неплохо. Там у нас поселки под куполами, отопление - от еще уцелевших вулканов, приятное общество. Может, потом ко мне присоединится Гробус - если внуки его отпустят.
И я буду попивать не "звездную прозрачную", а благородные напитки, тихонько при этом беседуя с Первым Заговорившим. Что еще нужно разведчику на пенсии? Хорошее спиртное, не слишком надоедливый собеседник, знающий все его болячки доктор, тишина и покой, наконец-то покой. Знали бы вы, ребятишки, как я мечтаю о пенсии! По возрасту я бы уже мог, но Гробус уговорил меня еще пару лет поработать...
И никогда больше не увижу ни одного курсанта! И никто не будет мне объяснять, что ночью зловредный Токолош забрался в спальный бокс и уничтожил все видеозаписи, необходимые для подготовки к экзамену, а вместо них оставил клок своей черной вонючей шерсти... да, курсант Мганомба, теперь я знаю, что за нечистая сила этот ваш Токолош...
Тихо!
Что это? Тревога?
Тревога.
Курсанты, строиться. Живо!
Я не знаю, что это! Но такая тревога означает - всем к арсеналу.
Это может быть все, что угодно. Но вряд ли метеоритная атака, о ней мы бы знали за трое суток.
Думаю, через четверть минуты будут подробности. А пока ясно одно - база в опасности.
Как - кто?! Как это - кто?!.
Мы пока еще живы, и присягу нам никто не отменял!
Профессор Виленский... Гробус! Гробус поведет второй курс. Я поведу вас. А вы что, думали, что теперь-то от меня отвязались? Что я залезу в убежище и буду сидеть там под койкой? С тетушками из кухонного блока? Ну, спасибо, обрадовали!
Так. Животы втянули, плечи расправили. Ну, вроде вы немного похожи на разведчиков. На первый-второй рассчитайсь. Первые бегут за скафандрами, берут себе и товарищу. За старшего - курсант Норихиро. Да не тренировочные. Модель "Доспех-шесть", ясно? Не забудьте баллоны! Проверьте наличие дыхательной смеси. Вторые - со мной к арсеналу.
Через пять минут встречаемся у медицинского комплекса. Там заберем аптечки.
Свое имущество оставляете здесь! Здесь, я сказал!
Первые - на выход!
Вторые - за мной!
Станислав Янчишин
НЕ БОЙСЯ!
Никто их не ждал. Но они пришли! Пришли внезапно. Пришли ниоткуда. Жестокие, могучие, неуязвимые демоны. Они брали у людей все, а непокорных, усомнившихся в их силе, убивали. Демоны разили огнем, дымом и громом, и казалось, нет силы, что сможет их остановить.
Внешне демоны напоминали людей, но тела их покрывала странная одежда, кожа была подобна камню - ее не брали ни копье, ни стрела. Прислуживали им младшие демоны, различные по своему подобию. Одни носили старших по небу, другие - по суше, наполняя округу смрадом и грохотом. Были у них звери, рывшие землю или способные в один миг сломать самое толстое дерево. Чудовищам подчинялись невиданные силы, взметавшие к облакам огромные скалы.
Сперва люди старались задобрить непонятных пришельцев, принося им в дар лучшее мясо и рыбу, шкуры и меха. Но демоны, почуяв добычу, становились все более жадными, требовали больше, больше, больше... Поначалу они призвали много сильных мужчин и дали им тяжелую бессмысленную работу. Люди изнемогали, валя лес, перетаскивая камни, копая ямы. Несогласных избивали, а вскоре стали убивать, тех же, кто перед ними заискивал, угощали диковинными кушаньями и дурманящей водой.
Вскоре демонам захотелось самых красивых девушек и жен. Такого в роду Сайгака еще не бывало. Покориться означало бы не только опозорить себя, но и нарушить все людские законы, подвергнуть человечество опасности появления невиданных чудовищных ублюдков. Все родовые обычаи издавна запрещали людям скрещиваться с не людьми.
Вожди Сайгаков отказали, и демоны, рассвирепев, пришли в поселок, разорили его, убивая всех, кто попадался под руку. Род Сайгака погиб, лишь немногие уцелевшие донесли грозную весть до слуха соседей. Возроптали окрестные роды, но слишком уж далекой казалась беда. Каждому шептал его второй голос: "Может, Сайгаки сами виноваты - чем-то оскорбили могучих демонов, успокойся, это же не твою жену или сестру взяли демоны на забаву, не твоих родичей убили..."
Но беда пришла и к тем, кто так думал.
"Только бы не нашли, только бы не поняли! Нет, не должны... Куда бежать, сколько бежать? Кто же мог подумать? Куда они пойдут теперь? О-о-о! Что же мне теперь делать-то?! Ну, что, что, что, что, что..."
Теперь демоны явились к вождям Бобров и угостили тех сладкой водой, что дурманила разум, принесли удивительные подарки. Через неделю род Бобра превратился в рабов. Мужчины умирали от непосильного труда и от колдовства, навеянного демонами. Те, кто работал в большом доме, где крепчайший камень от нестерпимого жара становился мягким, заболевали странной болезнью. У них выпадали волосы, тело покрывалось язвами. Упиравшихся гнали на работу силой. Вскоре у мужчин уже не было ни сил, ни желания беспокоиться о судьбе своих жен и детей. Редкие беглецы рассказывали ужасные вещи о том, как чудовища расправляются с непокорными: жгут огнем, что нельзя погасить водой, бьют молниями, опаивают соком, от которого человек становится тупым и покорным...