В дверь поскреблись. Вошел Сидоров, водитель нового главы республики. Некоторое время разглядывал лежащего на полу самодержца, потом узурпаторов. После связал одно с другим и спросил:
- Вы закончили? А то народ беспокоится, выспрашивает, как там правитель. Я одному доходчиво разъяснил вашу позицию, но на остальных у меня силенок не хватит.
Мятежники переглянулись. Зубов тотчас припомнил все выступления по пьяной лавочке своего водителя, от которых филологическую его часть воротило несказанно, но физиологическую притягивало столь же страстно, и кивнув в сторону вошедшего, спросил:
- А что, господа, не испробовать ли нм компромиссный вариант?
На том и порешили.
Ангажемент Сидорова прошел на ура. Зубов, как сообщники сговорились, передал тому все полномочия, до единого. Затем с упоением наблюдал как их ставленник, хлопнув косушку для поднятия бодрости, вышел к народу и, коверкая падежи и пугая блатным жаргоном, объяснял новую политику. После эту речь растащили на цитаты, анекдоты и слоганы.
Ликованию народных масс, казалось, предела не станет - уж так достал всех Гатчинский, что любого человека, оказавшегося на месте Сидорова, будь он даже доставщиком пиццы, встречали бы с не меньшим ликованием и большими надеждами. Вот и новый правитель, малознакомый с цензурной речью, стал властителем дум. Зря заговорщики переживали, поначалу и их бы встретили с искренней любовью уже за одну только кочергу, сыгравшую первую скрипку в новом концерте Клио. Несколько раз Зубов думал об этом, но потом махнул рукой. Ставленник комплотёров желания самостийно царствовать не проявил, только неуемную алчность и гонор. Дворца Гатчинского ему показалось мало уже через месяц правления, видимо, к этому времени Сидоров его весь обошел и насладился прелестями нового образа жизни. Он приказал надстроить пару этажей к строению, а еще флигели и второй бассейн, в результате чего постройка стала походить на палаты Нерона, сооруженные поверх Зимнего дворца. Впрочем, ему и этого показалось мало. Сидоров дал отмашку на создание еще одного Версаля, поближе к природе - загородный домик вышел куда больше основного дворца, но именно туда благодетель и перебрался, его аляповатая роскошь, кое-как оттенявшаяся лесом, пленила зиц-президента. Поименование своей должности он также переменил, на второй год царствия стал зваться Генеральным вседержителем - как раз под возросшие запросы.
Одно плохо, как раз к этому времени народ от Сидорова стал уставать. Но ладно это, заговорщиков, вошедших в состав Временного правительства, людские массы не переваривали почти столь же сильно. Все их изначально благодетельные реформы вылились в нечто столь неприглядное, что может быть озвучено исключительно обсценной лексикой. Которой граждане и пользовались, костеря новых правителей, а из приличных слов употребляя только "инфляцию", "дефицит", "безработицу" и "козлов".
Тут бы на сцене снова появиться кочерге, да только архонтам свезло. В дело вмешались эскулапы.
Нет, то были не какие-то врачи-вредители из соседних держав, отнюдь. Оставшиеся еще с времен Гатчинского доктора наук давно занимались самыми важными для державы разработками, с античности выискивая средства для пущей народной любови к самодержцам или ненависти к супротивникам. Но если для второго уже две тысячи лет успешно применялась белладонна и белена, то для первого ничего у лекарей не нашлось, хоть поиски и велись, не прекращаясь, с времен основателя державы, кстати, именно по этой причине и погибшего. Вплоть до той минуты, когда комплотеры не проведали, что знахари Гатчинского что-то умудрились открыть, хуже того, успешно испытать на мышах и кошках. Стать следующим в короткой цепочке подопытных у государевых мужей желания не имелось. Комплот созрел сам собой, стремительно перебравшись в государевы покои. А после упокоения Гатчинского Зубов, как старший среди Временного правительства, на первых порах даже прикрыл лаборатории, да через год возвернул эскулапов в пропахшие карболкой и спиртом помещения, поручив им завершить начатое в кратчайшие сроки. Что и было сделано.
В результате в пятницу вечером светила медицинской науки собрались в кабинете Зубова, отделанным мрамором, янтарем и совсем немножко рубинами - председатель любил советскую эстетику. Ведущий эскулап пододвинул к подлинному правителю отечества литровую банку, в темных глубинах которой явственно плескалось что-то живое и здоровое.
- Вот, - звякнув по стеклу ногтем, произнес доктор Самородков. - Недавно выведенный vermis transmissus, он же глист передающий.
Зубов вздрогнул и отодвинулся.
- Что передающий? - брезгливо поежившись, спросил он.
- Любовь к любому дарителю ДНК для создания глиста. Преданную и безоговорочную, на уровне безусловного рефлекса.
- Поэтому мы хотели изначально назвать его vermis honestus, поскольку он передает реципиенту добродетель, - встрял первый помощник Самородкова, человек молодой и нервный.
Зубов уяснил, что ничего не понял, потому потребовал подробностей. Но без умствований. Самородков невольно умолк, зато его зам оказался на высоте. Сразу начал пояснять и просвещать, было в нем что-то от Сидорова, только без эскапад последнего и на хорошем литературном языке. От него-то Зубов узнал о революционной методе управления человеческими массами.
А все дело, действительно, оказалось в глистах. Как известно, паразиты не только паразитируют на хозяине, как явствует из их названия, но еще и отравляют ему жизнь самыми разными способами. Некоторые способны изменять метаболизм носителя, иные воздействуют на сознание. Глисты Самородкова как раз последним и занимались. Намертво прикрепляясь к стенкам кишечника, они мало того, что объедали хозяина, но еще впрыскивали ему в кровь вещество со сложнопроизносимым названием, управлявшее поведением носителя. Оно заставляло возлюбить паразитов, всячески споспешествуя его развитию и распространению. Это поведение мало чем отличалось бы от банального токсикоплазмоза, при котором зараженный проникается нездоровой симпатией к носителям паразитов, вроде собак и кошек, если б не одна деталь: поскольку глисты Самородкова имели человеческий ДНК, то и любить хозяину предстояло не всех подряд, а исключительно того, от кого эти создания произошли.
- И от кого они произошли? - снова вздрагивая, вопросил Зубов. Самородков пожал плечами.
- Будто вы не догадываетесь, господин председатель. От прежнего хозяина наших земель. Но я не уничтожил их только потому, - продолжал спешно ученый, завидев, как явственно Зубов потянулся к тревожной кнопке, - чтоб иметь возможность демонстрации. В дальнейшем мы создадим колонию паразитов из любого предложенного вами ДНК, - поклонившись, закончил Самородков свою речь.
Тут-то Зубов и задумался. Было отчего. Ведь кому он мог доверить столь серьезное мероприятие? Разве себе. Но другие члены правительства, они, поди, воспротивятся, когда узнают. Да и не факт, что доктор не поделится информацией с ними, а как заставить Самородкова молчать об открытии и при этом не навредить его здоровью, Зубов представлял плохо. Потому он отмел первые диктаторские мысли и, скрепя сердце, пригласил заговорщиков в кабинет договариваться.
Вышло так себе. Встреча переросла во взаимные претензии, оскорбления и едва не закончилась новой кочергой, плавно дойдя до драки, в которой, - вот неожиданность! - явно побеждал Долгоруков.
С трудом утихомирив разбушевавшегося заместителя, Зубов восстановил подобие порядка.
- Пусть лучше остается Сидоров, - потирая ушибленный бок, произнес Долгоруков.
На него поглядели пристально, но, махнув рукой, согласились с очевидной правотой. Вызвали на ковер генерального вседержителя и верховного иерарха, теперь зиц-президент предпочитал такое поименование. Взяли щедрый соскоб и пригласили Самородкова.
- Куда столько! - воскликнул доктор, когда ему преподнесли целый коробок ДНК. - Достаточно одной клетки биоматериала.
- Сдачи не надо, - ответил Зубов. - Вы лучше скажите, как будете распространять паразитов, и сколько на это уйдет времени.
- Секвенирование ДНК займет месяц, потом выборка, после первые испытания, затем мне надо будет съездить на дачу, а после симпозиума... в начале сентября все будет готово.
- А распространять-то как?
- Все наши глисты гермафродиты, - с известной всякому ученому гордостью за дитятю отвечал Самородков, - а потому размножение происходит быстро и просто. Каждая особь в организме хозяина откладывает от двухсот двадцати до двухсот сорока тысяч яиц.
- В месяц? - уточнил Долгоруков.
- В сутки. Вне пределов организма, попадая туда самым биологически естественным образом, яйца быстро образуют личинки - в зависимости от окружающей среды через пару недель или месяцев. Которые, возвращаясь обратно, либо через временных носителей, типа кошек или собак, либо напрямую через неосторожных людей, пьющих некипяченую воду и едящих сырое мясо...
- Но мы не можем довериться случаю! - возопиял Зубов.
- И не надо. На то есть ваши способы доставки. Через раздачу бесплатной минералки на вокзалах, станциях и остановках общественного транспорта, которой вы, господин председатель, занимаетесь. Или вашу сеть ресторанов быстрого питания, господин заместитель. Да хоть через уколы от гриппа, кажется, этим второй зам Юсупов занимается? Личинки имеют размер доли миллиметра, а добираясь по кровеносным сосудам до бронхов, после выкашливаются из крови в пищевод, где и начинают свою жизнедеятельность. Я вам, господа, Америку не открываю, природа сама придумала наводнить глистами землю, мы лишь воспользовались случаем чуть ее поправить.
Комплотеры синхронно вздрогнули при этих словах. Долгоруков спросил вполголоса, излагая общую мысль собравшихся:
- А как от них защититься-то? Если такой глист попадет в природу, никто, получается, не застрахован.
- Мойте руки, кипятите воду, не ешьте сырую пищу. Тщательнее обрабатывайте домашних питомцев. И при первых признаках страстной, нескрываемой любви к Сидорову обращайтесь к врачу. Можно даже ко мне. Извините, но мне пора на заседание кафедры и в лабораторию.