Он резко обернулся. Ни одного смертного существа, только пустынная дорога, уходящая вдаль да вереск под необъятным небом.
Маддокс припустил к церквушке так, словно за ним гнались.
Тем вечером отец Ветье, набравшись духу, вызвал его на откровенный разговор.
- Месье, - несколько застенчиво начал он. - не желаю лезть не в свое дело, само собой разумеется, но я пообещал месье Фостеру, моему доброму другу, о вас позаботиться. Понимаю, вы не католик, но... не могли бы вы надеть вот это?
Он снял с шеи тонкую серебряную цепочку с маленьким, почерневшим от времени образком и протянул своему гостю.
- Благодарю, отче, - просто сказал Маддокс и надел подарок.
- Да! Так-то лучше! - удовлетворенно проговорил кюре. - А теперь, месье, не сочтите за грубость... вы не могли бы перебраться в другую комнату? У меня есть еще одна, не такая хорошая, если честно, зато с видом на церковь. Возможно, так вам будет проще обрести мир. Вы переселитесь?
- С огромным удовольствием, - пылко отозвался Маддокс. - Вы очень добры, отче.
Кюре хлопнул в ладоши.
- Просто вы, месье, мне очень приятны, - простодушно признался он. - И... не такой уж я дурак. Мы в Бретани видим много такого, на что не смотрим, и слышим много такого, что не слушаем.
- Отче, - нерешительно начал Маддокс. - Хочу кое-что у вас спросить. Когда я начал читать тот пергамент... помните?
Кюре, поморщившись, кивнул.
- Вы сказали, что это заклинание... - продолжал Маддокс, - что им призывают celui-l?. Вы имели в виду... Дьявола?
- Нет, сын мой. Я... я не знаю. У нас в Керуаке для этого нет имени. Мы говорим просто celui-l?. Пожалуйста, не нужно о нем больше. Не к добру такие разговоры.
- Догадываюсь, - вздохнул Маддокс, и оба замолкли.
Той ночью Маддоксу спалось, определенно, лучше. Поутру он сказал себе, что этому может быть не одно объяснение. Например, более удобная постель - впрочем, он знал, что дело не в ней. Или же крайняя усталость накануне. А может, подарки малыша-кюре, пусть и не имевшие настоящей защитной силы, каким-то образом помогли обрести ощущение безопасности. Это ощущение еще больше усилилось, когда священник объявил:
- Завтра, месье, прибудет еще один гость. Месье Фостер оказал мне честь, согласившись приехать.
- Фостер? Да ну? Отличная новость! - воскликнул Маддокс.
Он чувствовал, что доктор стоит на стороне науки, цивилизованности, трезвомыслия и остальных успокаивающих прелестей жизни, которых так недоставало в уединенной глуши вроде Керуака.
Фостер действительно приехал на следующий день, невозмутимый, несносный и бесконечно успокаивающий, каким Маддокс надеялся его увидеть - и в то же время опасался не увидеть. Вначале Фостер, словно не заметил состояние приятеля, но на следующий день принялся читать наставления.
- Ума не приложу, Маддокс, и как ты рассчитываешь укрепить здоровье? Помимо прочего, ты приехал сюда дышать свежим воздухом. Я тебе что советовал? Умеренные физические усилия, а ты киснешь в этой тесной хибаре.
Излишне говорить, что отец Ветье при разговоре не присутствовал.
- Ну вот что с этой деревушкой не так, а? - вздохнул Фостер. - Казалось бы, лучших мест для пеших прогулок и желать нельзя.
Маддокс слегка покраснел.
- Гулять в одиночку скучновато, знаешь ли. - уклончиво ответил он, прекрасно сознавая, что "скука" не верное слово.
- Пожалуй... Что ж, теперь, поскольку я здесь, у тебя появится компания. Днем могли бы прогуляться. Кюре собирается на какое-то церковное сборище.
Маддокс обеспокоенно спросил себя, как много известно Фостеру. Приехал ли он случайно или с чьей-то подачи? Может, отец Ветье беспокоился за своего первого гостя и послал за помощью? Если так, то что именно сказал?
Маддокс решил, что вскоре это из Фостера выудит.
Гуляя вдоль кромки воды, они забрались туда, где Маддокс еще не бывал. Последнее время он избегал побережья, а когда только приехал в Керуак не пожелал так удаляться от дома. И все же, хоть Маддокс и знал, что видит это место впервые, оно казалось знакомым. Вроде бы обычное дело, но ощущение было настолько живым, что Маддок не выдержал и заговорил о нем со спутником.
- Вздор! - оборвал его Фостер. - Ты впервые в Бретани и сам сказал, что еще не забредал так далеко. Места здесь не такие уж необычные, знаешь ли. Похожие можно найти, где угодно.
- Знаю, - кивнул Маддокс, но объяснение его не удовлетворило.
Остаток прогулки он был плохим собеседник, а на пути домой и вовсе сделался тих. Как бы Фостер ни пытался расшевелить его шутками, все впустую. В конце концов доктор махнул на Маддокса рукой.
К домику священника оба подошли молча.
Следующий день они провели в четырех стенах. Сумрачное небо грозило пролиться дождем, но тот час за часом откладываться. Оба англичанина опасались идти на прогулку в такую погоду. А отца Ветье уже во второй раз срочно вызвали к больному прихожанину в Кап Морель, и после второго завтрака кюре завернулся в забавное брезентовое одеяние и отбыл, предупредив, что, возможно, воспользуется близостью Пренефа и нанесет несколько визитов. Вернуться он обещал к ночи.
- Если у месье возникнет желание, - довольно застенчиво обратился он к Маддоксу перед уходом, - месье Фостеру, возможно, будет интересно посмотреть на изменения, которые я предлагаю сделать в церкви. У месье Фостера есть вкус. Вдруг его развлечет...
Он так явственно жаждал показать свои украшательства и вместе с тем побаивался показаться тщеславным, что Маддокс не удержался от улыбки.
- Уверен, мистеру Фостеру захочется взглянуть, - мягко сказал он.
Между тем Маддокс не испытывал ни малейшего желания приближаться к полуразрушенной стене с частично открытой росписью, хоть и не смог бы привести ни единой причины почему. Он понимал, что это чувство нелепо. Более того, он ведь уже проработал там ни один час, а потом испугался собачьего воя. Вот и все. При более пристальном рассмотрении наверняка выяснится, что та фреска - обычная неумела мазня и лишь из-за расшатанных нервов вкупе с неземным светом сумерек и треклятой собакой выросла в нечто гадкое и зловещее. Достаточно набраться храбрости и взглянуть на ту роспись снова, и он попросту посмеется над собой и своими страхами. Однако в глубине души Маддокс знал, что ни за что на свете не пойдет к фреске один. В итоге он все же предложил посетить то место, но лишь из бравады, смешанной с чем-то вроде надежды на то, что друг своим здравомыслием поможет победить страхи.
Рассказ о рисунках на стене не вызвал в Фостере особого интереса. Он вышел из дома первым и двинулся в неухоженный церковный дворик, а Маддокс, задержавшись, с долей неохоты сходил за шкатулкой с пергаментом, чтобы приятель мог самолично сравнить оба текста. Нагнав его уже на месте, Маддокс с превеликим трудом приблизился к стене, над которой недавно работал. Пришлось буквально принуждать себя передвигать ноги.
Рисунок несколько отличался от того, который сохранила память. Поблекшие фигуры были едва различимы. Более того, Маддокс не удивился бы, если бы посторонний глаз вообще не распознал в них фигуры. Нахлынуло до нелепости сильное облегчение. С души словно сняли невыносимо тяжелый груз. После того как первоначальный страх развеялся, Маддокс наклонился, чтобы лучше рассмотреть картину. Та оказалась почти такой же, как в воспоминании: гора камней с едва читаемой надписью, кучка спутанных водорослей или тряпок перед нею, длинная полоса берега и... о! надо же!
- Фостер! Иди-ка взгляни, - позвал Маддокс.
- На что? - приблизившись, спросил доктор.
- Взгляни... на эту фреску или как ее там. Помнишь, я вчера сказал, что то место показалось мне знакомым? Вот где я его видел.
- Ммм... возможно. Впрочем, и на эту часть пляжа очень похоже. Не понимаю, что тебя так взволновало.
- Опять ты за свое! - сердито воскликнул Маддокс. - Все вы, доктора, одним миром мазаны: "Сохраняй спокойствие... Не взвинчивай себя... Волноваться не о чем"!..
Его голос прервался от ярости.
- Милый мой Маддокс! - воскликнул Фостер, потрясенный выпадом своего обычно молчаливого друга. - Я жутко извиняюсь. В мои намерения вовсе не входило обидеть. Просто я подумал... - Он замолк, а затем, решившись, рискнул вновь накликать на себя гнев. - Что на тебя только что нашло? Скажи, Маддокс, будь лапочкой. Что с тобой?
Он выжидательно замолк, но Маддокс уже растерял весь запал. Он не мог объяснить. Знал, что серьезный, невозмутимый друг никогда не поймет, не сможет понять, что страхи Маддокса отнюдь не игра воображения. Не хватало еще, чтобы он принялся утешать, а сам думал "истерик"... И все же поделиться было бы таким облегчением...
- Я тебе кое-что покажу, - сказал он наконец и достал из кармана шкатулку. - Что скажешь насчет вот этого пергамента?
Фостер вышел из тени, отбрасываемой стеной, и бледный, водянистый свет, что пробивался сквозь облака, упал на пергамент. Несколько успокоенный серьезным видом, с которым его принял приятель, Маддокс вновь повернулся к фреске. Все-таки было очень странно, что фигуры, которые выглядели так четко и настолько врезались в память, стали до того смутными, что их реальность вызывала сомнения. Теперь они были даже бледнее, чем несколько минут назад. И та куча под холмиком... что она собой представляла? Маддокс задумался, а не фигура ли она тоже... например, утопленник? Он склонился ниже и вдруг почувствовал, как нечто, почти прижимаясь, заглянуло ему через плечо.
- Странный, не так ли? - продолжал Маддокс. - А как тебе вон тот скрюченный бедолага у груды камней?
Не дождавшись ответа, Маддокс обернулся. И тут же вскочил на ноги с придушенным криком, умершим в горле, так толком и не родившись. Рядом стоял не его друг, а та фигура в капюшоне.
Что до Фостера, он счел пергамент столь интересным, что ему не терпелось рассмотреть его при лучшем свете. Мгновение он вглядывался, напрягая глаза, а затем решил сходить в дом священника. Со старомодной масляной лампой пришлось повозиться, но потом документ полностью вознаградил его за беспокойство. Погрузившись в чтение, Фостер не сразу заметил, что почти стемнело, а Маддокса до сих пор нет. Нахлынула несоразмерно сильная тревога, и доктор поспешил в заросший церковный дворик.