Негативных реакций (22%) вдвое больше, чем позитивных (11%), причем это реакция на стимул, исходящий не от государства или фирм, а от человека-графитчика, от "своего". Отношение частот реакции при согласии и при несогласии может использоваться как
социологический параметр
, характеризующий любую группу, от влюбленной пары до многотысячного коллектива фирмы. Равным образом этот параметр может характеризовать подгруппу, а для группы может быть важно различие по этому параметру ее подгрупп.
Вторая группа по степени воздействия реакции на стимул - влияние реакции на стимул имеется, восприятие стимула затруднено. То есть граффити-реакция является текстом, но надпись нанесена поверх граффити-стимула, 8% случаев, вот три примера. Причем, во втором случае похоже, что граффити-стимул сначала была зачеркана, а уже потом была нанесена надпись, то есть это комбинация этой группы и последующей. Возможно и расширение словаря, вплоть до анекдотической надписи "эта надпись перекрывает" (третий пример). Аналог в обычном общении - реакция на том же языке, с большей громкостью и экспрессией, возможно - с расширением словаря.
Третья группа по степени воздействия реакции на стимул - влияние реакции на стимул имеется, восприятие стимула сильно затруднено, 4% случаев. То есть граффити-реакция не является текстом, а попыткой зачеркнуть, заштриховать. Аналог в обычном общении - крик с большей громкостью и экспрессией.
Эти цифры позволяют нам ввести еще один социологический параметр, который на сайтах, как правило, отследить не удастся. На сайтах реплика-стимул не подвергается влиянию реплики-реакции, либо просто уничтожается. В нашем же случае видно, что даже при отрицательном отношении к стимулу (22%, 8% и 4%, итого 34%) мир граффити в 2/3 случаев реагирует цивилизованно - не зачеркиванием и закрашиванием, а возражением. Аналог в обычном общении - реакция на том же языке, примерно таким же тоном, с использованием примерно такого же словаря, без попыток "заткнуть рот".
Четвертая группа - влияние реакции на стимул имеется, однако восприятие стимула невозможно. То есть реакцией является закрашивание или уничтожение граффити-стимула. В этом случае установить граффити-стимул невозможно, и такая реакция является продукцией совершенно другой социальной группы. Аналог в обычном общении - реакция на другом языке, например, переход от разговора к драке; вот пример.
Впрочем, культура граффити сумела обыграть и это, вот три примера.
Использование списка эмоций Экмана
Приведем пример использования для анализа граффити списка базовых эмоций Экмана - печаль, горе, гнев, удивление, страх, отвращение, презрение, радость. Экман указывает на близость печали и горя, и в некоторых случаях рассматривает их как единую эмоцию. Аналогично он иногда поступает с удивлением и страхом, а также с отвращением и презрением. Сразу скажем, что все, приведенные ниже данные, можно представить и в этом формате, и общая картина при этом не изменится. Сопоставим частоты этих восьми слов - названий эмоций в русском языке (согласно О.Н.Ляшевской и С.А.Шарову, "Новый частотный словарь русской лексики") cколичеством страниц, на которых они есть в Интернете (запрос в Google без кавычек).
Видно, что данные по Интернету неплохо согласуются с языком в целом, но есть два отклонения - в Интернете повышена частота "печали" и сильно повышена частота "горя". По-видимому, более непосредственная, более живая речь Интернета меньше стесняется этих чувств, нежели язык в целом, под которым словарь понимает и официальный, и литературный, то есть отчасти "прилизанный" язык. Эти данные согласуются с имеющимися в Словаре данными для устной речи - там частота "горя" также повышена относительно имеющихся данных по другим эмоциям.
Совершенно иначе выглядят данные по граффити. Миру граффити совершенно не свойственны страх и удивление, и больше, чем в Интернете, свойственна "радость". Заметим, что эта радость выражена в специфических граффити - в признаниях в любви, которые составляют половину персональных признаний. Если их исключить из рассмотрения, то уровень радости в граффити совпадет с таковым в Интернете. Итак, упрощенно можно сказать, что
- в обществе, относительно письменного языка, более высок уровень печали и горя,
- молодежи, причем той ее части, что пишет на стенах, мостовых и столах в родном вузе, не свойственен страх и удивление, и свойственна персонализованная радость.
Примеры граффити, по одному на каждую эмоцию (указана под изображением).
А теперь - дискотека! Так уж сложилось, что молодежь любит клеить смешные и загадочные стикеры на водосточные трубы, например - на здании Главпочтамта в Москве (левое фото). Но Система не умеет смеяться, а загадочное ее раздражает. И начала она борьбу, начала закрашивать, чтобы все было тупо, гладко, серьезно и ей понятно (фото в середине). Но не справлялась Система... или краска протухла, или кисти сперли... и пришлось Системе решить вопрос радикально (правое фото).
Дмитрий Стровский
"ДОЧКА" ПАВЛА ФИЛОНОВА.ИСТОРИЯ НЕПОНЯТНОЙ ЛЮБВИ
С утра работа вновь не задалась.
Поначалу ему казалось, что виной всему несносная дождливая погода, подчинившая себе все его чувства. По петроградскому небу мчались под воздействием беспрестанно обрушивающегося ветра свинцовые облака. Они были настолько плотные, что их движение совсем не замечалось. Создавалось стойкое ощущение, будто облака повисли непреодолимой пеленой над нескончаемым пространством большого города - над всеми этими соборами, дворцами, арками, крышами многоквартирных домов, пригибая под собой все живое к земле и не давая ему распрямиться. Было неуютно и холодно.
По этой причине он не чувствовал в себе никакой возможности углубиться в выбранный сюжет.
И это несмотря на то, что он уже придумал название будущему полотну - суровое и непререкаемое: "Формула петроградского пролетариата". Он предвидел: его начнут упрекать за недостаточную поэтичность такого названия. Но в его сознании творца обозначенная формула наполнялась чуть ли не сакральным содержанием.
...Из непроходящей дымки выступают неясные фигуры пролетариев. Они идут вперед - решительно и целеустремленно, их ждут новые испытания - тот неизведанный мир, состоящий из крепких стальных конструкций, которые они непременно должны подчинить себе. Это может случиться не сегодня, но непременно произойдет - в полном соответствии с нынешней гигантской трансформацией реальности.
Он не переставал радоваться, как ребенок - тому, сколь новаторским смотрелся создаваемый им художественный мир.
...И все-таки он уже столько времени не может продолжить задуманную им картину. Ему вдруг вспомнились строки его друга футуриста Велимира Хлебникова, написанные за шесть лет до этого:
"Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода..."
Он, художник, тотчас ответил Хлебникову, что "воюет не за пространство, а за время", приближая будущую, по-настоящему свободную жизнь. Она сметет всю существующую несправедливость и создаст новые отношения, лишенные пороков. Но непременно оставит формулы - точные лекала, по которым и надо будет менять окружающую действительность.
Он и свои картины впоследствии предпочитал называть емко: "Формула Петрограда", "Формула революции, "Формула Вселенной"... Так, как будет строиться будущая жизнь.
Их было множество, таких "формул", разрушавших, по его мнению, традиционное восприятие жизни и изобразительного искусства.
Задачу, стоявшую перед собой, он сформулировал предельно жестко: обозначить свое понимание глобального хода истории. И сделать это посредством разных цветовых пятен - художественной основы своих полотен. В этих пятнах делались малозаметными, а часто чуть ли не растворялись в "молоке" фигуры людей и животных, но отойдя от картины чуть подальше, можно было увидеть целую сюжетную линию.
"От частного к общему", сформулировал он тогда свой подход к отображению мира.
Все это, однако, реализуется в его творчестве потом, в середине 1920-х и позже, когда он станет популярным в андеграундной среде тогдашнего СССР. А пока он мучился от невозможности выразить смысл "Формулы революционного пролетариата".
Он вновь всмотрелся в окно, по которому нескончаемыми ручейками текли собиравшиеся в целые струйки капли непрекращающегося дождя. Осенью 1921 года он расходился в Петрограде буквально на глазах, капель на стекле становилось все больше. Они жили своей, самостоятельной, жизнью, теми незримыми страстями, которые мог видеть лишь тот, в ком бушевали эти невидимые образы, не способные пока стать такой желанной для него картиной.
Из этого состояния его вывела трель звонка входной двери. В маленькой квартирке дома литераторов, не имевшей даже кухни, в которой он получил после гражданской войны комнату, звонки всегда разносились неугомонно и настойчиво. Из мебели в его жилище были лишь стол, панцирная кровать и пара стульев. За неимением большого числа предметов любой звук звучно и словно эхом расходился по всему помещению.
Он поморщился. "Кого это черт несет? - с неприязнью на весь белый свет озвучил он про себя - Итак на душе паскудно...".
Встав нехотя с табуретки, он направился открыть дверь. На пороге стояла немолодая женщина, одетая в поношенное платье, на ногах ее были домашние тапочки. Ему показались знакомыми это испещренное морщинами лицо. Где-то он уже видел эту женщину...
- Здравствуйте, Павел Николаевич, - озвучила та без всяких предисловий. - Я соседка ваша снизу, мне сказали, что вы хороший художник. Я слышала прежде вашу фамилию. И то, что вы рисуете очень необычно, тоже слышала. Вы ведь Филонов, верно?
Ах вот оно что, соседка... Ну да, они же не раз виделись в подъезде и в соседней булочной. Он даже иногда приветствовал ее кивком головы. Только тогда она выглядела получше, чем сейчас. Или ему просто казалось, что получше. А в этот раз - надо же - он и не узнал ее. Зачем она пришла в его махонькую комнату, выходившим в давным-давно нечищеный двор?