ость в хороших лекарях тогда была большой.
Здесь важно заметить еще одну деталь: именно Коринф в 800 году до н. э. основал первые поселения на Итаке. Пусть вопрос отождествления гомеровского полиса с реальным остается спорным, нам важно отметить этот факт.
Однако, Гомер был еще и отменным географом. Его описания вымышленных земель столь ярки, подробны и точны, что Берару даже в начале 20 века не составило особого труда отыскать те земли, мимо которых проплывал или на коих высаживался Одиссей и его спутники. Пусть географию рапсода поносил Эратосфен: мол, чтобы увериться в существовании земель, посещенных Одиссеем, надо сперва найти того кожника, что сшил меха, в которые Эол поместил встречные ветры, однако, это не делает описанные Гомером земли менее реальными. Ведь автору всегда свойственно опираться на что-то, хорошо ему известное. Тем более, когда его герой - путешественник.
Но вот странно: согласно исследованию французского историка, большая часть путешествия Одиссея проходит в плохо известной эллинам западной части Средиземноморья. Здесь у ахейцев из крупных колоний имеются лишь Сиракузы, но и они были основаны лишь в 733 году до н.э. коринфской экспансией во главе с Архием. Можно предположить, что Гомер знал о существовании этого полиса, но каким он был во времена своего появления? Вряд ли больше тысячи человек составляло его население. И это при том, что в соседних городках, занятых карфагенянами, насчитывались десятки тысяч жителей (эта чересполосица веком позже приведет к первым стычкам).
Впрочем, великий рапсод ни разу не помянул греческих колонистов, напротив. Все жители земель, на которые падал взгляд Одиссея, совершенно неизвестны царю Итаки. Но чему удивляться, ведь земли циклопов Берар относит к Сардинии, Сциллу и Харибду помещает в узкий Мессинский пролив между Сицилией и материковой Италией - именно там, тщась преодолеть километры всегда бурного моря, гибнут сперва Спартак, а полутысячелетием позже и Аларих. Цирцея же и вовсе проживает на острове Ээя, Бераром определенный как Энария, это в Неаполитанском заливе, недалеко от Сиракуз. Калипсо обитает на Огигии, что возле Мальты. Эоловы острова находятся чуть севернее Сицилии, сейчас они именуются Лепарскими. Можно ли удивляться, что буря выбросила Одиссея именно в Схерии, которая теперь носит название Трапани - самый верхний городок все того же острова. Да что с ним не так?
Очевидно, многое. Гомер так подробно описывает Схерию, а пуще всего дворец царя, что у многих историков создалось впечатление, что рапсод вслед за своим героем мог там побывать. Английский писатель Самуэль Батлер и вовсе предположил, что автором "Одиссеи" могла стать... Навсикая, версия скандальная, но имеющая право на существование. Удивительные подробности жизни города и царского дворца могут навести на подобные мысли. Тем боле интересным кажется сравнение двух царств: Схерии и Итаки, и если в первой, что особо отмечено Гомером, отсутствует оружие, зато полно товаров и снастей для судов, то родина Одиссея полнится "заощренной медью". Вроде бы немудрено, ибо дом царя заполонили настырные женихи, сватающиеся к Пенелопе. Однако следует вспомнить историю самого острова, основанного недавно коринфянами, их боевой пыл и страсть к колонизации соседних земель позднее приведут к прямому столкновению меж эллинами и карфагенянами. Пока же последние теснятся на Сицилии, избегая прямого столкновения, отдавая пять за пядью восток острова.
Полное ощущение, что Гомер побывал и там, и там. Но как такое возможно? Сейчас разберемся. Но прежде поговорим о других умениях рапсода. Ведь он еще и добрый корабел. Описание судна, построенного Одиссеем на острове Огигия настолько подробно и точно, что энтузиасты сумели воссоздать по нему вполне годную для путешествий посудину, на которой сам путешественник вполне был способен добраться с Мальты до Сицилии. Благо, познаниями в кораблевождении царь Итаки обладал, о чем нам хорошо известно.
А еще Гомер проявил и лоцманские познания. После судостроительных умений, они не кажутся чем-то из ряда вон выходящим. Помните Сциллу и Харибду, тот самый Мессинский пролив, ставший гибельным для многих судов? Гомер, безусловно, знал его подводные течения, мели и водовороты, а хотя бы и понаслышке, но его совет держаться определенного фарватера, ближе к Сцилле, которым он наградил хитроумного мужа, оказался именно тем, которого придерживаются суда и по сю пору. Пусть уровень океана значительно поднялся за две с половиной тысячи лет, сделав пролив куда менее опасным.
Так кем же был этот удивительный человек, сочетавший в себе столько разнообразных умений и навыков? Можно предположить две взаимоисключающие гипотезы, первая из которых вам однозначно не понравится, равно как и мне. Но привести ее необходимо, хотя бы для противопоставления последующей.
Вполне вероятно, Гомер мог оказаться собирателем народного фольклора, тем его фиксатором, которыми позднее стали братья Гримм или Афанасьев. В таком случае, его имя напрочь лишается того флера, что прежде окружала великого рапсода. Гомер всего лишь записал преданья ветхой старины, истории, передаваемые изустно на протяжении почти четырехсот лет, скорее всего, аккуратно их оформив в виде законченных, как в случае "Одиссеи" или не очень, как это стало с "Илиадой", поэм. Не бог весть какое искусство, скажете вы. Возможно. Но тогда Гомер мог стать первым, кто записал литературное произведение азбукой, как раз занесенной в Элладу с финикийскими беженцами. Скорее всего, именно так ахеяне получили алфавит, которым пользуются по сей день.
Попытки очернить светлое имя рапсода предпринимались и раньше, прежде это были обвинения в плагиате. Так, по утверждению византийского богослова Фотия Первого, жившего в 9 веке н.э., сюжеты обоих поэм Гомер, каким-то образом побывав в Мемфисе, заимствовал из книг известной поэтессы Древнего Египта Фантасии, жившей в 12 веке до н.э. и описавшей Троянскую войну в своих работах. Сам Фотий ссылается на мнение историка и мифографа Птолемея Гефестиона, но поскольку от работ Фантасии до нас дошли лишь упоминания, проверенным источником византийца назвать никак нельзя. Это как с трудами другого великого - римского драматурга Пакувия, признанного классиком еще при жизни, о котором нам известны лишь пересказы трагедий и крылатое выражение "Где хорошо, там и родина". Хотя слово "фантазия", имеющее корень "фас" (свет), как раз могло слиться с древнеегипетским "хант" - обозначением жреческого сословия, что свидетельствует о возможном влиянии поэтессы на еще микенскую культуру.
Против этого допущения выступает чисто Аристотелева логика, при которой сомнительно путешествие греческого рапсода в египетский храм. Конечно, труды Фантасии могли попасть к Гомеру с египетскими купцами или хоть финикийскими беженцами, но путь этот все равно достаточно сложен и заковырист. Как и предположение о том, насколько сложным в научном плане оказывается народный сказ об Одиссее. Гомер все равно должен был внести в него либо собственные, либо заимствованные из царской либереи познания, а для подобной компиляции одной усидчивости мало. Вон древнееврейские жрецы переложили сказ об Ут-Напиштиме в историю Ноя - и что получилось? В техническом плане сущая чепуха. Да проведенное ими же слияние более раннего "Яхвиста" и позднейшего "Жреческого кодекса" в Тору прошло не лучшим образом. Мы же почитаем обе поэмы венцом творения и не просто так.
Пришло время второй гипотезы происхождения Гомера, более сложной, но одновременно и более логичной. Для этого надо объединить все умения рапсода воедино, призвав для этой цели еще одного писателя - Джонатана Свифта. Есть у него одна интересная книга, именуемая "Путешествия в некоторые отдаленные страны мира в четырех частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей". Думаю, намек вы поняли. Теперь по порядку.
Предположим, Гомер не просто бывал в Схерии, но родился где-то неподалеку от нее, если не в самой столице феаков, а стало быть, он финикиец или карфагенянин, что тогда значило примерно одно. Почему не коринфянин - вполне понятно. Будь он чужаком: купцом, послом или воителем, - едва ли стал бы описывать в таких изумительно интимных подробностях город, в последнем случае и подавно, пример уже был приведен в самой поэме, когда Одиссей рассказывал о разграблении киконов. Но даже прельстись он Схерией, вряд ли бы смог получить доступ к самым потаенным обычаям дворца, особенно, связанным с женской половиной, а ведь и они ему ведомы. Именно поэтому Батлер посчитал Навсикаю автором поэмы - это вполне укладывается в то идиллическое восприятие острова, которое встречается в пятой песне. Столица без оружия, но с великим флотом самых быстроходных судов известного мира, лишь Посейдон и тот может воспротивиться им, что и делает, но уже после того, как один из них доставит Одиссея на Итаку. Общество без условностей и догм: сама царевна умащивает рабынь после купания, а отец Алкиной радушием и простотой больше похож на старого знакомого. Богатая страна, гордящаяся торговыми отношениями, а не войсками и серебром. Каков разительный контраст с Итакой, вроде бы родиной героя, но как странно выглядит она в описаниях Гомера. Да, дворец захвачен женихами, но и без них он завешан оружием, а комнаты полны тайных ходов, по которым только и можно спастись от возможных захватчиков. Рабы будто тени, стоило случиться несчастью, и они охотно предают хозяев, один Эвмей остается верен Одиссею. Да и будь Гомер жителем Итаки, сюжет строился бы иначе, он куда больше походил бы на приключения Гулливера, в конце которых Одиссей мог бы воздать хвалу вослед за другим мореходом и спеть осанну своим многомудрым чужакам гуингнгнмам. Но не восхищение мы встречаем у автора, а тихую грусть, можно сказать, ностальгию по давно утерянному краю.
Тут уместно вспомнить, что же значит имя рапсода. Оно двузначно, многие видели в нем первое значение - "слепец", но оно не единственное. Второе, несколько менее распространенное, но ничуть не менее верное в нашем случае - "узник". А значит, картина могла выглядеть примерно так.