Я понимал, что познакомился с очень оригинальным и интересным народом, но Балджер, как я вскоре заметил, был не совсем доволен им по нескольким причинам. Во-первых, он никак не мог привыкнуть к холодному и остекленевшему взгляду их глаз, а во-вторых, он немного завидовал их удивительно острому обонянию, которое у них было настолько сильным, что они неизменно подавали признаки того, что замечают приближение Балджера еще до того, как, например, я мог его увидеть, и всегда поворачивали лица в ту сторону, от куда он появлялся.
Вы помните, дорогие друзья, что я упомянул тот факт, что формифолку ходили босиком, и что их ноги, так же как и руки, казались слишком большими для их тел, и я хочу добавить, что в то время как Балджера и меня вели по длинным коридорам и извилистым проходам по пути в Серебряный город, трое соодопсий часто останавливались и, казалось, пытались ногами нащупать что-то на полу. Я не задумывался об этом, пока мы с Балджером не отправились на нашу первую прогулку по их чудесному городу, и тогда, к моему великому удовольствию, я обнаружил, что номера домов, имена жильцов, названия улиц, а также все, так называемые, вывески, и все указатели были написаны слегка выпуклыми буквами на мостовых и тротуарах. И тут меня осенило, что Длинные пальцы и его спутники просто останавливались, время от времени, чтобы прочитать названия улиц подошвами своих ног, и чтобы убедиться, что они выбрали правильный путь.
Более того, дорогие друзья, когда мы с Балджером впервые проезжали по одной из открытых площадей Серебряного города, вы можете представить себе мое удовлетворение, когда я обнаружил, что серебряные тротуары были буквально покрыты письменами, написанными рельефными буквами.
Так вот, в замечательной книге дона Фума он в своей мастерской манере дал мне ключ к языку формифолку, так что я легко смог определить, что часть улиц были отданы, например, историкам, а некоторые - писателям, в то время как другие были заполнены учеными трудами философов, а многие содержали тысячи строк произведений лучших поэтов.
И мне не составило большого труда определить, какие из них были любимыми стихами соодопсий, ибо, как вы легко можете предположить, они были отполированы, как серебряное зеркало, шарканьем множества благодарных ног по их одухотворенным и проникновенным строкам.
Я заметил, что сочинения философов в этом мире, как впрочем и в моем собственном, находили мало почитателей, так как рельефные буквы во многих случаях были потускневшими и черными.
Несколько позже, когда я познакомился с Бархатной подошвой, дочерью Длинных пальцев, милым маленьким существом, столь же полным внутреннего света, сколь слепым к внешнему миру, и она пригласила меня "зайти почитать", мне стоило большого труда убедить ее, что я не могу снять то, что она называла моими нелепыми "футлярами для ног", чтобы присоединиться к ней и насладиться некоторыми из ее любимых стихов. Но для меня было восхитительным развлечением сопровождать эту счастливую маленькую девочку, когда она "уходила читать". Мне нравилось идти рядом с ней и наблюдать за постоянно меняющимся выражением ее прекрасного лица, когда подошвы ее крошечных ножек чувствовали слова любви, надежды и радости. Ее сердце в этот момент замирало, а руки застывали в позе блаженного наслаждения, казалось, столь же глубокого и пылкого, как если бы благословенный солнечный свет падал на ее лицо, а глаза упивались великолепием летнего заката. О обитатели верхнего мира со светом, струящимся в окна ваших душ, с вашими ушами способными воспринимать музыку свирели, флейты и скрипки, и еще более сладкую музыку голоса любви, насколько больше есть у вас, чем у нее, и все же как редко вы бываете так же счастливы и способны ощущать то сладостное удовлетворение, которое испытывает эта маленькая соодопсия!
За короткое время формифолку, казалось, вполне привык к тому, что мы с Балджером были среди них, и были со мной так же дружелюбны, как если бы я был одним из них.
Однажды Длинные пальцы привел меня в дом самого старого и мудрого ученого из соодопсий, по имени Бочколобый.
Он принял меня очень радушно, хотя я, видимо, прервал его занятия, потому что, когда я вошел в его комнату, он читал одновременно четыре разные книги: две лежали на полу, и он изучал их рельефные буквы подошвами своих ног, а две другие были установлены на раме перед ним, и он расшифровывал их кончиками пальцев.
Но когда ему сообщили, кто я такой, он сразу же прекратил работу и задал мне ряд вопросов, касающихся высшего мира, о котором он, кстати, был не очень высокого мнения.
- Вы, люди, - сказал он, - если я правильно понимаю древние писания тех людей нашего народа, которые все еще сохраняли определенные традиции верхнего мира, наделены несколькими чувствами, которые совершенно отсутствуют у нас, чему я очень рад, ибо, если я правильно понимаю, у вас есть, например, такое чувство, которое вы называете слухом. На мой взгляд это одно из самых неприятных чувств, потому что из-за него вас постоянно беспокоят и раздражают колебания воздуха, доносящиеся издалека. Так вот, они не могут принести вам никакой пользы. С таким же успехом вы могли бы иметь чувство, которое сообщило бы вам, что происходит на Луне. Поэтому я пришел к выводу, что слух только отвлекает и ослабляет мозг.
Еще одно чувство, которым вы обладаете, - продолжал Бочколобый, - вы называете зрением - является силой еще более бесполезной и отвлекающей, чем слух, по той причине, что она позволяет вам знать то, что знать совершенно бесполезно, например, что делают ваши соседи, как выглядят горы по ту сторону реки, как выглядит небо. Зачем это нужно, если вы не можете прикоснуться ко всему этому? Зачем, например, знать как скоро пойдет дождь, если у вас есть крыша над головой, чтобы укрыть вас? Это все решительно бесполезные знания. Но самое нелепое использование этого чувства зрения - это изготовление того, что вы называете картинами, посредством которых вы, кажется, получаете величайшее удовольствие, обманывая это самое чувство, которым вы так гордитесь. Если я правильно понимаю, эти картины, если их потрогать, совершенно гладкие, но на них так искусно нарисованы линии и наложены краски, что вам, действительно, удается обманывать себя, часами стоя перед одним из этих кусочков обмана, вместо того чтобы полюбоваться тем самым оригиналом, который имитировал обманщик.
И так как жизнь в верхнем мире гораздо короче, чем в нашем, то мне кажется очень странным, что вам нравится тратить ее таким глупым образом.
Но есть еще кое-что, маленький барон, - продолжал ученый, - о чем я хотел бы упомянуть. Дело вот в чем: люди верхнего мира очень гордятся тем, что они называют силой речи, которая, если я правильно понимаю, является их способностью выражать свои мысли друг другу, яростно выталкивая воздух из своих легких, который устремляясь в приемники мозга, которые вы называете ушами, производит ощущение так называемого звука. И таким образом один из ваших людей, стоящих на одном конце города, может сообщить о своих желаниях другому, стоящему на другом конце города.
Надеюсь, ты простишь меня за то, что я так думаю, маленький барон, но мне кажется, что это ничуть не отличает вас от любого глупого животного, которое, раскрывая свою огромную пасть, приводит в движение воздух, призывая своих детенышей или бросая вызов врагу. И если я правильно понимаю, маленький барон, твой народ так гордится этой силой речи, что многие настаивают на том, что пользоваться ею надо всегда и во всех случаях, и, как ни странно, эти "болтуны" всегда могут найти множество людей, готовых их слушать. Хотя это так утомляет мозг, что в конце концов они неизменно засыпают. А еще, насколько я знаю, ваши женщины еще больше любят демонстрировать свое умение в разговорах, чем мужчины; но, не удовлетворенные этой превосходной способностью выдыхать слова, они на самом деле прибегают к сильнодействующей траве, которую они замачивают в кипящей воде и пьют как можно более горячей, поскольку она расслабляет язык.
Но все это, маленький барон, - добавил ученый, - можно было бы упустить из виду и рассматривать в свете простого развлечения, если бы не тот факт, что, если я правильно помню, так называемые уши у разных людей имеют разную способность слышать, следствием чего является то, что эти колебания воздуха, которыми вы пользуетесь, чтобы сообщить друг другу свои мысли, производят различное воздействие на разных людей, и в результате люди верхнего мира тратят половину своего времени на повторение слов, которые они уже говорили друг другу. И даже после этого вы редко можете встретить двух человек, которые точно согласятся относительно количества, вида, силы и значения слов, сказанных друг другу. Поэтому приходится призывать так называемых судей, чтобы разрешить эти споры, которые часто длятся всю жизнь.
Я искренне верю, маленький барон, - написал ученый на своей серебряной табличке, - что, когда ты вернешься к своему народу, ты расскажешь ему обо всем, о чем мы беседовали сегодня, ибо никогда не поздно исправить ошибку, и чем дольше длилась эта ошибка, тем большей будет твоя заслуга в ее исправлении.
Я пообещал ученому соодопсию сделать так, как он просил, и тогда мы коснулись затылков друг друга, как было принято прощаться в стране формифолку.
(Продолжение следует)
Эссе
Элизабета ЛЕВИН
ПОРТРЕТЫ СТИХИЙНЫХ ДНЕЙ:День Энигмы
https://www.youtube.com/c/ElizabethaLevin
Эта история посвящена дню 9.5.1941, его событиям и тем людям, чей день рождения совпал с этой датой. Этому дню сопутствовал редкий парад планет, когда 6 небесных светил, включая Солнце (для краткости буду называть их всех планетами), выстроились в одном секторе эклиптики. Ранее в темпорологии (науке о времени) такие дни были названы "стихийными" или "многопланетными", а их уроженцы - "многопланетниками".