Лера потянулась к бардачку и облокотилась о пассажирское сиденье. Ушибленный локоть наткнулся на что-то жёсткое и дал о себе знать новым приступом боли. Лера застонала. Она совершенно отчётливо помнила, что на сиденье было пусто. Лера никогда ничего туда не клала, даже сумка с документами лежала сзади. Она поспешно включила свет в салоне и вздрогнула. Тусклый плафон осветил лежавший на сиденье фотоальбом. Но как? Ведь она убрала его в багажник!
Некоторое время Лера таращилась на фотоальбом, боясь вновь прикоснуться к нему, будто он мог укусить её. Потом всё же потянулась и осторожно взяла его в руки. На сиденье под фотоальбомом что-то блеснуло. У Леры перехватило дыхание. Это был тот самый выкидной нож, которым она порезала себе палец и который потом - Лера хорошо помнила - положила в ящик комода, туда, где его и нашла, решив за ненадобностью, среди прочего, оставить новым хозяевам.
В пустой квартире было темно и тихо. Только вдалеке звонко тикали часы. Лера щёлкнула по клавише выключателя, и над головой вспыхнул матовый блин плафона, освещая тесную прихожую тёплым светом. Однако через мгновение что-то затрещало и лампа, мигнув, погасла.
- Этого ещё не хватало! - выдохнула Лера и крепко выругалась.
Она прошла в комнату и включила свет там. Затем вернулась и стала затаскивать в прихожую привезённые из бабушкиного дома коробки и сумки. Лера жила одна. Своего молодого человека, который целых полтора года, лёжа на диване, разрабатывал какой-то грандиозный проект, она недавно выгнала. Поэтому помочь Лере было некому. Кое-как составив коробки одна на другую, она доползла до спальни и рухнула на кровать.
Проснулась Лера только к полудню. Благо, на работу ей было не нужно - она уже больше месяца как уволилась и теперь пребывала в пассивном поиске нового места. Умывшись и приведя себя в порядок, Лера приготовила кофе и уселась за компьютер. Долго пялилась в поисковую строку не в силах сообразить, как же ей отыскать того сержанта. Наконец решение пришло - искать через социальные сети. Но тут возникла загвоздка. В принципе, найти человека, служившего в таком-то году в армии теоретически возможно, если знать номер войсковой части и год, когда он там служил, но Лера так опрометчиво сожгла все письма дяди Валеры. Она попыталась вспомнить номер части - тщетно. И с годами службы тоже возникли трудности. Тогда Лера раскрыла фотоальбом в надежде, что на какой-нибудь фотографии может оказаться номер или год, или что-то подтолкнёт её, и она вспомнит их.
Снова детские фотографии папы, его брата, молодых бабушки и дедушки. И до смерти пугающий портрет дяди Валеры с автоматом на груди и присягой в руке. И этот его взгляд, печальный и пронзающий.
- Ну, подскажи же! - прошептала Лера.
Но он не подсказывал. Лера перевернула страницу. Там была групповая фотография: среди таких же юнцов, как дядя Валера, на переднем плане выделялся белобрысый сержант в сдвинутой на затылок фуражке, с расстёгнутым воротом и отвисшим ремнём. Лера сразу узнала его - это он избивал дядю Валеру в уборной. Но никаких подсказок, никаких знаков или надписей не было.
Остальные страницы альбома были пустыми. Лера захлопнула его, бросила на стол и вновь повернулась к компьютеру. Но тут что-то привлекло её внимание. Она покосилась на альбом и заметила, что между страниц торчит белый бумажный уголок. Лера потянула за него и вытащила... почтовый конверт. Он был пуст, но на нём аккуратными округлыми буквами был написан обратный адрес: Свердловская область, город Краснокушайск, в/ч 72135. А на почтовом штемпеле отчётливо читалась дата отправки письма.
Лере понадобилось всего несколько минут, чтобы на просторах Интернета, в мутном пруду одной гигантской социальной сети отыскать ребят, служивших в той части в том же году, что и дядя Валера. И на странице одного из них была та же самая групповая фотография, что и в бабушкином альбоме. А под фотографией перечислены имена. Не все, но многие. А главное, имя сержанта - Михаил Васильев. О самом сержанте Лере тоже удалось кое-что узнать. По окончании службы он остался на сверхсрочную в той ж части, дослужился до старшего прапорщика. Но потом часть расформировали, и Васильева уволили. Жил он якобы в Краснокушайске, однако сведения были сильно устаревшие, никаких фотографий или иной информации о Михаиле Васильеве за последние десять лет не нашлось.
"Ну что же, - решила Лера, - надо ехать в этот самый Краснокушайск".
Поезд тащился еле-еле. Или Лере просто так казалось. Но деревья за окном не мелькали, не бежали, а неторопливо проплывали. Монотонный стук колёс не убаюкивал, а раздражал своим заторможенным ритмом, как раздражает метроном, настроенный для начинающего музыканта, до тошноты медленно отсчитывающий такты. Правда, двое попутчиков Леры - молодая пара, путешествующая налегке, - благополучно дрыхли на верхних полках, совершенно не обращая внимания на все эти раздражители. Третий сосед по купе - пожилой мужчина с аккуратной серебристой бородкой, в сером костюме, тоже был совершенно спокоен, погрузившись в чтение какого-то потрёпанного томика, до того зачитанного, что даже надписи на обложке поистёрлись.
Лера не могла сидеть на месте, а тем более лежать, и постоянно выходила в коридор, вставала у окна и глядела вперёд, по ходу поезда, будто пыталась высмотреть конечную остановку. Иногда дорога изгибалась, и тогда можно было увидеть маленький локомотив, который, казалось, из последних сил тащил состав из пятнадцати вагонов.
- Вас что-то беспокоит? - спросил пожилой мужчина, когда Лера в очередной раз вернулась в купе и плюхнулась на свою полку.
- С чего вы взяли? - буркнула Лера.
И тут же сообразила, насколько грубо это прозвучало. Она ведь в самом деле нервничала, а этот человек просто решил проявить участие.
- Простите, - спохватилась Лера. - Так... просто. Сама не знаю. Поезд медленно идёт, наверное.
- Так всегда кажется, - улыбнувшись, ответил пожилой мужчина, - когда куда-нибудь торопишься.
- Но я не тороплюсь. То есть...
- Или волнуешься перед долгожданной встречей. Вас как зовут?
- Лера.
- Очень приятно! А меня - Иван Дмитриевич.
- И мне... - Лера кивнула ему.
- Чаю не желаете?
- Я не знаю. Наверное, неплохо бы.
- Тогда подождите минуточку, - сказал Иван Дмитриевич и, отложив книгу, вышел из купе.
Через две минуты он вернулся с двумя дымящимися стаканами в алюминиевых подстаканниках.
- Кипяточком разжился, - сообщил Иван Дмитриевич. - А чаёк у нас свой.
Он раскрыл лежавшую на полке дорожную сумку и достал оттуда пачку чайных пакетиков с непонятными надписями, видимо, на китайском.
- Настоящий Пуэр, - сообщил Иван Дмитриевич и погрузил пакетики в стаканы с кипятком.
Глядя на быстро темнеющую жидкость, Лера вдруг осознала, что давно уже хочет пить, и, не дожидаясь, пока чай как следует заварится, потянулась за стаканом.
- Странно, - сказала она. - Рыбой пахнет.
- Рыбой? - удивлённо переспросил Иван Дмитриевич и понюхал свой стакан. - Действительно! Никогда раньше не обращал внимание.
Он извлёк из сумки бумажный свёрток и, когда раскрыл его, купе наполнилось таким аппетитным колбасным ароматом, что у Леры рот сразу наполнился слюной, а в животе предательски заурчало.
- Угощайтесь, - сказал Иван Дмитриевич.
- Спасибо, - произнесла Лера вдруг осипшим голосом и сглотнула слюну.
Она осторожно взяла толстый ломоть хлеба с двумя внушительными кружками докторской колбасы и медленно поднесла ко рту. Понюхала, словно убеждаясь, что это и впрямь самая настоящая колбаса, и наконец, отбросив все предрассудки и правила приличия, кровожадно впилась в бутерброд зубами. Иван Дмитриевич слегка улыбнулся и деликатно отвёл взгляд в сторону, потихоньку отхлёбывая из стакана тёмный, как йод, чай и ожидая, когда собеседница поест, прежде чем продолжить начатый разговор.
Почувствовав в животе заполняющее пустоту тепло, Лера постепенно успокоилась. Монотонный перестук колёс едва плетущегося поезда перестал её раздражать, и она впервые за всю дорогу улыбнулась.
- А я вот к дочери еду, в гости, - сообщил Иван Дмитриевич. - Целый год не виделись. Я в Подмосковье живу, а она, как замуж вышла, в Екатеринбург переехала.
- Странно. - Лера пожала плечами. - Все вроде, наоборот, в Москву стремятся.
- Муж у неё из тех краёв. У него там своё дело: молочная ферма и сыроваренный завод. Такое хозяйство перевезти куда-либо сложно, а бросить рука не поднимается. Вот они с дочерью и решили там прочно обосноваться. Ну а я раз в год навещаю их.
- А ваша жена? - спросила Лера.
- Тоже навещала. Раньше.
- Почему раньше?
- Она умерла два года назад.
- Простите, - пролепетала Лера и покраснела.
- Ну что вы, Лера! Вы лучше о себе расскажите. Я так понимаю, мы с вами земляки? Вы же из Москвы или из Подмосковья?
- Из Москвы. У меня бабушка в Подмосковье жила.
- А едете?
- А еду в Краснокушайск.
- Это где?
- В Свердловской области.
- Даже не слышал о таком. В гости?
- Не совсем. Мне нужно отыскать одного человека.
И Лера поведала Ивану Дмитриевичу историю дяди Валеры: о том, как он служил в армии, как погиб, и кто стал причиной его смерти. Упомянула и о родителях, которых больше нет, о том, что именно папа когда-то рассказал ей печальную историю своего брата. О своих жутких видениях она, правда, умолчала - побоялась, что Иван Дмитриевич сочтёт её ненормальной. Но своё отношение к происшедшему - ненависть к убийце и стремление как-то компенсировать чувство глубокой досады - от вызывающего доверие и уважение собеседника Лера скрывать не стала. При этом она горячилась и даже временами повышала голос, но тут же спохватывалась, вспоминая о спящей на верхних полках паре. Иван Дмитриевич слушал её внимательно и всё больше хмурился.
- Вы, вероятно, живёте одна? - сказал он, когда она окончила свой рассказ.
- Да. А почему вы... Как вы узнали?