Млечный Путь, 21 век, No 3(48), 2024 — страница 16 из 48

К удивлению Андреаса, приёмная - или гостиная? - выглядела на редкость уютно. Множество полок с книгами, некоторые очень старые и на первый взгляд редкие, уж в этом Андреас разбирался. Кожаные кресла, добротный стол из натурального бука и совершенно театрального вида гардины отлично дополняли дизайн. На столе стоял открытый ноутбук с погасшим экраном. Андреас только устроился в уголке притягательного дивана, когда дверь распахнулась, и на пороге появился мускулистый человек в мохнатой кепке и тёмных очках. Он внимательно посмотрел Андреасу в лицо, сунул очки в карман и положил кепку на стол. Светлые глаза весело заблестели.

- Господин Шмидт, если не ошибаюсь? - сказал он, снял пиджак, сел и закинул ногу на ногу.

Можно подумать, он не знает, кто я такой, неприязненно подумал Андреас. Но нарочитая развязность незнакомца внезапно пришлась ему по душе. Вместо надутых беловоротничковых личностей перед ним предстал обыкновенный человек, которых на улице можно встретить ежедневно в "достат. кол." Разве что готиха... или готиня? Фу, пакость.

- Я доктор Константин Шнайдер, - представился вошедший. - Добро пожаловать в центр корректировки личности!

От этих слов Андреаса слегка передёрнуло.

- Извините, - начал он, - я, конечно, понимаю, что вы занимаетесь чем-то совершенно новым и, вполне возможно, не совсем легальным...

╛- Совершенно легальным, уверяю вас! - заявил господин Шнайдер и протянул для знакомства сухую крепкую руку. - И вы ни на секунду не пожалеете, что пришли!

Андреас осторожно ответил на рукопожатие.

- Но коррекция личности... - протянул он. - Это же незаконное действие!

- С чего вы взяли? - удивился доктор Шнайдер. - Мы, конечно, экспериментальная лаборатория, но изменение энцефалограмм головного мозга никогда не было чем-то криминальным. Сегодня ты, а завтра я! - пропел он оперным тенором.

Тенор Андреасу решительно не понравился.

- Пожалуй, пойду я отсюда, - сказал он, поднимаясь из диванного уголка. - Не хочу тратить понапрасну пятничный вечер. Всего хорошего!

Доктор Шнайдер вздохнул:

- Как хотите. Эту часть теста проходят немногие.

- Какую часть? - остановился Андреас.

- Этическое неприятие контекста. Попросту говоря, если окружающее вам не нравится, то вы не сможете отнестись к делу объективно.

- То есть, ваш дурацкий оперный тенор, развязные манеры и эта готичная ассистентка...

- Фрау Ковальчик-Левандовски? Она одна из лучших наших сотрудников!

Андреас был ошарашен.

- Так это она отвечает на телефонные звонки?

- Ну конечно! Она мастерски подделывает голоса и меняет интонации. По ней давно "Оскар" плачет пополам с "Золотой пальмой".

Слегка помедлив, Андреас снова уселся на диван.

- Ну что же, - сказал он. - Пожалуй, я попробую разобраться, что вы тут затеяли.

- Очень хорошо! - доктор Шнайдер удовлетворённо кивнул. - Разрешите объяснить вам более подробно, чем мы занимаемся и с какой целью.

Теперь и его манеры изменились, стали более сдержанными, вежливыми. Словно он снял театральную маску. Или наоборот - надел?

- Конечная цель наших исследований - долговременное изменение человеческой личности без нарушения физиологических функций организма и психических особенностей человека. Нашими исследованиями заинтересовались многие психиатрические клиники, частные врачебные кабинеты, министерство здравоохранения и министерство юстиции. В первую очередь, речь идёт об устранении или смягчении психопатологий, опасных для общества. То есть, если человек имеет склонность к насилию, наши технологии позволяют её уменьшить ровно до такой степени, чтобы оградить окружающих от возможной опасности. Однако возникли некоторые сложности...

- Этого следовало ожидать, - вставил Андреас. - Как только всё идёт хорошо, начинаются неприятности.

- Ну, я бы не стал называть это неприятностями, - возразил доктор. - Скорее, перед нами открылось новое поле для исследований. Выяснилось, что воздействовать на черты характера путём изменения нейронных связей вполне возможно, но пока лишь временно, не дольше, чем на две недели. Потом личность возвращается к исходным характеристикам. К заводским настройкам, так сказать. Мы над этим активно работаем. Поначалу изменения держались не дольше двух дней. Но главная проблема такова: изменять нейронные связи можно только комплексно. Понимаете?

Андреас Шмидт помедлил с ответом.

- Это значит, - сказал он немного погодя, - что вы не можете изменить какую-то одну черту характера? Меняются сразу несколько?

Господин Шнайдер вздохнул:

- Если бы. Меняются абсолютно все!

Андреас поморгал. Потом его осенило:

- Ну конечно! Вот почему на плакате было написано "отдых от самого себя"! Вы даёте человеку совершенно новую личность по всем параметрам на две недели?

- Вы правильно поняли, господин Шмидт. Изменённую личность мы тщательно обследуем и наблюдаем. После того, как все показатели вернутся к стартовым, проводится ещё несколько исследований. Но тут приходится говорить о вещах, в которых неспециалист ничего не понимает, вы уж извините мою прямоту...

- Тогда давайте поговорим о вещах, доступных обывателю. Что происходит с характером человека на практике?

- На практике все его особенности зеркально смещаются на шкале от нуля до ста, - объявил доктор.

Заметив замешательство на лице гостя, он пояснил:

- Возьмём какое-нибудь определённое свойство. Например, пристрастие к азартным играм. Если по стобалльной шкале оно приближается к нулю, это значит, что человек вообще не любит играть. Его оставляют совершенно равнодушным карты, кости, скачки, спортивные состязания, собачьи бои, всевозможные лотереи, рулетка и прочее. Если оценка около пятидесяти, это означает разумный интерес. Такой человек с удовольствием сыграет во что-нибудь, но без фанатизма. А вот если показатель превышает девяносто, то речь идёт о болезненной патологии, которой нужно заняться всерьёз. Теперь понимаете?

Андреас снова задумался.

- То есть, если я не люблю классическую музыку...

- Значит, вы на время станете её знатоком и ценителем.

- А если у меня ярко выраженный страх высоты?

Доктор пожал плечами:

- Не знаю. Возможно, вы станете страстным любителем альпинизма или небоскрёбов. Во всяком случае, не будете трястись от ужаса, глядя вниз с тридцатого этажа.

- А если я альтруист и дружелюбный человек, то превращусь в злобного мизантропа? - прищурился Андреас.

Доктор снова пожал плечами:

- Необязательно. Скорее всего, станете больше времени проводить в одиночестве, избегая толпы. Поймите, люди с крайними отклонениями встречаются очень редко. Для этого мы и проводим наши исследования, чтобы научиться обнаруживать и изменять негативные свойства личности. Подавляющее большинство людей по нашей шкале находятся в области от сорока до шестидесяти. Это касается любых свойств характера. Добрые супермены и отвратительные злодеи встречаются только в глупых голливудских боевиках.

- Но если, допустим, Адольф Гитлер...

- А что сразу Гитлер-то? - возмутился господин Шнайдер. - Он жертва цепи несчастных случайностей, такая же, как и все. Конечно, он не был изначально хорошим человеком, но никто из нас не идеален. Гитлера сделала Гитлером вся его жизнь. А не помотало бы его как следует, сидел бы он в сороковых годах в своей мансарде, рисовал посредственные пейзажи и ругал евреев. Обыкновенный мелкий злыдень, каких вокруг пруд пруди. Кроме того, мы на данном этапе уже хорошо научились выделять сильные отклонения. Таких людей мы теоретически должны исключать из эксперимента. А за почти два месяца работы мы не встречали ничего подобного. Все укладываются в отрезок шкалы сорок - шестьдесят. Вы, кстати, тоже.

Андреас вздрогнул:

- Откуда вы знаете?

- В дверном проёме установлен сканер для определения первичных параметров. Вы прошли через него, не заметив, потому что датчик спрятан под отделкой двери. Он измеряет грубо и чересчур обобщённо, но для начала вполне достаточно. Вот, убедитесь сами.

Доктор включил ноутбук и развернул экраном к гостю.

- Это ваши показатели, которые сканер смог считать. Пожалуйста: склонность к агрессии - сорок восемь целых семь десятых процента, уровень социальной ответственности - пятьдесят один и три десятых, сексуальные патологии - ровно пятьдесят процентов, способность к логическому мышлению - сорок семь и шесть... Приблизительно, разумеется. Ну и ещё несколько данных... Короче, ничего особенного.

- Вы хотите сказать, что я наполовину сексуальный маньяк? - рассердился Андреас.

- Да нет же, господи боже мой! Я ведь объяснил, что число пятьдесят указывает на норму! Среднее арифметическое, так сказать. Подробности мы узнаем после детального обследования. Тогда станет ясно, в какую личность вы превратитесь на двухнедельный срок. Если захотите, разумеется.

- А как насчёт личных данных?

- Мы, как и лечащие врачи, соблюдаем закон о неразглашении. Ну, согласны?

Сомнения всё ещё одолевали Андреаса.

- А я... останусь я? То есть, не исчезну? Моё существование не прервётся?

- Дорогой мой, случись такое хоть однажды, нас бы разогнали, как пить дать.

Другая личность, думал Андреас. Стать собственной противоположностью, отразиться, словно в зеркале. Поменять привычки, свойства, саму жизнь. Испытать новые чувства, новые увлечения, новые пристрастия и новые неприятия. И неприятности, наверное. Стать другим человеком. Возможно, даже имя захочется сменить.

Эта мысль внезапно пришлась Андреасу по душе. Он улыбнулся доктору Шнайдеру и решительно хлопнул ладонью о подлокотник.

- Согласен! - объявил он. - Давайте ваши электроразрядники или что там у вас.

- Никаких разрядников, - заверил его доктор Шнайдер и встал. - Никаких неприятных ощущений. Полежите пару часиков внутри специального прибора, вздремнёте. Только договор подпишите, пожалуйста, вот здесь...

Стена с книжными полками неожиданно поехала вбок, а за ней обнаружилось залитое ярким светом помещение, где пахло озоном и суетились какие-то молодые люди в белых халатах. На Андреаса они посмотрели, весело улыбаясь, один даже подмигнул. Но Андреас не обратил на лаборантов никакого внимания, заворожённый огромным агрегатом в центре зала. Это был настоящий механизм из далёкого будущего, бело-голубой, с элегантными обводами, массой всевозможных лампочек, экранов и клавиш. Рядом стоял ложемент на движущейся подставке, неприятно напомнивший зубоврачебное кресло. Посередине диковинного прибора зияло широкое отверстие, куда можно было заглянуть, как в трубу.