й подход связывают с так называемыми галахическими суждениями. Буквально слово галаха связано с корнем, относящимся к слову "идти", и подразумевает "путеводитель", наставляющий людей на верный жизненный путь. Второй подход называется агадическим (от ивритского корня "говорить"). Онотносится к аллегорическим историям, сказкам, былям или притчам. В целях обучения к агаде прибегают, когда хотят пояснить что-либо при помощи литературных образов или метафор. При этом извлечение морали предоставляется самим слушателям. В период Второго храма оба эти направления развивались параллельно.
К этому хотелось бы сделать небольшую добавку, основанную на моих догадках о том, что помимо рациональной галахи и ассоциативной агады существовало и направление, основанное на воздействии музыки. В прошлых беседах я подробно рассказывала о многовековой истории создания Псалмов. Их особенностью было то, что псалмы не столько читались вслух и осмысливались логично, сколько воспринимались в единении с музыкой и чувствами, пробуждаемыми музыкальными ритмами и напевами (нигуним). К сожалению, после разрушения Второго храма пение и игра левитов были запрещены, и музыка надолго умолкла в служениях иудаизма. Тем не менее в пользу предположения о том, что учение можно было пояснять и с помощью музыки, свидетельствует тот факт, что один из основателей хасидского движения Хабад, Алтер Ребе (1745 - 1812), говорил своим ученикам: "Когда у вас возникают особенно сложные вопросы в Талмуде, я не буду пояснять их словами, а просто исполню вам нигун". То есть наиболее труднодоступныедля ума понятия могут легче и полнее восприниматься сердцем.
Так или иначе, на протяжении долгих веков большинство пояснений Торы записывались лишь случайно и отрывочно.Изменения начали происходить с началом нового года Феникса в 84 - 83 гг. до н. э. и с зарождением Мишны и Талмуда. В тот час Феникса родилсяГилель Вавилонянин (Гилель hа-Закен, ~75 г. до н. э. - 5 г.) - наиболее значительный из законоучителей и мудрецов эпохи Второго Храма, связавший накопившиеся в иудаизме устные предания с Торой. С одной стороны, Гилельвходил вместе с Шамаем в пятую и последнюю "пару" законоучителей, а с другой стороны, он стал первым представителем нового типа мудрецов, так называемых таннаим. Более того, Гилель стал основателем той школы и династии, чьи традиции мы продолжаем и сегодня. Символично, что с именем Гилеля, родившегося в период зарождения новых парадигм, связано одно из самых распространенных преданий иудаизма. Эта история повествует о язычнике, возжелавшем принять иудаизм, но устрашившемся обилия его законов. Он обратился к Гилелю, сказав, что перейдет в иудаизм, если тот сумеет разъяснить смысл своей веры так быстро, что спрашивающий устоит на одной ноге. (Кстати: в те дни, когда не было ручных часов, фраза о возможности устоять на одной ноге означала то, что сегодня мы бы назвали пятью минутами). Ответ Гилеля был мгновенными исчерпывающим: "Что тебе неприятно, того не делай другому -вот сущность Торы, а все остальное есть лишь объяснение к этому". Эти крылатые слова, существующие уже более 2000 лет, метко характеризуют емкость и сжатость информации, передаваемой в час Феникса.
На личном уровне Гилель, сочетавший мудрость с благочестием и простотой, стал образцом для подражания последующих поколений. В нынешний терминах Гилеля назвали бы "новоприбывшим".Он родился в Вавилоне, а в Эрец Исраэль приехал юношей. Хотя по роду занятости он был дровосеком и относился к "простонародью", по времени рождения он принадлежал к поколению с обостренным чувством собственного предназначения. Показательно, чтопричины, приведшие его к признанию окружающими, были тоже связаны с вопросами "времени". Его первая известная галаха (суждение, как нужно поступить согласно законам) возникла на фоне того, что однажды совпали два праздничных события: субботний вечер и начало Пасхи. В силу противоречий между предписанными ритуалами этих разнородных празднеств верховный коэн затруднялся принять решение, как ему поступить. Тогда обратились за советом к Гилелю, и его решение было принято без возражений. В итоге Гилеля признали самым мудрым законодателем и предложили ему стать главой Синедриона.
Согласно Талмуду, начиная с 30 г до н. э., Гилель стал главой Синедриона и основоположником едва ли не самой длинной династии в мире (15 поколений из рода Гилеля управляли Синедрионом!).Под влиянием Гилеля, Синедрион стал не столько судом, как того желали римляне, сколько академией Закона. За весь год Феникса, в период которого Синедрион управлялся династией Гилелей, лишь один раз правление ненадолго перешло к человеку, не бывшему прямым потомком Гилеля. Этим танна был его любимый ученик Йоханан бен Заккай, который после разрушения Иерусалимского храма основал в 70 годуцентр изучения Торы в Явне, но перед своей смертью вернул право правления потомкам Гилеля. Благодаря преемственности традиций в роду Гилелей, даже разрушение храма не нарушило передачи Торы из поколения в поколение, а Синедрионпродолжал действовать вплоть до наступления очередного часа Феникса в 411 году.
С тех пор, как Гилель стал главой Синедриона, его помощником был Шамай - танна, принадлежавший к старшему поколению и последней фазе уходящего года Феникса. Между двумя этими мудрецами часто разгорались споры, когда один из них принимал одно галахическое решение, а второй другое. Тем не менее, несмотря на видимые противоречия, при вдумчивом рассмотрении зачастую можно заметить, что диалектический метод сравнения суждений обоих мудрецов позволял найти точки примирения их взглядов, и что Гилель, традиционно считающийся мягким человеком, принимал порой более суровые решения, чем якобы жесткий Шамай.
В эпоху Гилеля и Шамая их ученики все чаще старались записывать наиболее важные поучения мудрецов. В разных местах множились списки тех или иных галахических суждений, и такие сборники назывались мишнайот (мн. от мишна. Если Тора - это учение, то мишна - это повтор или пояснение). В период, предшествовавший разрушению Второго храма, на территории Эрец Исраэль параллельно сосуществовало множество направлений, выросших из иудаизма. Хотя все они принимали факт получения Торы на горе Синай, их отношение к устному учению могло кардинально различаться. Так называемые прушим (фарисеи) убеждали в том, что Мишна, как и Тора,была дана на горе Синай, чтоделало ее частью священного писанина. С ними не соглашались представители других направлений, убежденных в необходимости менять Мишну, идя в ногу со временем. Одни мудрецы полагали, что Мишну нужно записывать; другие убеждали, что записывать Мишну нельзя. Последние мотивировали запрет тем, что каждому человеку нужно пояснять законы наиболее близкими ему словами и понятиями. Поясняя что-либо, нужно смотреть конкретному человеку в глаза и чувствовать его реакции всем сердцем. Если пояснения записать, то они превратятся в сухую букву закона, что, в свою очередь, приведет к утере живой связи поколений и взаимопонимания между учеником и учителем. В итоге одни комментарии записывались, а другие оставались лишь в памяти слушателей.
В первом веке появилось важное деление на четыре способа восприятия Торы, которое впоследствии вошло в Талмуд (Хагига, 14 б) как притча о четырех уровнях понимания сакральных текстов. По этому сказанию четверо мудрецов (таннаим) вошли в апельсиновый сад (пардес), но только один из них сумел благополучно выбраться из него: Бен Азай взглянул - и умер, Бен Зома взглянул и сошел с ума, Элиша бен Абуя (Ахер)стал вырывать саженцы с корнем, и только Рабби Акива вошел и вышел с миром. Для того, чтобы понять скрытый смысл этой притчи, нужно знать, что на иврите пардес- это не только сад, но и акроним (без гласных, как это принято на иврите):
Пшат - простой, буквальный смысл
Ремез - намек, аллегорический смысл
Драш - логическое толкование
Сод - секрет, мистический смысл.
Совмещая это понимание с учением о Стихиях, изложенном мною в Картогафия эмоций [5], заметим, что Бен Азай - это олицетворение Стихии Земли, принимающей все за чистую монету.Попритче, когда он взглянул на отблеск камней, то они показались ему поверхностью воды. Бросившись в "бассейн", он упал на камни и разбился насмерть. Иными словами, тот, кто относится только к буквальному тексту, может полностью утерять его смысл.
Бен Зома - олицетворение Стихии Огня, угадывающей за всем таинственную движущую силу. При этом может казаться, будто за каждым словом, буквой или знаком кроется смысл, доступный лишь посвященным. Так как любой символ может относиться к целому ряду понятий, подход Огня может привести к оторванности от реалий. И действительно, Бен Зома лишился рассудка.
Элиша бен Абуя - олицетворение Стихии Воздуха. Хотя он считался непревзойденным в умении логично толковать законы Торы, но так и не обрел Веры - тех аксиом, на которых зиждется любое логическое построение. Существует несколько версий, почему он получил прозвище Ахер. По одной из них, после подавления римлянами восстания Бар-Кохбы в 135-136 гг. Элиша бен Абуя отрекся от иудаизма. Он уподобился римлянам, сбрил бороду и начал вести разгульный образ жизни. Когда он забрел в те места, где жил раньше, одна женщина с удивлением спросила, кто он. В ответ на его признание, что он Элиша бен Абуя, она не поверила и сказала, что он ахер, что означает "другой". Иными словами, после вероотступничества он стал иным человеком. По второй версии свое прозвище Элиша бен Абуяполучил за то, что на все умел смотреть диалектически. Что бы ему не говорили, он отвечал: "Можно на это смотреть так, но, с другой стороны, можно взглянуть и эдак". Отмежевавшись от веры, он сугубо рационалистически (в духе Стихии Воздуха) считал, что в любом утверждении может быть своя истина. Впоследствии Маймонид писал, что Ахер стал саморазрушительным, так как его попытка сугубо интеллектуального постижения мира усилила в нем внутренние противоречия и наказала за интеллектуальную гордыню, лишив его корней и веры.
Четвертый танна, Рабби Акива - олицетворение Стихии Воды. Он воспринимал Тору всем сердцем, а не только органами восприятия, умом или желанием разглядеть в каждом ее знаке мистическое начало. Обобщая все подходы, можно отметить необходимость гармоничного соединения в наших сердцах всех четырех способов мировосприятия, включая земные реалии, наши страстные желания, трезвые размышления и искреннюю любовь к постижению законов. Иными словами, притча о пардесе может трактоваться как призыв к синтезу галахи с агадой и нигуним.