арю, тенью следовавшему за хозяином: именно так Неграш получал сведения обо всем и ото всех. Позднее, когда тот решит, стоят ли переданные слова Кныша внимания, хозяин вернется. Сейчас же его ждут дела, ужин и немного общения с родными.
Вроде бы нам пора было уходить, но мой начальник с места не сдвинулся. Не положено. Так мы просидели до самой темноты, густым пологом окутавшей планету в половине восьмого. Только после этого, у меня уже спина затекла от неудобного сидения на жестком декоративном диванчике в углу, к нам прибыл секретарь, сообщив, что сиятельный господин, так его и назвал, готов уделить нам несколько минут. Столько же, как и всем остальным в замке, тут Неграш был сущим демократом - что с родными, что с челядью общался примерно поровну: коротко и всегда по-деловому. Причины, впрочем, раскрылись немедля, как мы дождались внимания самого́ сиятельного владыки.
Когда работяги вперли стелу в кабинет для приемов просителей, отделанный совершенно как все прочие в этом крыле, вроде бы изящно и со вкусом, но довольно однотипно, сразу видно, интереса к его оформлению ни Ника, ни сам Антон не проявляли, Неграш находился внутри, задумчиво стоял у окна, держа в руках книгу - кажется, томик стихов. Смерив нас пристальным взором, он изволил захлопнуть книгу Гельдерлина и некоторое время молча смотрел на памятник неведомой культуры, аккуратно поставленный на дощатый пьедестал, чтоб не попортить пол. Затем произнес:
- Обычный человек видит то, что хочет увидеть. Проницательная особа способна разглядеть и нечто, для нее неприятное. Но подлинно дальномыслящий субъект, о коем пишут мудрые поэты ушедшего, - потряхивание книгой, - увидит нечто большее, чем доводы чувств и рассудка.
Неграш помолчал и прибавил, наслаждаясь абсолютной тишиной кабинета.
- Я полагаю, вы прибыли ко мне не просто так. Вы приволокли этот памятник чужого ума с явно очевидной целью. Знаете... Кныш, я прав? - тот торопливо кивнул, не смея встревать в звучание хозяйского голоса. - Знаете, Кныш, я полагал вас более умным человеком. Не дальномыслящим, как называет иных Гельдерлин, но хотя бы достаточно разумным. Я небольшой знаток древности, с подобными вопросами вам следовало бы обращаться в секретариат по науке и культуре, но вы посчитали себя вправе влезть через головы и отвлечь меня. Меня, вы понимаете? - Кныш снова кивнул. Мне захотелось вмешаться, но подавленный заискиванием начальника, я невольно и сам утратил дар речи. - Вижу, что нет. Напрасно. Но я немного пойду вам навстречу и спрошу, что в этом камне такого, ради чего я должен потратить на него свое время?
Кныш будто окаменел. Он склонил голову, не смея даже смотреть на владыку, лишь пристально изучал его обувь или нет, даже тень от нее. Очнулся, лишь когда повелитель приказал тому говорить.
- Вы сами тратите свое время, - коротко, почти ласково произнес Неграш. - И я жду.
Кныш снова содрогнулся, но на сей раз заговорил. Быстро выпаливая слова, стал рассказывать о том, что по его мнению изображено на стеле.
- И почему мне это должно быть интересным? - спросил хозяин. Кныш смутился, но я, вдруг обнаглев, подал голос.
- Ваша дочь, госпожа Ника решила, что это так.
Он ко мне даже не повернул головы. Произнес коротко:
- Человек дальномысляший, к каковым я смею отнести и себя, в равной степени уделяет внимание и родным и другим. Больше того, он сознательно не ставит меж ними разницы. И я таков. Для меня жители Авроры, все до единого, волей или неволей, моя вотчина, мой дом и мой мир. И каждому я обязан уделить внимание, но не кому-то больше, кому-то нет, напротив. Каждый получает равную долю. И их мнение для меня так же равнозначно. И я решаю, стоит ли оно внимания или нет, вне зависимости от важности субъекта или степени родства. - Он помолчал и прибавил: - Так вот, я не вижу в этой стеле и крохи важности. Вы меня не убедили.
- Но на ней изображены плакальщики, - вдруг воскликнул я. Неграш, наконец, соизволил одарить меня вниманием.
- И что из этого? - вопросил он.
- У туземцев не было плакальщиков, сиятельный господин, - сгибаясь под тяжестью величия хозяина Авроры, сказал Кныш. - До этого момента мы не встречали подобного. Этой стеле более пятидесяти тысяч лет, она самый старый образчик творчества аборигенов из всех, нами встреченных. Я уже сообщал вашей светлости, через отдел науки, конечно, что в более поздних слоях мы видели обряды воскрешения, на которых уже нет плакальщиков. А это значит, туземцы как-то сумели...
- Можете не договаривать, - произнес Неграш. - Вы меня убедили. Ступайте.
И взмахом руки изгнал нас вон.
- И зачем надо было врать? - спросил начальник, стоило нам оказаться в конце анфилады комнат, венком коих был покинутый кабинет Неграша. - Все ж потом вскроется.
- А если это действительно так? - вопросом на вопрос ответил я. - Вы ж сами говорили, ничего не известно. Я только предположил.
- Предположил - что? Если только эта гора или что там изображено, действительно есть процесс воскрешения, но он обычно расписывался туземцам иначе, а плакальщики.... Хотя в этом есть свой резон. Во всяком случае, денег мы действительно получим - за это тебе спасибо, - наконец-то о моих заслугах вспомнил он. - Сторонний человек всегда что-то подмечает. Обычно глупость, конечно, так что не думай, парень, что всех нас просветил.
Стелу принесли следом за нами, установили в одной из комнат в людской. Оказалось, именно тут располагается отдел науки и культуры Авроры, вернее, его филиал, курируемый Жданом. Домашних ученых подняли из постелей, велели описать стелу, провести первичные и вторичные анализы, занести в анналы и отправить в музей - бог его знает, куда. Смотреть на шевеление людей вокруг куска гранита я не стал, тем более, сам Кныш к ним относился весьма скептически, ибо работниками они были кабинетными, сроду по здешним раскопам не бродившие, а только излучавшие былую мудрость - и за это привлеченные когда-то Жданом на Аврору. Теперь в их задачу входило проверять все сказанное Кнышем и оценивать. Чаще всего они соглашались с моим начальником, еще не хватало лишиться доступа к здешним благам, а я подозревал, что и они когда-то ухватили грамм-другой жижи: уж больно молодо выглядели. Впрочем, многих специалистов Неграши пригласили именно так, выдав в качестве невозвращаемой награды кусочек сока жизни, тем самым приговорив их к вечному служению на свои персоны. Особенно это касалось врачей и биохимиков - тех, кто сейчас бьется и за свою жизнь, в том числе, с загадкой копирования удивительного препарата.
После возвращения от Неграша, я хотел сразу отправиться к Вере, но Кныш удержал, напомнив, который сейчас час. Лучше обождать до завтра, никуда за ночь она не денется. Неграши нечасто попадают в смертельные передряги. За вычетом Ждана, конечно.
Как выяснилось наутро, все северное крыло замка принадлежало владетелю Авроры, доступ сторонних людей туда был запрещен. Не то, чтоб Неграш так боялся смерти, кажется, он уже переживал пару-тройку в былые годы, - просто не желал никого видеть во время своих дальномыслящих раздумий, или как там описывал это состояние его любимый Гельдерлин. Завтракать владетель так же предпочитал в уединении, но сразу затем изволил встречаться с некоторыми видными личностями былой родины: земными министрами и промышленниками - последние вереницей геликоптеров прибывали и прибывали в замок. По слухам, эхом начавшим бродить по залам дворца, владетель готовит для своих подопечных нечто особенное. Слуги с тем упоением пересказывали только выслушанные подробности, с каким это обычно и делают существа подневольные, поражая других собеседников, гордясь исключительно не своей особой рабской долей, но величием господина, эту долю для других удумавшей - в том числе и для новоприбывших хозяев. Так стало заметным удивительное кастовое деление челяди - чем ближе к Неграшу-старшему они находились, тем более значимое в глазах прочей обслуги место занимали.
Часа через три, когда мы уже позавтракали, а я все еще никак не мог найти Веру, слухи кристаллизовались окончательно в странную фразу: "публичное извержение". Я стал искать и Кныша, рассчитывая хоть у кого прояснить эту историю, ведь челядь не желала разговаривать с пустым местом - так она про себя именовала помощника начальника археологической экспедиции. Но безрезультатно. Зато когда спустился в полуподвал замка...
- Вера!
Она обернулась, бросилась ко мне; мы обнялись. В тот миг казалось, вернулись прежние времена самого начала нашего знакомства. Те самые, в которых мы не ссорились из-за копейки, не распределяли расходы, не думали о завтра, вернее, видели его только так, как желали, ясным и безоблачным. Как же все изменилось всего-то за последующий год! Мы будто нет, не повзрослели - состарились разом. Будто властители миров, заискивавшие у Неграшей, выпили из нас сок жизни, оставив с той необъятной пустотой внутри, которую невозможно заполнить страстями и чувствами. Наверное, потому мы и отдалились друг от друга, что ощутили внутри себя тот безмерный холод необозримого пространства, что в итоге развел нас.
Обнявшись, поцеловавшись, мы снова пристально оглядели друг друга, будто не веря, что все это действительно происходит с нами, связывает нас, изничтожая внутренний холод. Вера потащила меня в узкий коридор, ведущий к душевым, хоть там в этот миг мы остались наедине, освобожденные от беспрерывного мельтешения прочей замковой челяди.
- Не представляешь, как я рада, что ты прибыл на Аврору, - зашептала в самое ухо моя половинка, жарко, страстно. - Не представляю, что бы я без тебя делала.
- А что ты делала до моего прибытия? - улыбнувшись краешком губ, спросил я. Она мотнула непослушными кудряшками волос в ответ.
- Даже не представляешь. Никогда б не подумала, что вычитка покойного так выматывает. Я думала, ну представлю все как есть, ну прочту, а на деле это тихий ужас. Меня к этому целый месяц готовили, вводили в подробности, все расписывали, но в реальности... И ведь еще два года, год с тремя четвертями впереди. Не знаю, как вытяну. Да еще у Ждана, он ведь то и дело, то и дело...