- Дело было, - начал профессор, - в период невзгод 1646 года, которых торговля не знала даже в первые дни заселения колонии Нью-Хейвен. Суда простаивали в гавани, торговля с другими колониями почти прекратилась, и, поскольку колонисты Нью-Хейвена были знакомы с торговлей лучше, чем с земледелием, у них возникла нужда даже в предметах первой необходимости. При всей энергии и решительности некоторых людей с характером, колонисты, должно быть, обнаружили, что существование колонии находится под угрозой, и многие решили уехать, а некоторые даже готовились к эмиграции в Ирландию.
Менее смелое и упорное общество погибло бы. Решено было в качестве последнего средства построить корабль, достаточно большой, чтобы он мог пересечь океан, загрузить корабль и отправить в Англию в надежде, что обескураживающие убытки будут компенсированы развитием торговли с метрополией. Преодолев большие препятствия, они построили корабль в колонии Род-Айленд.
Мороз покрыл льдом мелкие ручейки, и земля побелела от снега, когда корабль вошел в гавань Нью-Хейвена. Народ радовался виду корабля и его размеру, составлявшему полные 150 тонн водоизмещения. Был повод удивляться, потому что в гавани такого монстра никто прежде не видел. С поднятыми парусами корабль подошел к месту своей якорной стоянки с грацией и скоростью, которые восхитили людей, собравшихся у причала, чтобы поприветствовать судно. Мужество возродилось при виде корабля, и люди сказали:
- Теперь у нас снова будет изобилие, и наши владения увеличатся, если Богу будет угодно.
Капитан корабля, мистер Ламбертон, оказался несколько угрюмым, и доктор Прентис записывает, что Ламбертон конфиденциально сказал ему: хотя корабль большой и быстроходный, все же он 'вялый' - подразумевая под этим ??склонность крениться в бурной воде, что может стать могилой для всех, кто будет плыть на этом судне. Однако он никому не говорил о своих подозрениях. Корабль был загружен и готов к отплытию в начале января 1647 года.
Холод, царивший пять дней и ночей до назначенного времени отплытия, был таким, какого люди никогда раньше не знали. Наверно, было много градусов ниже нуля, потому что соленая вода в гавани замерзла, и корабль был скован льдами крепко, будто многими якорями. Ленивых в народе не было, и с огромным трудом люди прорубили во льду канал сорока футов шириной и пяти миль в длину до никогда не замерзавших вод пролива.
Судно вмерзло носом в сторону берега, и необходимо было вывести его на чистую воду кормой вперед.
Это было несчастливым предзнаменованием. Капитан Ламбертон боялся, что капризные силы, боровшиеся за господство в море, обязательно придут в негодование, оскорбленные тем, что судно входит в воду кормой вперед. Старый моряк говорил всем, что судно, плывущее кормой вперед, вернется в гавань тоже вперед кормой, иными словами - вообще не вернется в гавань, которую таким странным образом покинуло.
- Вы сами видите, - сказал профессор, отложив рукопись на некоторое время, - что в этих мрачных предчувствиях есть следы мифологических концепций морских тайн, которыми и сейчас в той или иной степени окрашены все матросские легенды. Я особенно впечатлен тем, как действовали колонисты. Веря в предопределение в духовных делах, они и свою мирскую жизнь старались строить более или менее в соответствии с этим. Однако, несмотря на предзнаменования, у колонистов не было и мысли задержать отплытие. Они назначили время, и они собирались плыть.
Такой благочестивый человек, как преподобный мистер Давенпорт, выразил чувства колонистов в своей краткой молитве, произнесенной, когда корабль начал медленно двигаться:
'Господи, если будет воля твоя похоронить наших друзей на дне морском, они Твои. Спаси их'.
Люди, полностью находившиеся под влиянием своей религиозной веры, никогда не выходили в море, не изгнав тем или иным образом злые чары. На льду собрались все жители колонии, кроме больных и немощных: пожалуй, восемьсот или тысяча душ. На отходившем судне находились их друзья и родственники. В прощании не было выражений ни горя, ни радости. Сдержанность эмоций, подчинение судьбе было правилом жизни этих людей. Едва один из больших парусов начал надуваться от ветра, люди пали на колени на льду и стали молиться.
Корабль был отчетливо виден в пяти милях от берега, воздух посветлел от холода, и люди молились, устремив взгляды на далекий и удалявшийся парусник, когда он вдруг исчез - так быстро, как если бы у него отвалилось дно и он мгновенно утонул.
Только что все взгляды были устремлены на корабль, и в следующее мгновение его уже не было.
'Мы стояли, - читал профессор, водя пальцем по тексту рукописи, - пристально вглядываясь в пустоту, где только что видели парусник, а потом повернулись друг к другу. В следующий момент мы вновь увидели корабль точно в том же месте, где и прежде, и мы наблюдали за ним, пока он не скрылся за перешейком, ограничивающим гавань с востока.
Мы разошлись, дивясь этому странному явлению, смысл которого был скрыт от нас. Одни считали, что, если корабль исчез только для того, чтобы вновь появиться, значит, мы его снова увидим после путешествия. Другие были уверены, что больше никогда не увидят корабль. С благоговейным повиновением воле Божьей народ отправился по домам'.
- Видите ли, - сказал профессор, снова откладывая рукопись, - здесь необъяснимое смешение надежды и фатализма, которое было, представьте себе, одним из неизбежных состояний умов этих суровых и глубоко религиозных людей. Факт внезапного исчезновения и появления корабля еще можно, наверно, объяснить естественными и простыми причинами, но не явления, произошедшие впоследствии! Читаю дальше...
'Если бы порядок событий был естественным, колонисты должны были получить какие-то вести о корабле по прошествии трех месяцев. Однако вестей не было. Корабли, которые отплыли из Англии в марте, апреле, мае и даже июне, не принесли весть о прибытии судна из Нью-Хейвена. Напряжение поселенцев можно было облегчить только одним способом. Даже если бы у меня не было доказательств, что колонисты искали облегчения, которое всегда находили в молитве, я должен без колебаний сказать: они не просили в своих молитвах, чтобы неизбежное было предотвращено, а просто молились, чтобы быть готовыми принять покорно все, что им предстоит узнать'.
- В отчете это есть. - Здесь профессор снова прочитал из рукописи:
'Неспособность узнать, какова судьба их корабля, заставила благочестивых людей много молиться как публично, так и в частном порядке, и они молились, чтобы Господь, если угодно Ему, дал им услышать что Он сделал с их дорогими друзьями, и они могли бы подготовиться к предстоявшему подчинению Его святой воле'.
- Из всех имеющихся у нас молитв, - сказал профессор, - я не знаю ни одной, подобной этой. В ней заключены тома истории. По этому простому тексту этнолог и историк мог бы построить историю человечества. Это ведь в человеческой природе: нести невыносимое бремя неизвестности, подчиниться Творцу и верить, что молитва будет услышана. Эти люди были, кажется, убеждены, что их замечательная мольба окажется эффективной.
Процитировав молитву, доктор Прентис продолжил отчет о том, что произошло, так, будто ответ был ожидаем. Он живо описывает точные детали, которые можно ожидать от очевидца, доказывающего правдивость рассказа. Я сделал вывод, что явление произошло в течение дня или двух после молитвы. Случилась большая гроза, пришедшая с северо-запада, такая яростная буря, какие иногда происходят в это время года. Кажется, бурю восприняли как предвестие последующего явления.
Когда буря кончилась, атмосфера стала необычайно ясной. За час до заката пришла награда за их веру. Вдали, откуда берега Лонг-Айленда были едва видны, корабль был обнаружен человеком, поспешившим рассказать всем колонистам. Люди собрались на берегу и увидели судно, все паруса которого были надуты ветром, а корпус накренился из-за нагрузки на мачты.
'Это наш корабль! - кричали они. - Слава Богу, ибо Он услышал и ответил на нашу молитву'.
Однако они увидели странное: паруса были так наполнены ветром и корабль, по-видимому, мчался с такой скоростью, что должен был достичь берега через час. Но они также заметили, что корабль не двигался. Так прошло полчаса, и, хотя люди все еще были поражены этой тайной, они увидели, что корабль вдруг приблизился и шел с безрассудной скоростью, потому что находился в узком канале, глубина которого была достаточна только для того, чтобы пропустить судно при умелом обращении.
Дети кричали: 'Вот смелый корабль', но люди постарше опасались, как бы судно не село на мель или не разбилось о скалы. Все делали предостерегающие жесты, хотя на палубе никого не было видно.
Наконец они заметили то, на что в своем волнении сначала не обратили внимания. Гавань находилась в южном направлении, а канал проходил строго на север и юг. Судно направлялось к ним с большой скоростью, каждый парус был до предела наполнен ветром, и казалось, буря пришла с юга, хотя ветер был на самом деле северным. Удерживая курс на север, корабль плыл прямо против ветра!
Тогда они поняли, что стали свидетелями таинственного явления. Когда корабль подошел так близко, что некоторые могли швырнуть в него камень, люди смогли увидеть на борту мелкие детали, заклепки, якорь и его цепи, бухты небольших канатов и ритмичное дрожание лентовидного вымпела, летевшего против ветра. Однако они не видели на борту ни одного человека.
Народ с трезвым смирением ждал дальнейших проявлений, какие должны были быть представлены. Внезапно, когда корабль, казалось, шел прямо на них, грот бесшумно снесло, и он остался висеть на вантах. Затем разрушилась бизань, будто пораженная сильнейшим ураганом, и все мачты полетели за борт, скручиваясь, как от порывов ветра, дувшего непреодолимыми кругами. Паруса порвались на узкие ленты и кружились в воздухе, а канаты рвались в клочья и с огромной силой бесшумно ударялись о палубу. Скоро корпус судна начал крениться, и, наконец, подхваченный могучей волной, парусник нырнул в воду. Дымное облако возникло именно в том месте, будто с неба упала завеса, и, когда через мгновение облако исчезло, море было гладким, и ничего не было видно на его спокойной поверхности.